Ряжение — это праздник непослушания. Участники театра «Окрутники» о традициях, нарядах и шествии с медведем

Московский фольклорный театр «Окрутники» уже второй раз провел в Томске колядки «С медведем по соседям!». Отмечать их придумали в Первом музее славянской мифологии, где и проходят основные гуляния с шумными песнями и яркими костюмами.

А началась их театральная история с необычного хобби Алексея Блинова. Ему хотелось осваивать народные традиции, играть и рядиться. Тем более, что он умел вырезать маски, подходящие для таких обрядов. Постепенно вокруг Алексея стали собираться единомышленники, и увлечение превратилось в большой проект, в основе которого этнографические исследования. О театре и традициях, ряжении и Томске, этнографии и фантазии, мы поговорили с участниками творческого коллектива.

— Алексей, Анна, в Томск вы приезжаете второй год. Вас пригласил Первый музей славянской мифологии?

Алексей Блинов: — Да. Там работают потрясающие люди, активные, креативные. Очень сплоченная команда. У них постоянно идеи, гранты, какие-то мастер-классы. Меня это восхищает. Они придумали в рамках «Медвежьего фестиваля» проект «С медведем по соседям!» — ходить и колядовать.

Анна Панкратова: — Чувствуется, у них большой опыт именно музейной, проектной работы. И, как мы поняли, музей в городе любят, у них есть своя публика. А у нас — большой опыт проведения праздничных мероприятий в разных форматах. Мы дополнили друг друга, когда они вышли на нас с такой идеей.

АБ: — Важный момент, что нас пригласили не как некий уличный театр, чтобы мы показали представление. Основной идеей было задействовать в ряжении людей. То есть, немного показать, подсказать, именно помочь перенять опыт. В проекте нет зрителей, в нем именно участники. Каждый человек, семья с детьми, становились частью этого действа.

АП: — Когда в прошлом году в первый раз в Томске ходили «С медведем по соседям!», к нам подходили люди из области, говорили: «А у нас до сих пор колядуют и дети, и взрослые», — и сейчас в Томске довольно молодые люди сказали то же самое. Мол, в детстве я колядовала, хочу детей приучить.

— Есть разные варианты колядования? Как организован процесс «С медведем по соседям!»?

АП: — Традиции различаются. Некоторые не рядятся, ходят со звездой, девочки поют. Страшные ряженые ходят ночью — обычно это мужская компания. В основе колядования идея, что обходят всю деревню, от дома к дому. Если ряженые не зашли — это оскорбление, плохое предсказание на весь год. В Томске «С медведем по соседям!» — это шествие. Мы идем в гости к Дому искусств, Музею истории и возвращаемся домой, в Музей славянской мифологии.

АБ: — «С медведем по соседям!» — это не просто обход. Мы водим ряженого медведя. Какие у нас о нем ключевые представления? Он сильный. Если ты с ним пообщаешься, он может передать тебе свою силу. Когда медведь просыпается, приходит весна, все расцветает, солнышко светит. Когда хозяева одаривают медведя, он им прогнозирует хорошее будущее. Это своего рода ритуальная игра. Не просто «я для тебя сплясал, ты мне конфетку дал». Это пожелания, и, поскольку колядуют в «волшебное» время, они непременно сбудутся. Откуда традиция по праздникам накрывать богатый стол, собираться вместе? Мы как бы этим предсказываем себе хорошее будущее.

— К «обычным» томичам по домам вы не заходили?

АБ: — Нас было больше 100 человек! Мы приходили, желали самого наилучшего в Новом году, девушки из местного колледжа культуры пели. Нас одаривали, и мы разыгрывали представление. В Доме искусств и на гармошке играли… В целом это важная форма взаимодействия, такие мероприятия сплачивают людей, особо в наше время. Мы слишком запираемся в себе, надо иногда открываться.

— В Томске вы колядовали по музеям, а где-то ходите по домам? Как люди относятся?

АБ: — Хорошо. Иногда нас специально приглашают. Допустим, садовое товарищество, мы для них проводим праздник урожая, мы обходим все дома. Нам показывают, вот кабачки уродились, тыквы… Не первый год ездим в Беларусь. Там в Давид-Городке сохранился обычай «Коники», ему около 100 лет, на Старый Новый год ряженые ходят по домам. Люди, которые хотят, чтобы к ним пришли колядовщики, зажигают свет. И встречают их с накрытыми столами.

АП: — Когда мы в центре Москвы колядуем, некоторые издалека радуются. А есть люди, которые делают вид, что ничего необычного на улице не происходит.

