Дом врачей. Как томичка переехала в квартиру профессоров Ходкевичей на Белинского, 27а

Улица Белинского в Томске выделяется обилием деревянных памятников — здесь находится и особняк архитектора Хомича, и дом последнего томского головы Александра Грацианова. Не последнее место среди достопримечательностей этого района занимают два дома-близнеца на пересечении улиц Белинского и Карташова.

В начале ХХ века они были частью одной усадьбы мариинской мещанки Надежды Савицкой. Теперь же дома разделены на несколько квартир. Совсем недавно в одной из них — на Белинского, 27а — поселилась директор томского театра «Индиго» Татьяна Топчий. К ней в гости мы и отправились.

О бывших владельцах дома, его легендах и историях, а также о том, какие редкие и необычные предметы интерьера будут украшать квартиру в старинном здании — рассказываем в нашем материале.

Квартира директора томского муниципального театра жеста «Индиго» Татьяны Топчий и художественного руководителя этого театра Александра Постникова находится на втором этаже роскошного деревянного дома по улице Белинского, 27а. Он, как и его деревянный брат-близнец на Белинского, 27, был построен в начале ХХ века в стиле модерн, предположительно, архитектором Викентием Оржешко.

В старинное здание с четырьмя комнатами, кухней и коридором Татьяна переехала летом 2024 года. До этого долгое время жила в уютной сталинке на Щорса и, казалось бы, не планировала переезжать: место нравилось, соседи — тоже, свой район ласково называли «околица».

Но больше года назад дом на Щорса признали аварийным и поставили в очередь на расселение. Тогда Татьяна решила, что пришло время воплотить свою давнюю мечту — купить квартиру в старинном деревянном доме:

— Будучи замужем, я уже жила в деревянном астрономическом доме в Университетской роще. У нас была квартира сначала на первом этаже, потом переехали на второй этаж с верандой. Вид с нее был потрясающим, прямо на рощу, — рассказывает Татьяна. — Там мы жили вплоть до развода, а потом, как я знаю, квартиру продали. Когда с домом на Щорса возникла проблема, я позвонила новому хозяину квартиры в астрономическом доме, чтобы узнать, за сколько он ее продаст. Он сказал: 15 млн рублей, мол, а что вы хотели, там рядом и Политех, и ТГУ…

Таких денег у Татьяны не нашлось, поэтому она начала искать более бюджетные апартаменты. Другим вариантом, который возник «мистическим образом», и стала квартира в доме на Белинского. Она часто проходила мимо, всегда восхищаясь архитектурой здания. В очередной раз оказавшись на Белинского вместе с Александром Постниковым, они встретила одну из жительниц дома 27а, Татьяну Ивановну Ходкевич, и ее сестру. Во время разговора, сестра Татьяны Ивановны сказала: «Вот таких бы тебе соседей!». Слова стали отчасти пророческими: спустя время директор театра оказалась на Белинского, 27а уже в роли покупательницы. Квартиру томского врача-онколога Бориса Ходкевича продавал его сын:

— Мы посмотрели ее, нам все понравилось, были просто очарованы атмосферой и хозяйкой квартиры Татьяной Ивановной. Но пока я решала вопросы со старым жильем, прошел год. По суду нам выплатили компенсацию за квартиру и землю на Щорса. Я позвонила Михаилу Борисовичу, сыну Бориса Ходкевича, и спрашиваю: квартиру еще не продали? Он сказал, что нет... Так все и разрешилось, — рассказывает Татьяна.

Случилось это в апреле 2024 года, а первого июля Татьяна уже перевезла вещи в новую квартиру и впервые осталась там ночевать. Впереди было много работы по обустройству дома. Коробки с вещами из прошлой квартиры заняли целую комнату.

