Писатель Сергей Мальцев: «Во второй части „Погрома“ герои переживут свой ад, рай и возрождение»
Два года назад независимое издательство «Макушин Медиа» выпустило дебютный исторический роман «Погром» томского автора Сергея Мальцева. Его сюжет разворачивается на фоне реального исторического события — жестокого погрома, случившегося в Томске осенью 1905 года.
С героями первой части книги мы расстались «на самом интересном месте», что ждет их дальше осталось для читателей загадкой. Но узнать продолжение истории можно будет уже скоро — с начала марта на Planeta.ru идет краудфандинг на издание второй части романа. И если читатели активно поддержат идею, уже летом книга будет напечатана.
Мы поговорили с Сергеем Мальцевым о том, чего ждать от продолжения «Погрома», какие вопросы задают читатели и были ли у героев прототипы.
— Сергей, как вы решили написать большой художественный текст? Это желание однажды неизбежно возникает у каждого журналиста или дело в краеведческих изысканиях?
— Все началось с того, что в 2020 году, когда было 115-летие погрома 1905 года, интерес к теме повысился. Особенно у журналистов-краеведов. Я был не исключением, готовил материал, но он тогда не случился. Собрал информационную базу и подумал: хорошо бы изучить это подробнее. Решил, раз к годовщине не удалось, надо написать позже. С другой стороны, понимал — количество журналистских статей на эту тему бесконечно, историческое исследование Михаилом Шиловским проделано подробнейшее. Тогда я задумался о художественном тексте о погроме. Писал его ни шатко, ни валко, пока не рассказал о замысле издателю.
— Это было ваше первое художественное произведение таких масштабов?
— Мне кажется, каждый пишущий человек так или иначе пробует себя в художественном жанре, в своеобразном сторителлинге… Не могу сказать, что «Погром» был самым первым. Первым изданным — безусловно! До этого я писал какие-то истории из жизни, у меня есть несколько рассказов. Они опубликованы в интернете, у меня в соцсетях, но не более того.
— Почему вас так притянул погром 1905 года? Это одно из самых известных трагических событий в томской истории?
— Дело в том, что меня просто интересует этот исторический период — начало ХХ века в Томске, потому что именно тогда был пик цивилизационного значения города не только в масштабах Сибири или России, а в мировом. Университет, основанный совсем недавно, тогда максимально развернул плечи и стал важным фактором жизни. Конечно, мне было очень интересно рассмотреть то время. А дальше все сошлось — сначала интерес к погрому, потом идея написать художественный текст.
Я задумался: не буду же я просто писать про погром? Поставил задачу — написать художественную книгу об этом времени Томска. А погром хорошо к ней подходил — без конфликта, серьезного события художественное произведение написать сложно. Здесь катаклизм имел место, но главным все же был интерес к началу ХХ века, попытка оживить те годы. Мы всегда рассматриваем томскую историю, как плоскую проекцию. Мне хотелось придать ей объема, запаха...
— Как происходила работа над документальной частью истории? Понятно, что в вашем романе не только вымысел… У вас есть цитаты из прессы тех лет, наверняка, вы использовали другие документы.
— Читал периодику, письма, дневники, другие источники. Еще я открыл для себя огромный пласт сибирской литературы начала ХХ века, которая сейчас забыта. Рассказы, повести, даже целые романы — они печатались в местных журналах, в том же «Сибирском наблюдателе», «Сибирской жизни». Там есть прекрасные примеры литературы. Возможно, однажды из этого тоже получится какой-то проект. Когда вы читаете журналистский текст в газете, это одна история. Когда работаете со статистическими данными — другая. Когда изучаете эпистолярные тексты, дневниковые записи — третья. А почувствовать язык, проникнуть в быт разных слоев того времени помогла художественная литература. Именно там я нашел живой, народный язык тех лет, можно сказать, сторителлинг. Это дало большую подпитку, я почувствовал дух времени.
— Что-то удивило вас, когда погрузились в то время? Случились ли какие-то открытия?
— Безусловно. Во-первых, несмотря на то, что я не первый год занимаюсь историей города, открыл для себя много новой топографии Томска. Мы привыкли ходить по одним и тем же экскурсионным маршрутам, а люди, жившие в начале ХХ века, не ходили по одним и тем же улицам. Так появилась новая картина города. Помогли старые городские карты.
Второй момент — это частные истории. Я до погружения в тему не знал, что томским комитетом РСДРП руководил доктор Броннер. О нем я не раз читал: открываешь любую газету того времени — «Сибирскую жизнь», «Сибирский наблюдатель», «Томские губернские ведомости», вплоть до «Епархиальных ведомостей» — и видишь объявления врача Броннера, который лечит урологические заболевания. Не подозревал, что он не только вел прием, а еще и был главным революционером города! Кроме прочего, погрузившись в его биографию, выяснил, что доктор был женат на племяннице одного из богатейших людей Томска.
Когда идет работа с отдельно взятым реально существовавшим человеком, «вскрываешь» его биографию — обычно находишь много интересного, понимаешь, что все сложнее, чем ты представлял.
— Расскажите про прототипы. В «Погроме» встречаются такие известные всем томские личности, как Макушины, но есть и менее заметные параллели с жизнью. Насколько вам было важно работать с реальными фигурами? И что за история с Наумом Габо, в будущем известным скульптором, который появляется в вашем романе 15-летнем подростком?
— Я для себя определил так: у меня будут герои-акторы и герои-иллюстрации, те, кто создает некий фон. У акторов есть реальные прототипы, но при этом характеры целиком и полностью выдуманы. Как тот же Наум Познер, будущий скульптор. Я не знаю, каким он был в подростковом возрасте. Есть только один единственный факт — в 15 лет родители отправили Наума Певзнера в Томск к старшему брату и он оставил воспоминания о ночи погрома, побывав в том самом сожженном театре незадолго до пожара.
