Марат Лернер: Как МЖК «Старый Томск» восстанавливал деревянные дома

В конце 1980-х годов в нашем городе возник необычный проект Молодежного жилого комплекса (МЖК) «Старый Томск. Молодые специалисты восстанавливали деревянные дома и получали в них квартиры.

Одним из его активных участников был Марат Лернер, тогда ученый из политехнического, а сегодня — доктор технических наук, заведующий лабораторией Института физики прочности и материаловедения Сибирского отделения РАН. Он вместе с коллегами отстроил дом на Герцена, 23, где живет до сих пор. Мы поговорили с ним о судьбе этого проекта, перевоплощении ученых в строителей и его отношении к деревянным домам.

— Марат Израильевич, что это был за проект МЖК «Старый Томск»? Когда он возник?

— Он появился уже на излете Советского Союза, в конце 1980-х годов. Тогда были популярны Молодежные жилищные кооперативы, поскольку другой возможности получить квартиру, фактически, просто не было. МЖК «Старый Томск» зародился в Томском политехническом институте (ныне ТПУ), где я тогда работал, входил в Совет молодых ученых и отвечал за «квартирный вопрос». По моей инициативе ТПИ удалось войти в МЖК Нефтехимического комбината и получить несколько квартир для молодых специалистов, после этого меня и включили в Совет. Вскоре у нас появилась группа, где наш коллега Игорь Оголь предложил свою идею — отдавать старые деревянные дома людям для МЖК, чтобы они их восстанавливали и получали там жилье.

— Идея получила поддержку властей?

— Как ни странно, партийные органы ее поддерживали, причем на разных уровнях — и горком партии КПСС, и обком. Я даже, помнится, был на приеме у первого секретаря областного комитета. Также, что важно, нашу идею поддержал ректорат ТПИ. Партийные органы мы привлекли к проекту, поскольку столкнулись с резким сопротивлением главного архитектора Томска. Он говорил: «Чего восстанавливать деревяшки, надо их убирать. Ведь будут расширяться улицы, а деревянные старинные дома стоят на „красных линиях“». Тем не менее, тогда решающее слово было за партийными властями, и обком встал на нашу сторону.

— Что было дальше, как организовали работы?

— От ТПИ сформировали три группы, я вошел в одну из них — от НИИ высоких напряжений. В итоге одна построила два деревянных дома на пересечении Красноармейской и Герцена, другая — дом на Обрубе, третья — дом на Герцена. Деньги давали организации, в том числе наш институт, государству проект не стоил ни копейки. Курировало нас строительное управление. От них был прораб, а работали на этой стройке мы сами.

Начинали еще во время СССР, в конце 1980-х, успели что-то закупить. Когда заканчивали, Союз разваливался, все материалы стали диким дефицитом, средств не хватало… Частично докупали их на свои деньги. А дальше СССР распался, всем стало не до МЖК и не до «Старого Томска».

— Стройка завершилась в 1991 году?

— Да, в 1991 году я вышел на работу в политехнический, до этого три года занимался только стройкой.

— Сколько всего домов появилось благодаря «Старому Томску»?

— Четыре дома. Думаю, 20-25 квартир удалось построить. В нашем, на Герцена, 23, их пять.

— Чьи были проекты, ведь речь шла именно о восстановлении, а не просто о новых домах?

— Ими занималась «Томскреставрация». Внешний вид восстанавливался такой, какой был исторически, а внутри все переделывалось. Строили дома с нормальным отоплением, современной канализацией.

— Чем именно вы занимались на стройке?

— Работал топором! Конечно, до проекта у меня не было никакого опыта в строительстве деревянных домов. В нашей команде были люди, которые прошли стройотряды, они и возглавили бригады. А мы действовали как обычные строители. Зато потом получали одну из квартир себе, это было изначальное условие.

— Многих ли людей привлек «Старый Томск»?

— Да, было много желающих, поэтому проводился отбор. Это странно, потому что в МЖК Нефтехимического комбината желающих вступить было немного. Возможно, дело в квартирах. Там в итоге получались обычные, а у нас нестандартные, двухуровневые (вероятно, первые в Томске). В проекте все строилось с учетом пожеланий тех, кто в доме будет жить. Малоэтажные и малоквартирные дома, где немного соседей, многих заинтересовали. Хотя деревянные дома как вид были непопулярны. Но все-таки народ хотел пойти в «Старый Томск». Мы строили не просто деревяшки, а комфортное жилье.

— Как проходил отбор?

— Устраивались субботники. Город нам помог и за это выставил условие — мы разбирали старые дома. Желающие попасть в «Старый Томск» прошли довольно долгий, полугодичный путь. Причем выходить на субботники нужно было в выходные, не вместо работы. Кто-то отсеялся.

— А потом вы строили вместо работы?

— Да, нас от нее освобождали, и мы строили жилье круглый год.

— Сколько времени заняли эти работы?

