Юлия Богатко, шеф-редактор Arzamas: «Для курса про Египет я шесть лет гонялась за профессором»
Казалось бы, школа и университет позади, но некоторые все равно продолжают учиться. Курсы и знания в доступной, интересной форме многие привыкли находить на Arzamas, проекте, существующем с января 2015 года.
О важности гуманитарного знания, привлекательных темах, организации работы и поисках вдохновения в непростые времена мы поговорили с Юлией Богатко, шеф-редактором проекта. Она приезжала в Томск выступить с лекции в Доме искусств в рамках нового сезона студии «#Про текст».
— Юлия, как по вашему ощущению, насколько сегодня в России востребовано гуманитарное знание, насколько оно вызывает интерес?
— Понятно, что мы сами «в эпицентре» гуманитарного знания, и я вижу его востребованность. Но не могу сказать, во всей ли России это также ощущается. Безусловно, есть много людей, кому оно интересно, которые чего-то не доучили в школе и хотят восполнить пробел, только чтобы им рассказывали не скучно. Наверное, то же самое можно сказать и о естественно-научных вещах. Я заметила, что люди с огромным интересом смотрят лекции на YouTube и про космос, и про атомную физику.
— «Арзамасу» скоро исполнится 9 лет. Какую динамику можно отметить за это время, растет ли популярность проекта?
— Безусловно. «Арзамас» был одним из первопроходцев, показал пример, в каком-то смысле воспитал поколение людей, которое умеет рассказывать о научных вещах, некоторые из них потом стали нашими авторами. Сегодня появляется много проектов, которые развивают то же, что и мы, но какую-то одну часть и более подробно. К примеру, делают курсы только про археологию или только видеоликбезы. Много всего появилось — это и подстегивает, и радует. Когда мы начинали, конкуренции никакой не было. Теперь она есть.
— Какие темы сегодня больше всего привлекают ваших читателей и подписчиков?
— Иногда это выглядит случайной вещью. Самые популярные текстовые материалы за всю историю «Арзамаса» — это «40 загадок обо всем на свете» и «Краткий русско-цыганский разговорник». Вероятно, это происходит благодаря каким-то загадочно устроенным механизмам поисковых систем. В целом, я бы сказала: людям все интересно. И литература, и история. Еще отмечу, что популярнее скорее не какой-то «узкий» курс, не условная «история женского вопроса в Корее», а рассказ о Корее вообще. Это если говорить о страноведческом направлении. А когда речь идет о литературе, где люди уже знают общие вещи, им, напротив, хочется, чтобы внимание заострялось на деталях.
— Как команда «Арзамаса» решает, о чем сделать курс?
— Это для нас сложный вопрос. Когда наша редакция переписывается в рабочем мессенджере Slack, то часто оказывается, у всех разные представления о том, что особенно привлекательно. Но в итоге мы все же приходим к общему решению.
— На «Арзамасе» есть платные курсы по подписке и проекты, которые в свободным доступе. Как решается, что будет идти за деньги, а что нет?
— У нас сейчас два источника жизни — партнерские проекты и подписка. Соответственно, партнеры приходят со своим запросом. К примеру, когда пришел РЖД, мы им предложили курс «Как железные дороги изменили русскую жизнь» — то есть не собственно про РЖД, а про культуру. А подписные курсы — это наше представление о том, что будет кликаться, слушаться. И, судя по прослушиваниям, людям и правда это интересно.
Еще один важный момент выбора — надо, чтобы находился лектор на выбранную тему. У нас есть задумки, в интересе к которым мы уверены, к примеру, поговорить о книгах Маркеса, но автора для такого курса пока не нашлось. Важно, чтобы человек был не только компетентен, но и умел увлекательно рассказывать.
— Как вы вообще находите для курсов спикеров, авторов и как убеждаетесь в их экспертности?
— Когда мы только запускали проект, у нас был научный консультант историк Михаил Велижев. Он работал на «передовой линии» гуманитарной науки, знал многих экспертов. Первых лекторов советовал именно он. Потом у нас уже появился пул авторов, мы знали, кто в чем эксперт, кто может подсказать коллегу, владеющего определенной темой. Отчасти это такое «сарафанное радио», иногда 10 писем-запросов пошлешь, пока кого-нибудь найдешь. С текстами проще, рассказ можно отредактировать, а найти компетентных и при этом интересно говорящих людей сложнее.
— Это вообще важный момент — преподносить знание не сложно, с обилием терминов, а понятным языком. Приходилось ли специально учиться для таких текстов? Возможно, у вас есть внутренние правила подачи или авторы уже обладали таким умением? Как на «Арзамасе» решается вопрос с доступной подачей информации?
