Анна Шишкина, «Странствующие куклы господина Пэжо»: «Зимой уличные спектакли тоже возможны!»

В декабре известный в России уличный театр с более чем 30-летней историей «Странствующие куклы господина Пэжо» добрался и до Томска. По приглашению «Дома искусств» в нашем городе его актеры провели пятидневный семинар «Культура уличного театра», а в выходные сыграли два спектакля на сцене возле БКЗ.

Возможен ли уличный театр в Сибири? Чем особенны актеры этого направления? Ради чего «Странствующие куклы господина Пэжо» приехали в Томск? Расспросили обо всем Анну Шишкину, художественного руководителя театра с момента его основания.

— Анна, что сегодня происходит в российском уличном театре?

— Он переживает своеобразный ренессанс. В 2019 году был создан Союз уличных театров. Сегодня они востребованы. Появилось большое количество фестивалей, в российских уличных театрах появляются молодые команды, чрезвычайно интересные. Уличный театр — он, как и любой другой, может быть профессиональным и любительским, развлекательным и глубоким, постмодернистским и традиционным. Он может быть просто скучным, он может быть бездарным, потому что это театр.

Кстати, государственные театры активно заказывают у нас, профессионалов, уличные спектакли. К примеру, в этом году мы поставили спектакль про Канта Калининградскому драматическому театру, он вошел в репертуар и идет на улице. Только что наш театр закончил постановку для Воронежского академического уличного театра, созданного под патронажем «Платоновского фестиваля». Мы его создавали, а теперь приятно, что он не оказался «театром одного спектакля», а живет, развивается, приглашает режиссеров. В следующем году мы, вероятно, будем ставить в государственном театре Ульяновска.

— С чем связан такой интерес «традиционного» театра к уличному?

— Театры понимают — им надо выходить на улицу. Там тоже их публика. В театры, по статистике, ходят 2% людей. Умные, добрые, хорошие, славные люди смотрят на умных, добрых, хороших, славных людей за немалые деньги — вот что такое сейчас конвенциональный, закрытый театр. И хочется процитировать Карлсона: «Малыш, я же лучше собаки!». А как же остальные люди, они же тоже публика! Вдумчивая, интересная, но очень непростая российская аудитория, которая с огромным интересом воспринимает уличное искусство.

— Как вам такое взаимодействие с конвенциональными театрами?

— Мне очень интересно работать и с драматическими актерами, и, особенно, с профессиональными кукольниками. К примеру, в спектакле, который мы поставили несколько лет назад в театре кукол имени Вольховского, заслуженная актриса впервые вышла на улицу в 72 года. Причем она сама просила взять ее в проект. И действительно великолепно овладела площадью. Нужно понимать: выйти на улицу — это не просто взять и сыграть то, что ты играл раньше, но на улице. Так не работает. Здесь другие законы, требования, задачи. И на лекциях я постоянно говорю о том, что существует театр уличный и науличный. Как отличить один от другого? Очень просто. Если вы забираете спектакль с улицы, играете на сцене в помещении, и он не теряет своего художественного значения, а даже ставится еще лучше, то он науличный. А если постановку нельзя изъять из улицы либо технически, либо она связана с каким-то местом, которое имеет для нее важное семантическое значение, либо стратегия режиссуры у нее уличная, то это уличный спектакль. Меня привлекают именно они.

— Какие ключевые качества требуются актёрам, чтобы работать в уличном спектакле?

— Уличный актёр традиционно и в Европе, и в России — полипрофессионал. Он не ограничен комплексом каких-то навыков, а работает и с телом, и с предметным театром, имеет цирковые навыки, навыки интерактива. Кстати, в отличие от общеупотребительного мнения, интерактив необязательное свойство уличного театра, а инструментарий, который можно использовать. Если режиссер его берет, то хорошо бы, чтобы он знал зачем. Не только чтобы потянуть время и развлечь публику. И этим навыком актеру нужно владеть. Хороший интерактив — это не когда актер играет с публикой, а когда публика играет с актером. Для этого нужна сложная провокация, которая выстраивается режиссёрским и актёрским методами. Еще для уличного театра важна большая выносливость. Когда мы приезжаем на кастинг в театры, которые делают шаг на улицу, я говорю: «Ребята, гипотоники, гипертоники, сердечники — выходим из строя!». Это очень физически утомительное искусство, даже если спектакль не связан с быстрыми перемещениями. И, конечно, он зависит от погоды. В дождь мы играем, иначе какой же это уличный театр?! Северный ветер — наш друг. Хочу порадовать Томск — зимой уличные спектакли тоже возможны!