До революции дома на углу современных улиц Карташова-Белинского были частью большой усадьбы из пяти зданий — одного одноэтажного с мезонином, одного двухэтажного и трех одноэтажных флигелей. По данным проекта «Град над Томью», в конце XIX века все эти дома принадлежали дочери томского купца второй гильдии Матвея Макарова, нарымской мещанке Феоктисте Елизаровой. В 1911 году она лишилась участка: из-за просрочек по оплате ссуды он был выставлен на публичные торги. Там его и приобрел мещанин Дмитрий Акулов, после чего поделил елизаровскую усадьбу на пять частей и распродал.

Одну из них, где сегодня располагаются дома на Белинского 27 и 27а, приобрела мариинская мещанка Надежда Савицкая. Вместо одноэтажного деревянного дома в 1914 она начала строительство двух новых деревянных зданий в стиле модерн. Проект этих домов приписывают известному томскому архитектору Викентию Оржешко. Он же, предположительно, строил свой дом примерно в ста метрах от участка мещанки Савицкой тремя годами ранее на Белинского, 23. Однако документальных подтверждений авторства пока не найдено. Кроме того, известно, что в 1914 году Оржешко покинул Томск, поэтому его отношение к строительство двух домов на Белинского до сих пор является спорным.

В построенных зданиях на Белинского Савицкая вместе с мужем и дочерью проживала до 1920-х. Позднее оба здания были национализированы.

В начале 2000-х бывшие дома Савицкой попали в областную программу по сохранению деревянного зодчества, которая была организована бывшим губернатором Томской области Виктором Крессом. Сегодня оба они находятся в хорошем состоянии, являясь украшением улицы Белинского и популярного исторического района Елань. Дом №27 признан памятником регионального значения. А дом №27а, где проживает Татьяна, является выявленным объектом деревянного зодчества. Благодаря этому статусу, в отличие от своих соседей в памятнике, Татьяна может проводить ремонтные работы в доме без согласования с контролирующими службами.

— Перед тем, как я покупала эту квартиру, мы разговаривали с Никитой Кирсановым. Он мне сказал, что очень долго решался вопрос, какой дом будет памятником регионального значения — 27 или 27а? Сначала сделали 27а, то есть наш, а потом статус отдали 27 дому. Я говорю: «Нас хоть сносить, надеюсь, не будут раз мы не памятник?» Он мне тогда ответил, что это единый архитектурный ансамбль, историческая застройка, а поэтому никто нас сносить не будет. Это меня успокоило. Хотя, конечно, странно, что один дом памятник, а другой нет — они же абсолютно визуально одинаковые.

Сейчас часть коробок, привезенных Татьяной Топчий из старой квартиры, уже разобрана. На стенах появились картины, в шкафах расставлены книги, обустроены кухня и спальня. За три с лишним месяца хозяйка уже успела привыкнуть к большим площадям нового дома. Теперь в ее распоряжении почти 140 кв. м, где точно найдется место для всех старинных предметов, которые коллекционирует Татьяна Топчий.

Сейчас в доме уже поселились часы с кукушкой, антикварные ножички для фруктов, кузнецовская посуда, коллекция керосиновых ламп, дореволюционные открытки и крошечный утюжок для кружев. Все это можно взять в руки и даже использовать по назначению. Каждый из предметов — отдельный экспонат с историей, который можно подолгу разглядывать.

— Я приверженица кузнецовской посуды. Еще когда Борис Гаврилович (Федюнин — прим. ред.) возглавлял «Букинист Суздальский», я многое у него приобрела. Вот этот комод я взяла, а этот интересный буфет выменяла. Есть такой фотограф Михаил Дронов, ему очень понравилась моя сахарница Фраже. Я говорю: давай меняться. И мы поменялись: я ему маленькую сахарницу отдала, а он мне буфет.