— Около трех лет. Это достаточно долго, видимо, сказалось, что у нас не было строительного опыта. Я до этого момента топор держал, только когда рубил в лесу ветки для костра. Пришлось учиться работать топором, электро- и другими инструментами. Все учились.

— Получается, участвовать могли только те, кому позволяло здоровье? С больной спиной тяжелые работы делать не будешь…

— Мы были молодыми, всем 28-30 лет, для мужчины возраст расцвета. Ничего ни у кого не болело, здоровые, как кони, поэтому тяжести таскали без проблем.

— Но вам, ученым, пришлось круто поменять профессию. Это было сложно?

— В то время ученый был универсальным человеком! Я, к примеру, когда начал заниматься наукой, научился косить. Нас из НИИ вывозили на покосы. Мы и гати прокладывали, и коровники строили. Зарплата у ученых была достаточно низкой, поэтому все много калымили. Начиная с раскидки снега с крыш, кончая штукатуркой. Зарабатывали деньги, как могли, многое умели.

— Параллельно с покосами и прочим вы успевали вести научные исследования?

— Конечно, это же не круглый год длилось. Просто на полмесяца в году ездили на покос. Нам это даже нравилось — нормальный отдых, природа. Нас вывозили иногда очень далеко — за Тегульдет, по Чулыму на баржах забрасывали в дикие места. Помню, работали в деревне Новошумилово. Большую бригаду из Политеха туда на баржах забросили, а утром нам привез мясо колхоз, которому мы на помощь и прибыли. Говорят, все равно теленка медведь задрал, кушайте! Тогда мы были молодыми, пожилых на покос не брали, ездили только младшие научные сотрудники, аспиранты, инженеры. Так что время проводили весело.

— А на стройке какая была атмосфера?

— Не слишком веселая, это все-таки тяжелая работа. Но мы хорошо общались, ссоры случались редко, все мы из одной сферы, из науки пришли, друг друга уже хорошо знали.

— Было разделение, кто над какой квартирой работает?

— Нет, до самого последнего момента, до отделки, настила полов, строили вместе, хотя все знали, где чья квартира. Бригада формировалась так — ребята, вот вас пять человек, будете здесь жить, вам это здание, и строить! Пять квартир, пять работников. Маловато для целого деревянного дома, поэтому мы и строили его долго.

— Где доставали материалы?

— Сначала нас снабжало строительное управление, потом, ближе к концу советской власти начались перебои. Но мы организовывались, ездили на лесопилки, там помогали, пилили бревна, за это нам давали материал.

— Работать на лесопилке было опасно?

— Один из наших палец потерял на стройке, другому прилетело — посекло лицо. Были такие моменты. Когда тебе кажется, что ты уже все умеешь, перестаешь бояться, теряешь контроль, и тогда что-то и может случится. Были проблемы, зато дом построили…

— Вы до сих пор живете в том доме, что сами построили?

— Да.

— И насколько вам там комфортно, есть ли какие-то сложности?

— Это новый деревянный дом, если за ним следить, то все хорошо. У нас только один человек из тех, кто строил, переехал, остальные живут. Хотя возможности купить новое жилье есть, но никто не спешит. Во-первых, это самый центр, наш дом рядом с Буфф-садом. Во-вторых, планировка сделана под себя, все материалы подобраны лично. Чего бы там не жить?! Дом теплый, конечно, в нем комфортнее, чем в обычном панельном. Но дышится ли легче, не знаю, не сравнивал.

— В нем не сыро?

— Мы в ХХ веке строили, а не в XVI–XVIII. У нас хороший фундамент, сухой подвал, поскольку полностью забетонирован. Дом стоит высоко, отрезан от бетона, сделана гидроизоляция.

— И крыс нет?

— Крысы — это не только проблема деревянных зданий, они заводятся и в каменных, где сырость, плесень. Сложность старых деревянных домов, особенно с бутовым фундаментом — они начинают садиться, и нижние венцы гниют. У нас этот момент продуман, благодаря гидроизоляции, таких проблем нет. В городе много крыс, мы, когда разбирали деревяшки на субботниках, видели, сколько их разбегалось. Но если сплошное бетонирование, то крыса его не прогрызет.

— Как дерево себя ведет?

— Когда мы заканчивали строительство, то дом оштукатурили, других технологий еще не было. Но дерево дышит, туда-сюда ходит, неудивительно, что штукатурка лопалась. Обои некоторое время спасали, потом на них тоже появлялись трещины. Сейчас используем гипсокартон, и что за ним творится, не так важно. Он прекрасно «держит» стены. Плитка в туалетах кафельная тоже вся на нем, ничего не отваливается. Изнутри квартира в нашем доме сегодня — это обычная квартира. Не догадаешься, что дом деревянный. И вместо окон стоят стеклопакеты.

— Какие квартиры по планировке? Вы были свободны в этом моменте строительства?

— Не совсем. Мы должны были распланировать дом изнутри, соблюдая определенные строительные нормы. Из пяти квартир три — двухуровневые. Какие туалеты, гардеробные, кухни, как лестница поднимается на второй этаж, мы решили сами, обсуждая эти вопросы с проектировщиками. Потолки у нас 3,2 метра. Для себя делали, с высотой не экономили.