— Правда? Помню, что слышала от работавших в Томске в прежние годы режиссеров, что нам такой театр не подойдет, в Сибири для уличных постановок слишком холодно.

— В последние пять лет мы стали ставить уличные зимние спектакли и поняли, что они требуют другой режиссуры и стратегии. Что такое режиссура, все понимают, а стратегия — это осуществление режиссуры на месте. Стратегия зимнего спектакля в том, что он не площадной. В хорошем смысле этого слова. Это, вероятнее всего, квесты и променады с переходами, публика просто не должна стоять все 40 минут, ей будет холодно. Важно, чтобы зрители контекстуально перемещались, не просто переходили с одного места на другое, для этого и нужна стратегия.

В Альметьевске (Республика Татарстан), где очень холодно, мы поставили уже два зимних спектакля. Сейчас наш второй режиссер поехал помогать театру «Лёгкие крылья» ставить «Снежную королеву». Это очень развивающийся театр, с большим потенциалом. И нам приятно, что мы, в каком-то смысле, инициировали эту команду, преподавали им, ставили их первые спектакли. Иногда они и сейчас нас приглашают. «Снежная королева» — их самостоятельный проект с большой декорацией, с цирковыми элементами.

И такое взаимодействие возможно, потому что в уличном театре нет жесткой сепарации между специальностями — вот режиссер, вот актер, вот бутафор, вот хореограф. Это, во-первых, невыгодно, во-вторых, у всех полифункциональное мышление. Каждый раз, когда мы приезжаем в драматические театры, со мной обязательно едет помощник режиссера, человек широкого спектра, возможностей, кто-то из актеров нашего театра. И в цехах всегда поражаются — мы не подаем заявки, не ждем, наши ребята все делают сами. Так намного быстрее. Сами варим декорации, сами делаем костюмы. Мы не просто приезжаем и воплощаем замысел, а проводим лабораторию. Дальше обсуждаем с театром, какой могли бы поставить спектакль. Делаем для него декорации, костюмы. Если нужны маски, куклы, объекты, их тоже создаем. Пишем музыку. Театр — это еще и производство. А «Странствующие куклы господина Пэжо» — вообще «барахольщик». Наше принципиальное отличие — мы работаем в масках. И в коллекции театра их более 300. Это не считая масок, которые мы делали другим театрам, в том числе, зарубежным.

— Ваша любовь к маскам — это важная часть уличного театра как вы его видите?

— Нет, это просто инструментарий, который используется и в конвенциональных закрытых театрах, и в открытых уличных. Мне нравятся маски, потому что они эффективны на площади. Это мой самый любимый инструментарий уличного театра. Люблю его и балаган, хотя мы работаем в разных форматах.

— Нужна ли для уличных спектаклей литературная, текстовая основа?

— Театры бывают разные. Мы обычно работаем без нее. Не считая последнего спектакля, когда мы обратились к текстам двух воронежских бабушек — он связан со сказительством. Долго «Странствующие куклы господина Пэжо» путешествовали по Европе, 30 лет мы играли там. Я считала, что текст не звучит на улице. Была согласна с Антоном Адасинским, основателем театра DEREVO, что текст, если это не балаган, на улице не работает. Но я второй год играют Арину Родионовну в спектакле «Саша спит» — это наша хулиганская история — и вдруг осознала, что в камерном проекте жанр сказительства очень даже работает. Я играю сейчас в России, и меня понимают, и мне показалось, что в связи с масштабными стрессами, серьезными изменениями жизни последних лет, именно камерная беседа, когда люди разговаривают, оказалась чрезвычайно востребована. В этом году мы много раз сыграли «Саша спит» — во Владикавказе впервые прошел фестиваль уличных театров под патронажем театра им. Вахтангова. Он выкупил домик Вахтангова и приурочил к этому фестиваль. Проект показался мне интересным соединением конвенционального театра и уличного. И очень логично, что оно случилось на базе личности Вахтангова. Спектакли привезли «масочного характера», с большим количеством импровизации, и публика прекрасно их воспринимала. И вот этот наш камерный спектакль «Саша спит» некоторые люди смотрели в третий, четвертый, пятый раз. Мне легко его играть, потому что я хорошо вру (я — мастер балагуринга!) и неплохо знаю биографию Александра Сергеевича. Няня Арина Родионовна может в этой истории рассказывать о чем угодно, вплоть до снов Раневской про Пушкина. И я могу это выдержать, мне нормально, если я вижу, что 20% публики вернулось, я рассказываю новые вещи. Спектакль навел меня на мысль, что сказительство востребовано.