Старинный резной дубовый буфет стоит, как ему и положено, на кухне. В гостиной — отдельный шкаф с посудой, которая предназначается больше для эстетического удовольствия, нежели для обыденного использования. Вот японские кружечки, на донышке которых на просвет видно лицо гейши; посуда 1817 года — подарок бывших коллег; набор французских фарфоровых тарелок Obernai с рисунками художника Анри Лу (Henry Loux). Как рассказывает Татьяна, подобных изделий даже во Франции сегодня трудно найти.

Над буфетом несколько любопытных предметов, каждый — со своей историей. Большие счеты в рамке напоминают Татьяне о ее работе в управлении фармации Томской области. Когда она работала там пресс-секретарем, ей нужно было придумать необычный подарок бывшему руководителю фонда ОМС. На глаза в закромах управления ей попалась пара раритетных счётов. Одни, с красивой гравировкой, стали подарком, а вторые найденные счёты поселились у Татьяны дома.

Рядом с ними — зеркало XIX века в позолоченной оправе. Раньше оно использовалось богатыми дамами, чтобы разглядывать свои сапожки. Сейчас практической необходимости в таком зеркале нет, поэтому в доме оно висит, как любопытный артефакт из прошлого.

— Эти часы тоже старинные, XIX века. Когда я покупала их в антикварном магазине, они стоили 30 тысяч рублей, а зарплата у меня тогда была 17 тысяч. Но они потрясающие. Когда они ходят, глазки у этих зверушек мигают туда-сюда, а потом выскакивает кукушка, открывает клюв и говорит «ку-ку», — объясняет хозяйка квартиры.

На буфете же обосновалась и коллекция керосиновых ламп из «Букиниста Суздальского». Тут же латунная чернильница XIX века, лафитники и старинная пепельница из Европы.

За кофейным столиком у окна антикварные фруктовые ножички из Суздаля, миниатюрная солонка и большое фарфоровое блюдо завода Кузнецовых.

— Эта посуда — часть нашей жизни. Мы из нее едим и пьем. Ножички я редко использую, а посуду — обычное дело. Единственное, что я перестала использовать маленькие кофейные кружки, так как одну случайно уронила. Заклеила ее, конечно, но поняла, что пусть лучше стоят, чем я их все перебью.

В рабочем кабинете Татьяны, выходящий окнами на улицу Белинского, замечаем несколько жестяных дореволюционных коробочек. Одна их них — кондитерской фабрики Ивана Тихонова, которая размещалась на Обрубе, в доме № 8.

Подробнее об этом заводе мы рассказывали в нашем материале: Мастера старого Томска. Кондитеры и кондитерские.

У Татьяны хранится коллекция открыток XIX века — около 150 штук. Еще несколько десятков карточек — советского периода.

— Про каждую открытку я могу рассказывать бесконечно много. Все началось с того, что я — сумасшедшая женщина — искала Виля Липатова на «Молотке», а у того пользователя, который продавал Виля Липатова, оказалась открытка, она в альбоме есть. Это была моя первая открытка Елизаветы Бём «Шалун уж заморозил пальчик». Я сначала как-то хаотично все собирала, а потом систематизировалась и стала собирать только дореволюционных художников, — рассказывает Татьяна. — Иногда очень интересно читать на открытках и переписку людей, это живые истории.

В ее коллекции есть открытки с работами Лебедевой, Зворыкина, Мунка, Бенуа и других художников. Свою самую дорогую карточку Татьяна приобрела за 1200 рублей в Риге 15 лет назад. Это была открытка с иллюстрацией А. Н. Бенуа «Стёпка-растрёпка».

Особой любовью хозяйки пользуются работы художника Владимира Кадулина (Наядина), известного ироничной серией работ «Типы студентовъ». Еще один любимый иллюстратор Татьяны — Николай Каразин. Он рисовал для открыток, которые не нужно было подписывать с обратной стороны. Для надписи автор оставлял место прямо на лицевой стороне, вписывая его в иллюстрацию. У хозяйки коллекции есть целый альбом с открытками Каразина — его Татьяне подарили друзья.

