Уход в виртуальный лес. Красноярский художник Александр Блосяк об эскапизме, нейросетях и сибирской граффити-культуре

Художник из Красноярска Александр Блосяк работает в разных масштабах. Может создать небольшую иллюстрацию, а может преобразить муралом большое здание.

В Томск его в 2023 привели фестивали — он сделал маску для «Ликов Сибири», мурал для проекта «Выход в город» и спонтанно разрисовал заброшенную стену возле гостиницы в районе ул. Большая Подгорная, 13. Мы поговорили о лесе, который Александр часто рисует, особенностях Томска, «сотрудничестве» художников и нейросетей.

— Александр, вы сказали, что за день до нашего интервью спонтанно сделали рисунок. Что это за работа?

— Я просто рисовал в городе, на стене возле отеля, где нас поселили. Мне давно очень хочется попасть в «Томскую писаницу» (крупнейший за Уралом музей-заповедник наскального искусства в Кемеровской области — прим. ред.), там древние сюжеты, они меня интересуют. Захотелось сделать работу с уклоном в их сторону. В основе рисунка — сюжет про созвездие Большой Медведицы, его раньше называли Лосем. Он похищает Солнце, и за ним гонится звезда Арктур, а потом Лосиха оказывается беременной и рожает маленького Лосенка — Малую Медведицу. Но охотник достигает космического Лося, убивает, и солнце наутро возвращается на свое место. На следующий вечер все повторяется...

Этот миф характерен для регионов Сибири и Севера, где были видны именно эти созвездия и звезды. Мой рисунок про космическую погоню — он во многом про то, как в Сибири представляли смену дня и ночи, движение светил. Отчасти на рисунок я вдохновился в процессе работы над маской для фестиваля «Лики Сибири». Думал отразить на ней этот сюжет, потом решил оставить его на будущее. Но не удержался, пошел рисовать, сделал работу за один день.

— Какие планы у вас были на маску для «Ликов Сибири»?

— Ехал в Томск без конкретного эскиза. Думал, на месте сориентируюсь, когда увижу саму маску. Тематика моих рисунков в основном связана с сибирской природой, с лесом, тем, что я вижу вокруг себя, например, в Красноярске. Думал, плюс-минус буду в этом духе маску делать. Выбирал материал, в итоге решил работать масляным мелком. Им рисунок делается за один заход. Не получилось в чистом виде провести эксперимент — обойтись совсем без эскиза. Но и я не делал жесткого переноса. Сама идея — передать в рисунке спонтанность буйства природы, жизненной силы. Она прорастает произвольно, не имея четкого сценария. Работал мелком, а он плохо правится…

— То есть как в первый раз сделал, так и останется?

— Да, перед тем, как начать работу, я два дня гулял, настраивался. Потом сделал все за один заход. В случаях с мелком надо принять рисунок таким, какой он получился, неважно, что мне нравится или не нравится. Это подражания природе, когда мы рисуем елочки, повторяем облака… Мне хотелось коснуться спонтанности и полного принятия любых проявлений.

— Какие у вас отношения с Томском?

— У меня с вашим городом долгая история, хотя я не так уж часто здесь бывал. Впервые приехал сюда к другу, он меня очень круто встретил, водил, всё показывал… Это было давно, в 2000 году. Последний раз до этого приезда был в Томске в 2014 году на первом Street Vision, получился другой способ знакомства с городом. В тот момент я начал заново рисовать на улице. Было приятное знакомство с томской культурной средой.

— А сейчас какие впечатления?

— Узнал тот город, который никогда не видел. Мне очень нравится, как он устроен, что он расположен на холмах. Спасибо организаторам фестиваля, что поселили нас в супер-месте, под Воскресенской горой. Бросается в глаза огромное количество деревянных домов, которых в Красноярске совсем мало. Микс всего вдохновляет. Вижу уличную жизнь — рисунки и много мест, где можно их сделать. Я имею в виду работы, которые не требуют официального утверждения. Некритично будет, если ты их нарисуешь, никто не расстроится.

— Если говорить про Сибирь, то можно ли выделить какие-то особенности местной иллюстрации, муралистики? На вас Сибирь влияет?

— Может, не совсем Сибирь, а такие города, как Томск, Новосибирск, Красноярск, Новокузнецк, возможно, Омск — между ними происходит постоянный культурный обмен. Кто-то приезжает на фестивали, идет бурление. Какой-то характерной особенности не назову. Разве что активность уличных фестивалей и росписей до сих пор не спала. В Москве их совсем закрыли, в Сибири они продолжают развиваться. Что касается тематики — все авторы очень разные. Нельзя говорить об общей.

— Вы упомянули лес. Это важный для вас образ?