И для Воронежского академического уличного театра (это, конечно, ироничное название, театр называется «ВАУ») мы поставили спектакль «Как бывало в старину…» по текстам воронежских сказительниц, бабушки Куприянихи и бабушки Корольковой. Это не просто русская сказка, а очень авторская, аутентичная. С одной стороны, сюжеты знакомы всем с детства, с другой — там много ярких, характерных особенностей их лексики. И, мне кажется, спектакль получился замечательным. С нетерпением ожидаю, когда увижу его летом на улице. Сейчас они играют его в закрытых помещениях.

Если говорить о других театрах, то есть много променадов. Замечательный уличный спектакль по письмам народовольцев в Петербурге поставил театр «Театро ди Капуа», неоднократный лауреат «Золотой Маски». Это серьезная камерная «бродилка». Текст может существовать, но важно понимать, зачем он нужен. Если ты выходишь на улицу только потому, чтобы люди в наушниках прошлись по историческим местам, сделать аудиоэкскурсию, то это не то. Или хочешь сэкономить на декорациях. А если ты чувствуешь, что слово должно звучать именно на улице, именно вот в этом месте, тогда может получиться интересно. Например, «Одинокий город», спектакль Юлии Клейман, поставлен в контексте фестиваля «Легкие крылья». Это тоже «бродилка» с наушниками, во время которой она осваивала город. Она много ездила по нему на велосипеде. Юлия Клейман — критик, мы ее втянули в мир уличного театра. Он, кстати, связан с темой ее исследования, с сайт-специфик. Уличный театр — территория для эксперимента. И Юлин был очень интересным. Это диалог со средой.

— Что вы вкладываете в понятие «сайт-специфик»? Я не раз слышала дискуссии на эту тему…

— Сегодня «сайт-специфик» очень модное название. Мы с ним работаем как с термином. У меня есть лекция, она называется «Введение в понятие сайт-специфик». Сайт-специфик сейчас имеет несколько значений. Первое — это «специальное место», формат театра, связанный с определенной локацией физически или семантически. И локация становится декорацией. Например, поставить «Русалочку» на заброшенном консервном заводе, в его интерьерах.

С другой стороны — это театральный инструментарий. Когда мы прибываем на какую-то площадку, видим определенную локацию и понимаем, что в нее впишем, чем она богата. И как театральный инструментарий мы используем сайт-специфик — приживление спектакля к месту, потому что это обогащает проект. Концепция здесь на втором плане. Можно использовать для спектакля город.

Третье понятие — это концепция, когда мы говорим, что театр-сайт-специфик —это концептуальное явление. И таких спектаклей много. Например, «Театро ди Капуа» поставил в маргинальном пространстве — в катакомбах церкви — спектакль «Крысолов». И невозможно его вынести из этого подвала, он сразу потеряет атмосферность. Тут спектакль и место связаны и по смыслу, и физически. «Крысолов» вписан в это пространство. Перенести спектакль с этого места, если это уже концептуальный приём, значит убить его.

— Чем вы занимались на томской лаборатории в «Доме искусств»? Чему ее участники должны были научиться?

— У нашего театра есть определенная задача. Она очень одиозная, но мы в нее верим — чтобы в Сибири появился фестиваль уличных театров, чтобы здесь были сибирские самобытные театры, отличающиеся от театров Москвы, Петербурга, Казани. Повторяю, это возможно, зимние спектакли существуют, хотя и строятся по-другому. И ради этой цели мне бы хотелось людям, готовым вкладывать свою энергию, талант, готовым связать себя с уличным театром, как можно больше рассказать, сориентировать их в контексте этого искусства. Теория большая, интересная — мы показывали коротенькие ролики разных уличных театров, чтобы стало понятно — речь не только о площадном театре, но и о том, что уличные театры — это целая Вселенная. Не изобретайте велосипед, сядьте на него и поезжайте как можно дальше своими сибирскими тропами. Очень хочется, чтобы у нас в России были разные театры, в каждом регионе свои. Я не очень давно путешествую по стране, но прямо очарована.