— Для меня как для коллекционера, конечно, важно собрать все открытки [конкретного] художника, но бывает так, например, что у тебя три есть открытки Новаковского, а четвертая стоит запредельных денег. Но зато в моей коллекции есть один альбом — он уже весь рассыпается — реклама фотографического магазина, который находился в Санкт-Петербурге на Фонтанке. Его я давно выписала за деньги у коллекционеров.

Часть мебели в квартире Татьяна выкупила у бывших владельцев. Не потому, что у нее не было своего дивана для гостиной или большого шкафа: для новой хозяйки было важно, чтобы в доме сохранились аутентичные вещи известной в Томске династии врачей.

— Здесь дом трех поколений Ходкевичей — профессоров нашего медицинского университета. Сергей Петрович Ходкевич — первый из этой династии — возглавлял Томский медицинский институт с 1947 по 1958 годы. Его сын, Борис Сергеевич, известный в Томске врач-онколог, а его сын, Михаил Борисович — флеболог, сосудистый-хирург, узи-специалист. Когда мне продали мне эту квартиру, я случайно узнала, что на Авито выставили еще и мебель отсюда. Я говорю: аутентичная мебель зала должна быть в зале! — и решила купить ее сама, — рассказывает Татьяна.

Когда мы были в гостях у Татьяны, некоторые вещи прежние хозяева пока не увезли, и мы имели возможность прикоснуться к быту старой профессорской семьи. В большом зале стоял старинный беккеровский рояль, произведенный на крупнейшей русской фортепианной фирме в Санкт-Петербурге. В соседней комнате — шкафы и зеркала Ходкевичей.

Раньше вся квартира на втором этаже принадлежала Ходкевичам. Но после войны одну комнату семейство передало бывшей сотруднице библиотеки Томского медицинского института — ныне СибГМУ. А она разделила пространство на три части и поселилась в новой квартирке, где живет до сих пор.

Повторять судьбу своих соседей по Елани — «Профессорской квартиры» и «Квартиры №1» и делать полноценный музейный или общественный проект Татьяна не планирует. Но увековечить память о бывших владельцах хотела бы. Возможно, в одной из комнат ее квартиры в будущем появится небольшой уголок, посвященный трем поколениям Ходкевичей. Ведь в архиве семьи сохранились и интересные фотографии, и памятные вещи.

В Томске Ходкевичи оказались волею судеб: в 1918 году Сергей Петрович был направлен на учебу в Омск, попал в армию Колчака, но почти сразу перешел в партизанский отряд им. Куркова. В 1920 году вошел в состав Красной Армии и был командирован на медицинский факультет ТГУ. В годы войны Сергей Петрович работал хирургом в томских эвакогоспиталях, став автором новых методов лечения ран и использования нетривиальных материалов — например, сфагновых мхов вместо ваты и орошения ран раствором меда в качестве противовоспалительного. Сын Ходкевича Борис и внук Михаил продолжили медицинскую династию. Борис Сергеевич стал известным онкологом, а Михаил Борисович занимается лечением вен.

— Когда Татьяна Ивановна отсюда съезжала, она мне показала бумаги Сергея Петровича с «ятями», написанные еще до революции. А когда я начала здесь убираться, то обнаружила стенгазеты, которые сделали выпускники Сергея Петровича и Бориса Сергеевича. Этот рулон я передала Татьяне Ивановне и предложила: как только я разберу комнату-склад, устроить там их музей. Она была не против этой идеи. Тем более, на самом деле есть что рассказать, люди очень интересные.

Параллельно с обустройством интерьеров в доме Татьяна занимается ремонтом. После переезда поменяли проводку и сантехнику. Уже в конце сентября выяснилось: чтобы в квартирах у соседей появилось тепло, Татьяне необходимо слить воду в трубах — система отопления в доме оказалась не закольцована, поэтому экстренно, до прихода сибирских холодов, пришлось решить этот вопрос. В следующем году из наиболее первостепенных задач — ремонт балкона, выходящего во двор.