АБ: — Сейчас не хватает «движухи». Все с нами фотографируются, задают вопросы. Мне кажется, большинство принимают нас позитивно.

— А расскажите, с чего начался ваш необычный проект?

АБ: — Я интересуюсь этнологией, традиционной культурой с прикладной точки зрения. Занимаюсь резьбой, русским декоративным прикладным искусством. Еще с детства меня привлекало все, что связано с театром, с лицедейством, с перевоплощением, цирком, смеховой народной культурой. Постепенно я пришел к выводу, что нам не хватает вещей, связанных с ряжеными. Есть фольклорные коллективы, которые сохраняют песенные традиции, музыканты, изучающие и реставрирующие старинные инструменты. А о ряжении, неотъемлемой части русской праздничной культуры, никто не вспоминает. Хотя как можно представить Масленицу без ряженых, рождественские вечера без колядующих?! Потихоньку вокруг меня начал формироваться круг увлеченных этим направлением людей. Мы стали собирать материал. «Окрутники» не просто создают перформансы, в их основе — этнографические исследования. Так, из исторических упоминаний, мы воссоздаем образ русских ряженых.

АП: — Я интересовалась этнолингвистикой — профессионально изучала историю английского языка. Это анализ быта, воззрений, мифологии на основе языка. Задумалась, есть ли такое направление в русском. Узнала, что есть русская школа этнолингвистики, так в моей жизни появилась этнография. Сначала был общий интерес к русской этнографической, крестьянской культуре двух прошлых веков. К музыке, костюму — ко всему. Тогда я познакомилась с Алексеем, узнала, что есть такой проект. «Окрутники» только зарождались, мы еще не думали, что они станут популярными.

— Где ищете этнографический материал?

АБ: — У нас и в советское время и сейчас издается огромное количество литературы по этнографии. Мы даже всю еще не прочитали. Есть Институт славяноведения, МГУ, масса академических изданий. Интернет помогает найти информацию. Конечно, по возможности мы выезжаем в экспедиции. Часто ездить не получается, да и мы уже лет на 10-20 опоздали. Дело не в том, что не осталось стариков. Они есть, но уже настолько синтезированы в современную культуру, что у них даже и воспоминаний о прошлом почти стерлись.

— Когда вы ведете работу с историческим материалом, то используете ли сибирские источники?

АБ: — Да, по Сибири их много. В Первом музее славянской мифологии выставлены фотографий из коллекции российского этнографического музея. И одна из первых фотографий ряженых, которая сохранилась, сделана именно в Томской губернии. Сейчас это Алтайский край. На ней деревенские ряженые. Хотя их редко фотографировали, больше собирателей интересовало не зодчество, а предметы народного искусства, то, что украшено резьбой, росписью, вышивкой.

АП: — И экспедиции проходили не часто. Трудно зимой в мороз приехать в такую даль.

АБ: — В Сибири, на Урале много материала, потому что здесь были переселенцы. И они, попав на чужбину, держались за свои традиции. Я знаю, в Томской области есть белорусские села. Они, оторвавшись от своей родины, пытаются сохранить элементы традиций для самоидентификации. В Центральной России меньше сохранилось, поскольку было большое давление светской, городской культуры. Это касается и духовной стороны, потому что за Уралом много старообрядцев; и этнической — в такой замкнутой, оторванной от исторической родины среде, хорошо сохраняется язык. Услышать уникальные русские говоры можно только в изолированных от городов деревушках.

— Что надо учитывать при ряжении, в чем есть особенности?

АБ: — Ряжение — это праздник непослушания, тут все средства хороши! Есть правила традиционного ряжения — одежду, тулупы выворачивают мехом наружу. Ряженые — это нечистая сила, домовые и лешие. Все они имеют животную природу, это представители антимира. Любое шествие, обход дворов ряжеными символизирует посланцев иного мира. Духов, демонов, предков, давно ушедших...

АП: — Можно вспомнить про карнавальную культуру, о которой много писал Бахтин.

АБ: — Мужчины наряжаются женщинами, и наоборот. Маски — универсальный символ праздничной культуры. Это неузнаваемость. Очень важно было, чтобы соседи не узнали, прячется за маской. Для этого меняли голос, походку.

— Как хорошо рядиться?

АБ: — Если говорить о классическом ряжении, то это старая, ветхая одежда, которую мы уже не носим. Пуховик вывернуть наизнанку странно, а шубу, тулуп — можно. Годятся природные материалы. Палочки, веточки, войлок. Сначала надо представить персону, которую ты будешь играть, создать образ. Некоторые вещи можно поведенчески показать, движениями.