Кроме лекций, была небольшая лаборатория, которую мы уже проводили много раз. Люди сами делали маски по заготовкам и осваивали жанр интерактива. Мы делали не спектакль-променад, а небольшую интеракцию, в которой люди смогли почувствовать энергию улицы, совершить свои ошибки новичков. Они в таком формате безболезненные, мы никого не подводим, это всё равно весело. Каждый участник получил уникальный опыт, надеюсь, это наведёт их на какие-то мысли. Мы создали парк костюмов, произошла акция взаимодействия с городом и с его жителями.

А наш спектакль — это способ быстрого осуществления проекта в эскизном формате. Во Владивостоке у нас получилось очень любопытно. Это удивительный город, который произвел на меня большое впечатление. Нас приглашал Приморский театр молодёжи. Когда мы там собрались, то поняли — проект должен быть как-то связан с морем. В нем были гротескные морские существа и очень красивый финал. Пройдя через город, актеры не просто ушли в море, они сняли маски и отправили их в плавание, а сами сели на берегу. Это вызывало слезу. Но я, как очень подлый режиссер, знала — люди бросятся в эту уже прохладную воду, будут вытаскивать эти маски и надевать их на себя. Особенно дети. Так и получилось.

Хотя Томск и «транспортный тупик», здесь все равно может быть фестиваль. В городе много студентов, молодежи. Я проехала по вашей прекрасной университетской улице Ленина, была поражена всеми имперскими общеобразовательными зданиями. Нечестно считать горожан людьми второго сорта. Может быть, они сами могут как-то себе помочь. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Фестиваль уличного искусства возможен, его надо режиссировать, сделать с какой-то изюминкой, со своей концепцией. Понятно, что первые фестивали в регионе должны носить обзорный характер, нужны спектакли детские, семейные, нужен какой-то постмодерн. При таком количестве молодежи просто преступление держать ее в изоляции от такого культурного феномена, как уличный театр.

— В России много фестивалей уличного театра?

— В Муроме есть фестиваль; до недавнего времени существовал в Суздале; в Самаре серьезный, один из старейших уличных театров «Пластилиновый дождь» проводит фестиваль; в Архангельске буквально самый старый фестиваль уличных театров. Мы для него делали профессиональную программу, туда приезжал актер из Мексики, преподавал свою традицию. В Петербурге — «Елагин парк», он очень известен. Я даже не смогу все фестивали перечислить. И чем Томск хуже? Да, начать большой проект трудно, для создания фестиваля уличных театров, несомненно, нужны какие-то безумцы. Либо театр, либо какая-то государственная институция, к примеру, «Дом искусств», может его организовать.

— Вы упомянули мексиканскую школу. Ваш театр много работал в Европе. А у российского уличного театра есть своя аутентичность?

— Это вопрос для круглого стола. Мы сами постоянно для себя его решаем. Но будем самохвальны и честны. Мне кажется, театр «Странствующие куклы господина Пэжо», который существует больше 30 лет, это очень аутентичный русский театр. Более того, когда мы приезжали за рубеж, то, хотя играли в масках и показывали спектакли не только на русскую тематику, о нас всегда говорили: «О, это русские приехали!». Я спрашивала, как они догадались. Отвечали: кроме русских никто не работает с такой бешенной самоотдачей. У нас театр карнавальной культуры, позитивного воздействия, надеюсь, не слишком глупого, потому что не считаю его развлекательным. Но всё-таки карнавальная культура — это культурное возрождение, культура карнавального переворота. Очень много у нас сформировалось на идеях Бахтина. Точнее, мы сначала сформировались, а потом почитали его и поняли — так вот что мы делаем! Дедушка Бахтин, можно сказать, почётный член нашего театра.