— Понятно, что в деревянный дом нужно вкладывать. Есть нюансы, которые надо решать. Конечно, когда здесь жил Борис Сергеевич, он содержал эту квартиру, а когда он умер больше 10 лет назад, его сын переехал в другой дом, жена — Татьяна Ивановна, что сделала бы, она уже в возрасте. Поэтому потихоньку я делаю. Стоит вопрос выравнивания полов: они старые, я не собираюсь их менять, но обновить надо… Тут все время что-то делаешь. Посмотрите на мой комод: там инструменты. Я прекрасно уже обращаюсь и с шуруповертом, и с молотком. Сама развешивала картины. Правда, с последней случился казус: стремянка поехала и я чуть упала с нее, колено даже поцарапала.

Кстати, однажды в квартире Ходкевичей побывал известный российский певец Александр Розенбаум. На тех креслах, что Татьяна выкупила у хозяев, у камина, как раз и проходили съемки интервью с Розенбаумом для томской телекомпании. Камин, кстати, до сих пор сохранился, правда давно не используется. Исправить это новая хозяйка квартиры планирует уже в следующем году, как и отремонтировать голландскую печь.

— Я нанимала печников, они слазили на чердак и сказали «Ни в коем случае не топить!». Но когда-то камин и печь были действующими: Борис Сергеевич тогда сам забирался на крышу и чистил дымоход. Сейчас на одну печь надо минимум 100 тысяч на ремонт. Пока я такие деньги не потяну. Камин тоже полностью надо перестраивать, потому что раньше искры от дров залетали в комнату. Над топкой кирпичи все черные от золы.

Но несмотря на «производственные травмы», отмечает Татьяна, работа по дому ее очень вдохновляет и увлекает. Границами своей квартиры она не ограничивается. На первом этаже договорилась утеплить дверь за свой счет и просит УК поставить кодовый замок на подъезд. Из планов на следующий год — выкрасить деревянные полы в подъезде и входную дверь.

Единственное, чего Татьяне не хватает в новой квартире — здесь она почти не видит неба, кругом новостройки. В прежних квартирах директор театра чувствовала себя по-другому:

— Когда я жила в астрономическом доме, там было небо. Одно из самых ярких воспоминаний, связанное с тем домом: мы поставили на веранде круглый стол со стульями, я пила чай и смотрела, как за окном льет стеной дождь. А здесь мне этого не хватает… Но зато здесь у меня появился другой прикол: когда вечером уже темнеет, я выхожу в зал перед тем, как пойти спать, отодвигаю шторку и смотрю на Белинского 27. Вижу, там окошки горят, и я думаю, что я здесь не одна.

Текст: Алёна Попова, Елена Фаткулина

• Сахарница изготовлена фирмой «Фраже» — семейным предприятием, основанным в 1824 году двумя братьями-ювелирами Альфонсом и Иосифом Фраже. Фирма специализировалась на производстве столовых приборов, посуды, утвари, подсвечников и др. Изделия Фраже имели вид серебра, хотя на самом деле были посеребренной медью, где слой серебра составлял приблизительно 20 микрон. Метод серебрения, применявшийся братьями Фраже, выглядел примерно так: на раскаленную докрасна медь накладывается тонкий лист серебряной фольги и вальцуется. Такое изделие имело название «плакированного», позже его стали называть накладным серебром.

• Obernai — дизайн фарфорового французского сервиза мануфактуры Sarreguemines, открытой в 1871 году. Основным элементом этого дизайна являлись пейзажные и бытовые зарисовки эльзасской провинции. Выпускался такой набор посуды на протяжении ста лет.

• Анри Лу — эльзасский дизайнер, акварелист и художник-плакатист. Известен своими фарфоровыми изделиями, которые создал для посуды Obernai.

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».