— У нас есть несколько принципов. К примеру, обычно пишут «Как всем известно, Пушкин родился в 1799 году...» А наш принцип — никому ничего неизвестно, мы из уважения к читателю (даже если он знал, то мог забыть, и это не стыдно) всегда даем пояснения, поскольку не хотим, чтобы он уходил с нашей страницы в «Википедию». Мы лучше сами все расскажем. На «Арзамасе» фамилию будет претворять пояснение — философ ХХ века, русский писатель, швейцарский архитектор…
Потом есть принцип редактирования текстов — у читателя не должно оставаться недопонятости вопросов. Значит, никаких загадок. Текст должен отвечать на все вопросы, которые могут возникать, а если каких-то ответов нет, то мы так об этом и говорим, и объясняем почему. Переводом «с научного языка на русский» мы в текстах тоже занимаемся, говорим понятными словами, но не совсем «на пальцах». Если речь идет о тексте, какой-то академизм все-таки сохраняется.
— Пришлось ли для этого вырабатывать определенный общий стиль?
— Даже не знаю, есть ли он у нас. Наверное, это скорее видно читателям. Но такой задачи у нас не было. У нас есть многоступенчатая система проверки материалов. Их читает редактор, фактчекер, корректор и выпускающий редактор. То, что пропущу я, зацепит взгляд другого, и мы исправим неточность. В итоге получается собирательный нейтральный текст от «Арзамаса», где не будет «прекрас», ярких эпитетов и в то же время академических заумностей.
Здорово, когда лектор «переносит» тебя в другую эпоху
— Вы лично читаете все тексты?
— Нет, конечно. Так было, когда мы только начинали, все делали всё. У нас было четыре шеф-редактора, мы вместе занимались каждым курсом, и все брали себе какие-то материалы. Потом у нас произошла трансформация, у всех появилась специализация. Курс стал делать один человек. Я в основном занимаюсь аудиокурсами. Когда-то мне было интересно читать все материалы, которые выходят на «Арзамасе». Но потом я стала физически не успевать, поскольку их очень много. Разве что могу послушать большую часть курсов и аудиоматериалов, что у нас выходит.
— Что вам запомнилось как слушателю в последнее время на «Арзамасе»?
— У меня профессиональные искажения… Когда ты занимаешься два месяца каким-то курсом, тебе кажется, ты великий специалист в теме, будь то обэриуты или Древний Египет. А потом ты переключаешься на другую тему и все забываешь… Хотя знаешь, что где-то у тебя в памяти информация лежит. Из последних не моих курсов, которые я слушала, мне очень понравилось про Скандинавию, при том, что я не люблю мифологию. Но поскольку из нее выросло много литературы, которая мне близка, и лектор понятно все объяснял, мне было интересно. Вообще важна способность специалиста переносить тебя в ту или иную тему, рассказывать так, что ты начинаешься представлять этих людей живыми, реальными, видеть весь контекст. Когда информация становится не абстрактным знанием, а реальностью — это классно!
— Как вы лично выбираете, какими проектами будете заниматься? Я смотрела — у вас было несколько проектов, связанных с цыганами, несколько — с Лермонтовым…
— Это еще давние истории. Сейчас у нас сильно поменялось и как курсы выглядят, и роль редактора в них. Я сегодня уже не пойду брать сама интервью, лучше закажу кому-нибудь текст. Но у каждого из нас есть свои тематические предпочтения. К примеру, Ира Калитеевская окончила исторический факультет, занимается историей, средними веками (пример курса — «Мир средневекового человека»), Кирилл Головастиков филолог, но со временем стал больше заниматься темами, связанными с искусством (к примеру, подкаст Кирилла «Зачем я это увидел?»), меня больше повело в сторону музыки, философии. Когда ты занимаешься определенной темой, то знаешь в этой сфере больше специалистов. Необязательно, что ты изначально эксперт в направлении. Когда я делала курс про Лермонтова, то знала о нем только то, что рассказывают в рамках школьной программы. Цыгане тоже достались мне случайно (Юлия подготовила материалы о геноциде цыган и их проделках в Петербурге — прим. ред.) Но это было в начале жизни «Арзамаса» тогда у нас не было особой возможности выбирать.
— Что вы сами читаете и слушаете, связанного с наукой, просвещением, кроме своих проектов?
— Сложный вопрос. Времени меньше и меньше… Но что-то стараюсь успевать. У меня есть любимый проект — приложение «Предание». Это ребята при фонде, который помогает больным детям, стали собирать аудиокниги и лекции. Сначала у них была церковная направленность, сейчас это огромный архив материалов на разные темы, не только про религию, философию, антропологию. Если «Арзамас» готовит курс несколько месяцев, то они выкладывают просто записи своих офлайн-лекций, иногда у них не очень хороший звук, но меня это не останавливает, я могу слушать записи и без редактуры. Нашла на YouTube интересный исторический проект «Прошлое», читаю наших друзей из «Горького», «Полку» про книжки, заглядываю на «Прожито», проект с оцифрованными дневниками. За тем, что наши друзья-соседи по гуманитарному знанию делают, я стремлюсь следить.
— Вы сказали, что некоторые курсы могут готовиться целый год. Что особенно долго собирали, есть ли рекордсмены?