Школы есть разные, но точно могу сказать — не произошло того, чего я опасалась. Что инициировавшись позже, чем европейский уличный театр, российский начнет повторять его форматы. И у нас будет «точно так же, только похуже». Нет, у нас по-другому. У нас много интересных команд. Хотя их значительно меньше, чем в Европе. Когда я говорю «много», я ставлю кавычки. «Много» по сравнению с нулем, который был. Фестивали испытывают голод, где брать качественный российский контент. Все время меня об этом спрашивают, все время перезваниваемся с коллегами, кто что видел, так рождаются проекты.

— У вас на сайте указано, что среди мастер-классов, которые вы ведете, есть один под необычным названием «Едем Кукухой». И как же правильно ехать «кукухой»?

— У меня очень много талантов и есть одно слабое место. Это нейминг. Я очень плохо придумываю названия. «Едем кукухой» на самом деле режиссерский мастер-класс, он в себе сочетает и теоретическую часть, и практическую. Мы разбираемся со стратегией, на практическом занятии придумываем спектакль «за все деньги мира», а потом на свой реальный ресурс. Учим свою аудиторию понимать, что у нас есть. Идеи, которые появляются, бывают неожиданные, увлекательные. Проект камерный, но он направлен на людей, которые реально собираются заниматься уличным театром. А название дурацкое. Я его придумала, теперь мучаюсь. Так же и с театром «Пэжо».

— Как обычно финансово организована жизнь уличного театра? Раз часто бывают бесплатные показы, то, получается, коллективы живут на гранты?

— Лекции по уличному театру начинаются с того, что это не девочка в подземном переходе, которая играет дудочке, поскольку ее не взяли в театральный институт. Это нечто другое. В финансовом плане есть три направлениям. Первое — это ангажемент. Мы уже давно так существуем — нас приглашают и платят гонорар за работу. Второе — это баскерство. Я очень люблю баскеров — это актеры, которые играют «в шляпу» и так живут.

— Можно нормально «набирать в шляпу»?

— Это зависит от того, какой ты баскер. Это одно из самых честных искусств. Если ничего не умеешь, то никогда не соберешь шляпу. У этого искусства есть свои законы, они отличаются от ангажементных уличных театров, и, как ни странно, редко пересекаются, хотя некоторая диффузия происходит. Мне это интересно и важно, потому что я много лет работала баскером, шляпа у меня на голове настоящая баскерская, она перестояла на многих улицах.

Существуют и грантовые проекты, поддержка сейчас большая, многие театры их получают. И наш театр был грантёром нескольких российских фондов. В пандемию мы поставили спектакль «Окна», его персонажи по лестницам буквально залезали в окна к публике, когда выходить из дома было нельзя. Мы отчасти решали проблему изоляции людей. Спектакль существует до сих пор.

Наш театр частный, мы сами себе зарабатываем на жизнь. И не последняя статья дохода то, что мы ставим спектакли «под ключ» и у нас есть большой образовательный контент.

— Кто может стать частью уличного театра? Конвенциональные театры очень закрыты, стать актером без образования почти нереально…

— Да, уличный театр — территория свободы еще и в этой области, поскольку у нас пока нет профессионального образования. Хотя в рамках Российского союза уличных театров и артистов дискуссии об этом проходили, даже был выработан такой внутренний термин, как ДУТ — деятель уличного театра. Человек, который играет в уличном театре, это всегда не только актер. И я уверена, что наше образование надо строить по другому принципу, а не делать «кальку» образования эстрадного или драматического актера. У нас нужен широкий спектр навыков, лабильное, быстро приспосабливающееся мышление. И нужна большая историческая культура — понимать, что такое уличный театр, откуда он взялся, какие форматы использовал, какая у него история. Такие образовательные курсы происходили в арт-кластере «Таврида».

У нас в театре нет профессиональных актёров, а профессиональные режиссёры получили образование, уже работая в театре. Но в любом случае человек, конечно, должен что-то уметь и очень быстро обучаться. Быстрая обучаемость — это одно из свойств актёров уличного театра.

— Есть ли какая-то специфика у региональной публики?