В описании Сержа угадывается Киров. Но я умышленно отошел от его биографии. Сергея Кирова в 1905 году, в момент событий, вообще не было в Томске. Я его тоже убрал из города, но недалеко, оставил в канве сюжета. Или Вольф Броннер, он максимально выдуманный, хотя такой врач был. Фоновыми героями я стремился делать исторических персонажей и раскрывать их такими, какими они описаны современниками. Хотя такой информации тоже немного, приходилось домысливать. Но уже отталкиваясь от реальной истории. Такой был подход.
— Как вы вообще узнали про Наума Габо? Его пересечения с Томском не так уж известны…
— Когда я сказал Лене Фаткулиной, главному редактору издательства «Макушин Медиа», моему издателю, что пишу про погром, она упомянула — есть такая история. И рассказала про Наума Габо, дала кусочек его воспоминаний на английском. Там есть про погром, правда, всего три абзаца. Но мне понравилась идея сделать его героем. У меня как раз не складывался художественный ход, как раскрыть событие. Показалось интересным рассказать о погроме глазами человека художественно одаренного, глубоко рефлексирующего, который впервые прибывает в Томск и видит город свежим взглядом.
Не надо изучать историю по художественным книжкам
— Как сам момент издания романа в классическом бумажном виде повлиял на вас?
— Это событие трудно переоценить. Его можно сравнить с рождением ребенка. Очень похоже — вынашиваешь, мучаешься, в определенные моменты спать не можешь… У меня был период, когда я просыпался посреди ночи, чтобы записать какую-то мысль. Налет метафизики в создании романа тоже присутствует. Моя работа построена так — пишу, потом «забываю», потом редактирую текст. И бывали моменты, когда я садился, писал, оставлял текст и понимал, что сочинил не то, что задумывал, мои герои сделали неожиданные вещи. Я по убеждениям материалист и атеист, человек с научной картиной мира в голове. Но эта картина начала немного двигаться в сторону. У Булгакова в «Театральном романе» герои своим поведением в его воображаемой сцене действовали словно без его участия. У меня не так наглядно, но похожие моменты случались.
Еще роман — это переживания. Не знаешь, получится или не получится, как его примут. Себя оценивать тяжело. Это непередаваемое ощущение, думать о том, как воспримут твой роман. «Погром» — не первый мой напечатанный нежурналистский текст, в молодости я занимался наукой, ряд моих статей публиковались в сборниках. Но сейчас это было специфическое ощущение — и приятное, и немного страшное.
— Роман вышел в 2022 году, начал жить своей жизнью. О чем читатели спрашивают у автора?
— Обратная связь интересная. Первое, с чем я столкнулся — люди вдруг начали задавать вопросы о названиях улиц, где что находится. Естественно, я использую в романе о событиях 1905 года не современные названия, а те, что были в начале ХХ века. А люди не знают даже, что сегодняшний проспект Ленина тогда был разделен на Садовую, Почтамтскую и Миллионную. Вопросы по поводу исторической топографии Томска и топомимики мне, как краеведу, были не очень понятны. Это несложно уточнить, есть книжка «История названий томских улиц».
Второй шок — вопросы от молодых читателей. Оказалось, им непонятны многие слова. Я понял, что надо было давать больше пояснений. Есть, конечно, та молодежь, что интересуется темой, но язык сильно изменился. Даже то, что я пытался вписать адаптированным языком, поняли не все. Я отметил, что роман читали люди, не слишком знающие историю Томска и той эпохи. Это меня порадовало — они поищут информацию, что-то новое для себя откроют, а лишних знаний не бывает. Хотя людей интересуют странные моменты. Вместо того, чтобы говорить о судьбе героев, они спрашивают о конкретных событиях, какие реальные, какие выдуманные.
История получилась недокументальная, говорю сразу! Не надо изучать историю по художественным книжкам. Хотя они, безусловно, должны подталкивать к изучению того времени.
— А какие отзывы?
— Пока на негативные отзывы не натыкался. Книжку хвалят, что меня пугает. Особенно с моей натурой — если я не вижу критики со стороны, то начинаю искать какие-то проблемные моменты сам.
Добраться до погрома
— Сейчас стартовал краундфандинг на издание второй части романа. Люди ждут продолжения истории. Можете немного раскрыть тайну, что там будет происходить?
— Не знаю, как обойтись без спойлеров. Герои останутся те же самые. Каждый пройдет свой путь, все характеры ждет развитие, причем необязательно позитивное. Они переживут свой ад, рай, возрождение…
— События происходят в 1905 году?
— Да, первая часть заканчивается маем 1905 года, дальше главы так и идут по месяцам. Есть еще эпилог — из другой эпохи. Но не буду совсем раскрывать карты. Книга называется «Погром», до него в первой части дело еще не дошло. Значит, до него надо добраться и отрефлексировать.
— Какие у вас писательские планы на будущее? Этих героев вы уже отпустили?
— Не совсем. У меня, кроме «Погрома», есть несколько рассказов-приквелов, которые, по сути, предваряют роман. Рассказ об истории Волохи и Таси до 1905 года, рассказ про то, как Шкворень из молодого поручика Петра стал бандитом. И еще отдельный замысел, он пока не воплощен в жизнь.
Есть идея — не знаю насколько «сбыточная» это мечта — сделать расширенное издание романа с историческими материалами, и включить туда эти небольшие рассказы. Тогда это была бы уже совсем законченная история. Пока она живет, у нее есть перспектива, не знаю, насколько реальна. А дальше будет работа над новой книгой, совсем в другом жанре, направлении, о совсем другой эпохе… Но пока рассказывать подробности не буду.
Текст: Мария Симонова
Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».