— Для меня это своего рода эскапизм, форма невовлечения в злободневность. Я отталкиваюсь от того, что меня вдохновляет, где мне нравится быть. Это способ говорить с миром, работать с пластикой, с какими-то сюжетами. Раньше я больше обращал внимание на злободневные темы. В итоге начал терять опору под ногами — во всех бурлениях перестал понимать, где моя точка зрения, и насколько она действительно моя. И теперь у меня есть условный «уход в лес», где я отстраняюсь от полярностей.

— То есть кто-то мечтает уйти жить в тайгу, а вы уходите в виртуальный лес?

— Можно сказать и так. Сложно уходить в абсолютную бессюжетность. Все равно так или иначе меня привлекают мифические образы. У меня долгоиграющий эксперимент с лесом — разрабатываю пластику деревьев. Обращаюсь к разным материалам, масштабам, воплощениям. В каждой форме по-разному проявляется. К примеру, у меня есть шелковые платки с мотивами леса. Интересно посмотреть, куда еще работа с этой тематикой может зайти.

— Что вас вдохновляет, где ищете задумки, силы?

— Первое, что скажу про вдохновение — это проявления интересных решений в современном искусстве, графике. Последнее время черпаю вдохновение в мифических сюжетах.

— Как с ними соприкасаетесь, читаете?

— Недавно прочел книгу, где исследователь рассказывает про карты разных миров, изображенных на шаманских бубнах, ставшие сюжетами наскальных рисунков. Представления о космосе, мироздании есть во всех регионах России. Когда ездил на север в Мурманскую область, поинтересовался и нашел информацию про саамов. И отталкивался в выборе сюжета от образа мирового дерева. Его тоже на маску вплел. Мировое древо — ось, на которой все держится, архетипический образ, который до сих пор с нами. Когда мы видим на рисунках дерево, оно уже отсылает к мировому древу и представлению космоса мирового порядка, где все находится на своих местах. К соединению нашей природы и космоса. Поехал в Томск — посмотрел эту книгу, вдохновился.

— А сами пространства на вас как на автора муралов как-то влияют?

— Да, 100%. Ты едешь в другой город, возникает ощущение, что ты в отпуске. И сразу же хочется рисовать! Видишь город другими глазами, хочешь воспользоваться этим временем максимально.

— Еще вы участвуете в фестивале «Выход в город», расписываете здание на Кирова, 41. Что вы для него придумали?

— Это будет декоративная работа. Там здание строгое, административное, и мне хотелось сделать интересный орнамент без сюжета, просто сочетание цветов, форм, чтобы цветовое решение вписывалось в среду, не сильно много на себя брало, но при этом было бы интересно в него погрузиться, его рассмотреть. Оно во многом отталкивается от того, что мне очень нравится лес. В Томске не бывал в лесах, а в Красноярске, когда едешь на Столбы, куда-то наверх залезаешь, идешь по лесу, то редко можешь увидеть красивые пейзажи. Это зачастую стена из деревьев, которая создает плотный рисунок. Или залезаешь на скалу, видишь лес сверху, он смотрится ковром. А когда ты в средней полосе, к примеру, в Московской области — это такое ровное травяное покрытие. Березки торчат реденькие, чего-то не хватает.

— Если говорить о материалах — мурал в холодном сибирском городе живет столь же долго, как в других регионах? Учитывается ли момент климата?

— Все-таки у нас не настолько суровый Север, чтобы климат сильно влиял. Но, конечно, рисунки живут на улице, и это не мозаики из смальты, которые держатся столетиями. С годами мурал будет отшелушиваться. Но делать его дешевле, чем монументальную работу с мозаикой. Да, краска может отвалиться, хотя прекрасные художественные аэрозольные хорошо держатся и не выгорают. Подходящие материалы есть.

— Если говорить про сибирских художников — насколько, по-вашему, это сообщество развито?

— Боюсь называть имена, чтобы кого-то случайно не забыть. В Красноярске достаточно активная культурная жизнь, она существует вокруг точек притяжения. Музеи, институции, разные культурные пространства, какие-то независимые объединения формируют их вокруг себя. Тот же институт искусств — многие приезжают в Красноярск учиться, кто-то едет на фестивали, возникает культурный обмен, он, наверное, и ценен. Сложно сказать, что вот русская культура, вот французская, вот еще какая-то… Мы постоянно находимся в обмене. Это эгоизм и жадность, зацикливаться на чем-то одном.

Взаимодействие важно — к примеру, сейчас ребята из Омска, команда уличных художников «Крепкий палец», в резиденции в Японии. Они увезли туда что-то свое и привезут назад что-то местное.