— Самые длинные в производстве — ликбезы, это наиболее сложный формат, поскольку огромный объем информации надо упаковать в короткий рассказ, потом нарисовать его, придумать метафоры ко всему... Это долго делается. Курсы, которые мы записываем, иногда тоже создаются долго. Но не бывает, чтобы делался только один. Например, я сейчас делаю одновременно пять. Один записала, другой в это время проходит фактчекинг, третий я монтирую… За два месяца, наверное, можно сделать один курс целиком, если заниматься только им. А от задумки до выпуска может пройти несколько лет. К примеру, я для курса про Египет, который недавно вышел, гонялась за профессором шесть лет. Звонила ему, он говорил, перезвоните через год, в этом не получится. А я все равно хожу с этой идеей, про нее думаю.
Томских лекторов-«звезд» пока не знаю
— Вы впервые в Томске?
— Да.
— Знали ли что-то о томских университетах, возможно, вас интересовали какие-то эксперты?
— К сожалению, не знаю ваших «звезд». Хотя, конечно, интересна какая-то уникальность, особенная школа. Иногда сначала просто узнаешь где-то случайно о каком-то классном эксперте, а спустя год вдруг возникнет необходимость на эту тему что-то сделать.
Единственное, что я знала заранее про Томск, кроме университетов — хотела посмотреть коллекцию авангарда в Художественном музее. Но оказалось, что она в основном лежит в запасниках. Надеюсь, когда-то она будет в общем доступе.
Дух дышит, где хочет
— Ощущаете ли вы рост своего проекта?
— Я не особо думаю про рост, это, к счастью, в проекте не моя задача, я занимаюсь нашим продуктом. Иногда мне кажется, что всем все надоело… Но просто судишь обычно по себе. Я не о том, что мне надоело заниматься своим делом. Просто понимаю, что сегодня мой круг скорее читает новости, чем слушает лекции. В то же время, приходят отзывы — у нас в общем Slack есть отдельный канал с фидбэками. Или приезжаешь в другой город, а тебя знают, говоришь, что ты из «Арзамаса», и не нужно объяснять, что это такое. Понимаешь, что даже в периоды, когда люди не часто слушают лекции, все равно «Арзамас» везде есть, о нем знают.
Если говорить про развитие — последние четыре года не очень понятно, что происходит. Слава богу, что мы живы, нам удалось перестроиться, и во всех ситуациях люди нас слушают и подписываются, мы не сбавили оборотов. Есть ощущение, что всё немного затаилось, не происходит ничего нового. Многие до сих пор не могут ничего говорить, не понимают, какой найти тон. Со временем все оживет, проснется, просто не может быть по-другому.
— Зачем сегодня нужно просвещение, такие проекты, как «Арзамас»?
— Это нужно людям, что показывают отзывы. И мне лично интересно и важно заниматься таким проектом — я продолжаю образовываться, развиваться, учиться. Я не так уж верю в просвещение, в его роль. Видно, что оно не уберегает нас от страшных вещей. Но, как ни странно, есть люди, которым нравится что-то узнавать.
— Вы чувствуете важность своего дела?
— Я не думаю о таких вещах. Если люди говорят, что оно важно, наверное, так и есть. Не очень хорошо думать про собственную важность — тогда ты сам заважничаешь. Это неправильно.
— Как на фоне всего происходящего вокруг не разочароваться в гуманитарном знании? Где вы лично черпаете силы и вдохновение, чтобы продолжать свое дело?
— Я вижу, что дух дышит, где хочет. И постоянно всплывают вопиющие примеры — после революции счистился какой-то слой русской культуры, а из него пророс другой. Потом исчез и тот. Но в виде учеников, случайных связей каждый слой все равно прорастает. Да, мы знаем, что пропал архив такого-то ученого и чемоданчик того-то писателя, сколько всего могло бы быть, если бы больше сохранилось... При этом мы все равно можем постоянно делать открытия. Меня это ужасно вдохновляет! Я была на экскурсии в Ленинской библиотеке. Там огромные фонды! Видела библиотеку одного из русских аристократов. И мне сказали, все эти длинные полки от пола до потолка — только единица хранения, они пока не разобраны, не атрибутированы, ждут своего исследователя.
…Конечно, хочется, чтобы на наших глазах все колосилось, росло, мы пожинали плоды, но так не происходит. Всегда сеет один, жнет другой… Нужно смириться с тем, что не все в нашей власти. Нам стоит делать, что мы можем, и, как мы видим плоды чужого труда, кто-то через много лет спустя увидит результаты нашего. Когда знаешь, что всё так устроено, то разочарования нет. Удивительно, как после всех увольнений и передвижений все пересобирается другим образом и все равно работает. Пассионарии что-то делают даже в тюрьме. В том же Томске когда-то люди были в ссылках, и вокруг них возникало столько движения, они учили местных. Да, они в Москве и Петербурге в этот момент ни на что не влияли, но зато здесь посеяли свое знание. Так всё работает, это трагично. Но ничего никуда бесследно не исчезает.
Текст: Мария Симонова
Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».