АП: — Думаю, для людей, кто хочет праздника и приобщения к народной культуре, нужны только желание и фантазия. Поработать над образом, перевоплотиться. Контекст тоже важен, о каком празднике речь. А если профессионально заниматься ряжением, то, конечно, недостаточно просто надеть маску. Персонажей надо сыграть, нужны народные инструменты, определенная пластика, костюмы, знание сюжетов, манеры разговора. Мы прорабатываем их, чтобы понимать изнутри и говорить на языке народной культуры. У нас к себе высокие требования.

— Окрутники — это маски. Вы обучаете, как их правильно делать?

АП: — Алексей большой специалист, он известный маскмейкер. Его работы есть в музеях других стран.

АБ: — Канона для маски нет. Кто-то из ряженых лицо сажей мазал, кто-то надевал тюль, тряпки наматывал. Делали маски из бересты, кожи, войлока — из чего угодно. Эффектно смотрелась корзина, надетая на голову (такие локальные традиции есть в Польше). Деревянные маски достаточно распространенные, архаичные. Я как резчик по дереву мастерю деревянные. По традиции они простые, топорные, без особых изысков. Но жизнь не стоит на месте, мне хотелось внести что-то свое. Я украшаю их резьбой. Главное — не качество исполнения, а образ. Тогда человеку в маске будет легче работать, она ему будет подсказывать. Маска — вещь магическая, есть ощущение, что она живая. Праздник получается ярче, когда к нему долго готовятся. Раньше целый год продумывали свой костюм на Святки. Средств было немного, магазинов не было. Фантазировали…. Иногда образ передавался из поколения в поколение. И в каждой деревне были свои каноны костюмов ряженых.

АП: — Лешины маски очень узнаваемые. Иногда видишь книжку, к примеру, «Ночь перед Рождеством», и по иллюстрации понятно, откуда срисовывали!

АБ: — Это нормально! Я много лет посвятил изучению традиционных масок. И они, хотя и несут авторский отпечаток, выполнены в традиционной технике, из обычных материалов.

— Алексей, вы упомянули, что занимаетесь еще и резьбой. Как Вам в этом отношении Томск?

АБ: — Я чуть с ума не сошел! Для меня Томск стал настоящим открытием. Здесь потрясающие наличники, дома. Подобные были и в центральной России, но там не сохранились. Идешь, смотришь — вроде, дом покосился, старый, а окошки горят, значит, люди живут. Это во мне восторг вызывает. Меня даже очаровывает небольшая запущенность зданий. Наслоение краски на наличниках. Эти перекошенные дома…

— То, что они находятся во многом в угасающем состоянии, Вас не смущает?

АБ: — Люди умирают, дома умирают…. Есть рефлексия по этому поводу. Но все зависит от людей. Возможно, от инициативы снизу. Кстати, в Томск и каменная архитектура меня впечатлила. Здесь столько огромных, монументальных старых строений… Тот же ТГАСУ, возле корпусов которого мы живем. Ходишь, наслаждаешься. В Москве Лужков этот пласт архитектуры разрушил. Но главное — в Томске все живое, это не музей.

— Как именно вы связаны с театром?

АБ: — Это же не просто «обойти дворы» — деятельность ряженых. Это маскарадные игры, они — прародители современного театра. Собственно, на сцене человек, не используя маску, надевает на себя чей-то образ. С маской с одной стороны проще, с другой сложнее. Я считаю, что у нас тоже театр. Маскарадный театр ряженых. Некоторые говорят, это народная культура, обряд. Но что есть обряд, если не театр?! Комедии в храме Диониса разыгрывались. Ряженые могли в обряде принимать участие, могли представление играть. Любой театр по-своему магический.

АП: — Мы начинали группой единомышленников, которым эта тема была интересна. Знали мало, а потом жизнь нас заставила многое освоить, в том числе и учиться у уличных театров.

АБ: — Если ты просто наденешь маску и не создашь образ, если у тебя голос не поставлен, если ты не умеешь держать зрителя, то у тебя немного получится.

АП: — И у такого народного театра нет зрителя, есть пассивные участники, которые в любой момент могут как-то принять участие в представлении. В сценках ряженых были односельчане и горожане, которые друг друга знали и проигрывали определенные моменты, чтобы рассмешить, подшутить, подколоть. В представление могли вплетаться горячие новости.

— И узнаваемые персонажи?