— Можете ли что-то сказать про томичей?

— Я томских художников не очень хорошо знаю. Первый Street Vision меня восхитил, что в одном месте собралось столько приезжих ребят, и я получил общее представление о том, столько всего происходит. Не помню, кто там был из Томска, кто откуда, не разделял. Я сегодня не всех молодых красноярских художников знаю. В Томске увиделся с искусствоведом Оксаной Будулак, она приехала из Красноярска и показала мне молодых интересных ребят. Получается, благодаря событию в Томске, я узнал о художниках из своего города. Наглядный пример, как мы друг с другом знакомимся.

— В красноярском баре «Булгаков» были настойки с вашими авторскими этикетками по мотивам повести «Роковые яйца». Как вы видите такие коллаборации художников с заведениями?

Мне интересны подобные вещи. Та этикетка для меня - иллюстраторская работа. Но вообще мы с ребятами из ресторанной группы Berrywood Family, куда входит «Булгаков», уже давно сотрудничаем. Сейчас я сделал для них упаковку для пиццы совместно с искусственным интеллектом. Они любят необычные спецпроекты. Мне нравится их подход — они выбирают авторов и им доверяют, не «сушат» идеи. Получается в каждый проект что-нибудь ввернуть, сделать определенное высказывание на тему Красноярска. Например, упомянуть, что у нас плохая экологическая обстановка. Когда эта тема не проговаривается, то становится еще более болезненным моментом, нужно о ней напоминать.

— Художникам стоит работать с экологической темой?

— Я когда-то сделал несколько проектов, которые были посвящены вырубкам, лесным пожарам. Такие вещи привлекают внимание, но не знаю, насколько они решают проблему, а не просто наводят панику, истерику.

— И есть ли смысл?

— Не то что смысл, но это тот случай, когда ты уходишь в злободневные темы, а потом обратно, потому что понимаешь, это та вещь, которая уводит тебя в некотором смысле от первоначальной идеи. Это мое наблюдение. У нас есть сообщество, которое информирует людей, что происходит с экологией в городе, какие выбросы. Так или иначе, каждый красноярский художник высказался на эту тему. Хотя специальных выставок не было.

— Вы упомянули искусственный интеллект. Как относитесь к «сотрудничеству» с ним?

— Сейчас все вдруг обнаружили его возможности и пытаются их понять и добавить в какой-то проект, сделать рекламу, арт. Художники тоже стали им пользоваться. Я работал с нейросетью Kandinsky. Искусственный интеллект — теперь часть нашего мира, инструмент, с которым взаимодействуют. Это новые вызовы. Разные философы думают, насколько он этичен. Я недавно узнал, что из отдельных нейросетей уходит часть разработчиков. Они считают их слишком опасными, и речь не только о потере рабочих мест. Искусственный интеллект — это как атомное оружие, неизвестно, как он может себя проявить. В свое время фотография изменила способ восприятия мира, и мы теперь видим иначе. Искусственный интеллект тоже помогает видеть иначе.

Что касается использования для арта — недавно меня попросили поучаствовать в жюри в конкурсе текстиля. Среди не супер-крутых работ я внезапно увидел красивую, начал ее разглядывать и понял: она сгенерирована. И не знал, как это оценить… Пошел смотреть аккаунт автора, понял, что сам он подобных вещей совсем не делает. Она просто сгенерирована и никак не обработана. Когда работа нейросети не переосмысляется и подается как авторская, мне это кажется неэтичным. А если она доделывается, то почему бы и нет — нейросеть вполне имеет право быть одним из инструментов.

— Есть ли у вас театральные проекты?

— Я делал обложки для аудиоспектаклей — моя супруга аудиохудожник. По-моему, променады с аудиоисториями — пока не до конца изученный формат. Он обалденный, я его очень люблю. Это тот стрит-арт, что недооценен. Когда я в Красноярске слушал аудиопроменад, то шел по городу и смотрел на него другими глазами. Создается ощущение спонтанности, когда спектакль сочетается с происходящим в городе. В этом присутствует момент случайности.

— Вы занимаетесь и муралами, и иллюстрациями. А какое из направлений вам интереснее всего?

— В этом прелесть, что их несколько. Мне всегда трудно сделать конкретный выбор. Трудно сказать этому решению «да», а этому «нет», если обе идеи нравятся. В какой-то момент я перестал из-за этого переживать. Мне нравится, что мурал — это один масштаб и совершенно другая задача, чем текстильные вещи, орнамент для ткани или акварельные работы на бумаге. Еще и хочется со скульптурой поработать. Рисовать в разных медиа, на разных носителях, в разных масштабах… Это очень затягивает!

Текст: Мария Симонова

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».