— Она голодная до спектаклей. А больше специфики не вижу. Я выскажу непопулярную среди образованной интеллигентной театральной аудитории точку зрения — я очень люблю простую публику. К ней всегда пристраиваюсь и слушаю, как она смотрит спектакли. Например, однажды себе выбрала реципиентную группу из нескольких мужиков, они пришли с «пузырем» самогона и ждали, когда спектакль закончится и лавочки освободятся. Я пристроилась к ним и наблюдала. Мало того, что они никуда не ушли, хотя спектакль был длинный. Они матом комментировали, причем очень правильно, ловили суть. Я понимала, что они с помощью ненормативной лексики осваивали пространство сложного для них спектакля. Уличный театр допускает для зрителя такую уникальную возможность — включить артикуляционное мышление. И если материал спектакля слишком сложный, зритель может его осваивать, проговаривая. Это помогает людям без культурной практики смотреть серьезные работы. Я часто вижу, как мамочка говорит ребеночку, а смотри, это то и то… Хотя ему все равно, он живет в параллельной вселенной, ему не нужно ничего объяснять. Он смотрит и впитывает. А она на самом деле себе рассказывает.

Я люблю всю публику — в конечном итоге, зрители с разным бэкграундом не отличаются друг от друга. Превращение одиночных зрителей в публику это, конечно, не соборность, но ее эквивалент, когда ты чувствуешь, что пришло очень много разнообразных людей, разных возрастов, социальных положений, воззрений и в какой-то момент они превращаются в единое целое, начинают дышать в унисон, держат паузу в унисон. И только смеются в разное время. И ты понимаешь, что происходит то, что можно назвать со-бытием — совместным бытием.

— Уличный театр пока для многих нечто неизведанное, и вы сетовали, что вам часто задают одни и те же вопросы. А беседы на какие темы вам сегодня интересны?

— У меня огромное желание поговорить о театре, не занимаясь ликбезом. Я была недавно в Батуми, мы там делали театральную резиденцию в горах и играли спектакль в местном цирке. Ребята-грузины возродили его, он был заброшенным. И собрались его директора — управляющие, клоуны из Москвы театра «Высокие братья». Мы беседовали, и я вдруг подумала, как же давно мы не говорили «за театр». И у меня возникла идея объехать все уличные театры России. Я с ними знакома, но хочется посмотреть, как они живут. В этом году впервые заехала в театр «Высокие братья» — это старейший клоунский московский коллектив. В деревне Фомиха находится театр «Эскизы в пространстве» — это резидент театра Наций. Молодая команда ребят делает очень интересные проекты.

В деревне в Подмосковье живет «Театр вкуса» Юры Макеева — это вообще уникальное явление. Его самый легендарный спектакль — где он печёт хлеб, в жанре «балагуринг», рассказывая, как он его печёт. Просто глаз не оторвать. А потом он кормит этим хлебом, правда, честно сознается, что другим — не для которого при всех месили [тесто] только что. И я на фестивале, где с ним виделась, предложила собрать конференцию театров, которые живут в деревне. Это уже тенденция — когда театр в деревне. И мне всегда хочется выяснить, как они строят отношения с местными жителями. Мы все понимаем, что такое русская деревня.

В деревне Крест есть «Театр-ЭКС», они проводят научную конференцию, связанную с культурой Бахтина, потому что один из лидеров театра, Елена Семенова — и клоунесса (ученица Полунина), и научный работник, преподает и пишет исследование, связанное с уличным театром.

Я пока не всех объехала. Деревенские театры особенные, хотя в Европе тоже есть уличные коллективы, которые живут в деревне. К примеру, у венгров есть один народный театр, основное дело создателей которого — разводить лошадей. А в спектаклях — войлочные тантамарески-лошадки. Исследование российского уличного театра — это пока открытая страница. И я прямо потрясена, что от российского уличного театра отсечена большая часть. В Екатеринбурге говорили, что они чувствуют себя немножко отсечённой Россией. Но у них идет своя «движуха» и они ее культивируют. Никто не поможет вам в спасении утопающих. Томск может тоже организовать что-то свое.

— В целом, на мой взгляд, наш город переживает сейчас не лучший, депрессивный момент.

— Тогда тем более надо обратиться к уличному театру! Одна из его функций — городская социальная терапия. Можно делать разные спектакли, в том числе — позитивные и связанные с городом. В одном ирландском городе мы несколько лет играли спектакли, а потом фестиваль закрылся. Сказали, депрессия прошла. Больше не надо.

Текст: Мария Симонова

Фото: Савелий Петрушев

• Постановка называется ««Не кантовать!».

• Уличный спектакль «Карнавальцы».

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».