АБ: — Да. К примеру, есть в деревне ворчливые хромой старик. И ряженый, игравший старика, хромал и ворчал в похожей манере. И все узнавали соседа, это было смешно.

АП: — Я бы сказала, это близко к современному стендапу. И есть сходство с дель арте, тоже народной итальянской комедией. Они приезжали в другие города заранее, за 2-3 дня до представления, и собирали информацию — последние новости, все горячее и «жареное». И использовали в показе. Карнавал всегда должен выглядеть актуально. У нас не всегда есть возможность знать подробности о тех, перед кем мы выступаем, но что-то на злобу дня мы стараемся внести.

— Что для вас значат маски?

АБ: — Я всегда был заворожен маской как чем-то мистическим. С ее помощью человек примеряет на себя образы и характеры других героев — злодеев, праведников. Сперва просто делал маски, не думал, что их можно использовать во время маскарадных игр, обрядов. А потом у нас потихоньку сформировалась своя команда. Сейчас очень многие люди интересуются традициями колядования. Надеюсь, отчасти и благодаря нашей деятельности. Мы собрали огромное количество материала, у нас есть популярная группа Вконтакте.

АП: — Думаю, дело не только в материале, а в том, чтобы создать такой прецедент, показать, как это интересно, что это возможно проводить сегодня, как ряжение может выглядеть. В Томске молодые люди приносили маски, которые они сами сделали. Вероятно, они следят за нашей деятельностью, но работы у них в своем стиле. Любое большое дело начинается с идеи или с какой-то группы пассионариев, которые пробивают стену.

— Как вы для себя формулируете главные цели и задачи проекта?

АБ: — Мне всегда просто хотелось играть и рядиться, каких-то сверхцелей я перед собой не ставил. Кто-то любит марки собирать, кто-то в рок-группе играет, а я увлекся традиционным ряжением. Наверное, сейчас цели и задачи формируются. Мне очень интересно помогать, делиться опытом, когда где-то появляются люди, которым интересно это явление и они хотят сами что-то создавать. Люблю разрабатывать костюмы, подготавливать антрепризы. Нам есть чем поделиться, и мы это делаем с удовольствием.

АП: — Мне очень хочется привлечь внимание к этой теме, что отчасти уже удалось. И среди фольклористов, и на уровне муниципальных проектов, музеев.

АБ: — У нас иногда на Масленицу аниматоры надевают костюмы Человека-паука, Чебурашки. Если город уж проводит этот праздник, хотелось бы, чтобы он проходил как 100-200 лет назад. И если там были бы ряженые, то настоящие. Добиться погружения не в древность, а немножко в вечность, в традиционную культуру. Человек придет на праздник, сможет и повеселиться, и что-то для себя подчерпнуть, чему-то научиться, получить информацию, прикоснуться к не сиюминутному, ежесекундному, а традиционному.

АП: — Хочется, чтобы это были не штампы, не профанация, когда, к примеру, скоморох ходит в атласных костюмах. Думаю, если мы даже без масштабных целей будем заниматься хорошо своим делом, будет неплохой пример.

— Как на вас лично повлияло ваше увлечение?

АБ: — Когда люди начинают погружаться в искусство ряжения, прикасаться к культуре, он начинает многое осваивать. Например, играть на гуслях. Или я кому-то говорил, что вы двигаетесь не по-народному! Они пошли на пляски и достигли успехов. Человек пришел, ничего не умел, музыкальных инструментов в руках не держал — теперь он гармонист. Через прикосновение к одному аспекту народной культуры ты начинаешь интересоваться другими вещами. Даже костюм простенький надел, а уже хочется двигаться вперед. Потихоньку что-то делаешь сам. Я благодаря ряжению научился работать с кожей, валять из войлока. Потому что иногда нужно специальный ремень или шапку войлочную. И шить начал, заниматься набойкой ткани. Все должно быть безупречно. В костюме ряженого каждый элемент должен вызывать «вау-эффект». Мы учимся и потом делимся. Ходим на мастер-классы к уличным театрам, по каким-то ремеслам сами проводим. Я преподаю резьбу по дереву, а мой соратник — театральные мастер-классы.

АП: — Я стала изучать народную музыку, начала петь, теперь даже пою в фольклорном ансамбле. С костюмом немного работаю. С войлоком, мехом. Коллекционирую старинные костюмы. Каждый в команде нашел свою нишу, стал незаменимым в чем-то человеком.

Текст: Мария Симонова

Редакция благодарит отель «Скандинавия» за предоставление площадки для проведения съемки интервью.

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».