— У вашей квартиры есть какие-то особенности?

— Я запланировал в ней свою столярную мастерскую. В 90-е чего только там не делал! Свою кухонную мебель, к примеру. Тогда ничего не было, за кафелем приходилось в Юргу ездить, его там доставать.

— Как вообще опыт стройки на вас повлиял, применяли ли в будущем эти навыки?

— Мне наш дом привил любовь к работе с деревом. Я до того с ним ничего не умел делать. С металлом другое дело — я был аспирантом, наша научная работа развивает умение работать ручками. Просверлить дырку, нарезать резьбу, подготовить экспериментальную установку — наше научное направление подразумевало, что мы все умели работать с металлом, с пластиками, а вот с деревом я никогда не встречался. После нашей стройки многое из него мастерил просто ради удовольствия — полочки какие-то домой… Мне приятно с деревом работать.

— Почему, за что вы полюбили дерево?

— Всегда хорошо делать что-то своими руками. Сам я ремонтом в квартире не занимаюсь, но мелкие работы делаю. Это у меня тоже от того опыта. Сантехнику починить, приклеить отвалившуюся плитку, электричество подключить… Такие навыки мне дала стройка.

— То, что вы живете в «своих» стенах, для вас важно?

— Я люблю свою квартиру. Жена раньше иногда говорила, мол, мы живем в деревянном доме. Кавалеры, когда дочь провожали, удивлялись: «Деревянный дом... Может, у вас и туалет на улице?» Она отвечала: «Нет, два, на каждом этаже квартиры». Потом мы сделали дорогой хороший ремонт, и родные успокоились. От деревянного дома осталась только «внешность». Конечно, это мое, родное. Если придется переезжать, жалко будет. Здесь каждый гвоздик вбит моими руками.

— Что происходит с внешней отделкой дома?

— Это памятник архитектуры, после нашей стройки его один раз за 30 лет ремонтировали снаружи, красили, что-то подделывали. Но внутри, конечно, мы сами все делали. У нас нет никакой управляющей компании, мы сами себе управленцы.

— Есть ли, на ваш взгляд, будущее у деревянных домов?

— Читал в интернете, что деревянные небоскребы хотят делать. В Скандинавии построили многоэтажный дом из специально обработанного дерева. Оно, можно сказать, природный полимер, благодарный, очень легко обрабатывается и позволяет многое делать. Как в США дома строят? Я бывал в Америке и все сам видел. Это деревянный каркас, с одной стороны гипсокартон, с другой — сайдинг, между забивается утеплителем. Во многих случаях основа ставится просто на бетонную площадку. Лучше деревянный дом, из бревен, из бруса, чем такой. Почему, вы думаете Шварценеггер так легко пробивает стены? А чего бы такие не пробивать.

— Сейчас такой проект, как «Старый Томск», уже невозможно представить?

— У него нет перспектив. Мы строили дом, когда государство довлело надо всем, институты располагали большими деньгами, которые некуда было тратить. Это материалы были дефицитом, а 200 тысяч, большие очень деньги в те годы, институт дал. Организовать процесс удалось только с помощью партийных органов, которые тогда управляли всем. Мы пришли с нашей инициативой в горком комсомола, ВЛКСМ, он нас продвинул на городской уровень, оттуда пошли на областной. И везде мы получили поддержку, а это централизованная система. Вряд ли сегодня частное предприятие из своей прибыли выложит немаленькие деньги ради такого проекта. Слышал, что в восстановление зданий по программе «Дом за рубль» вкладывают миллионов по 50. Сколько можно квартир на такую сумму в обычных домах купить!

— Надо очень любить деревянную историю, чтобы ее сохранять...

— У деревянных домов, конечно, много недостатков. Они гниют, горят...

— Важно ли для вас, что в Томске много деревянных зданий?

— Признаться, когда я боролся с главным архитектором за деревянный Томск, то в глубине души понимал, что он прав.

Финны, шведы сейчас выпускают сборные дома, в России есть дома-комплекты. У этого я вижу будущее, они относительно недорогие. Конечно, они могут ставиться, и свои 100 лет служить нормально. А восстановление всех томских деревянных старинных домов — это неправильно. Надо сохранять то, что ценно, и сносить то, у чего нет будущего.

— Как вы сейчас оцениваете «Старый Томск»?

— Во времена СССР было много забавных вещей, это одна из них. МЖК, молодежные жилищные кооперативы, были популярны в СССР. Много домов так строилось, в том числе в Академгородке. Но обычно не деревянные, а мы всех убедили — вот стоят разрушенные здания на Красноармейской. Давайте мы их восстановим и будем там жить! Вы таким проектом убиваете двух зайцев: и эстетику возвращаете, и молодым семьям даете жилье. Город пошел на это, поскольку увидел свою выгоду. Сейчас рентабельнее вложиться и построить многоэтажку.

Текст: Мария Симонова

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».