Искусствовед Анна Маркеш Карвалейру:
«Чем больше город насыщен людьми, занятыми творчеством, тем активнее развиваются креативные индустрии»

Как креативные индустрии, культурные события, творческие пространства влияют на город? Поговорили об этом с Анной Маркеш Карвалейру — искусствоведом, экспертом в сфере contemporary art и проектном менеджером в сфере культуры.

В Томске Анна побывала и выступила с лекциями благодаря федеральному проекту «Энергия науки» сети Информационных центров по атомной энергии.

— Анна, по вашим наблюдениям, какого рода культурные проекты оказываются наиболее жизнеспособными сегодня в российских регионах?

— В Томске я побывала на фестивале Street Vision, где ребята использовали здание буквально в строительном варианте, и видела хорошую выставку. Там собрано много интересных художников разных направлений. Если бы ее посетили международные или российские кураторы, думаю, что часть работ разобрали бы на свои выставки. Street Vision — событие, которое стоит увидеть гостям Томска. И это такая общественная инициатива, когда сообщество завоевывает неиспользующиеся пространства в городе и превращает их в площадки для креативных индустрий.

В Ульяновске такие процессы были инициированы «сверху». Креативные индустрии в городе развиваются с 2006 года. Предпосылками становились статусы, которые получал город: Ульяновск объявляли молодежной столицей, культурной столицей, культурной столицей Поволжья… Начинались обсуждения. В итоге в городе стали возникать творческие пространства. Сначала появилась институция, которая продюсирует креативные индустрии — фонд «Ульяновск — культурная столица», учрежденный правительством Ульяновской области. Он стал центром продюсирования дизайнеров, фотографов, архитекторов, ремесленников... Всех тех, кто занимается творческим предпринимательством. Возникла необходимость в получении не просто поддержки, но еще и освоении пространств. Сейчас в городе существует креативный бизнес-инкубатор «Квартал».

— Он «выращивает» творческих людей?

— Да, они приходили и понимали, что хотят заняться творческим бизнесом в этом пространстве — открыть дизайн-бюро или креативную типографию. Предприниматели объединились, сейчас это пространство — полноценно существующий организм, экосистема, работающая сама по себе. Когда творческие люди начинают друг с другом общаться, возникают сложные культурные продукты.

Думаю, во многих регионах такая же ситуация, кроме того, что в мире в глобальном плане креативные индустрии зарождаются, когда общество переходит в постиндустриальную экономику, появляются другие способы производства. Когда заводы перестают существовать благодаря переходу на высокотехнологичное производство, то их большие пространства становятся не нужны. И появляются пустые промышленные зоны. Иногда такие районы возникают со «смертью» городов, когда люди покидают их из-за отсутствия рабочих мест. Порой люди начинают осваивать эти индустриальные площадки. Так произошло с Берлином, где огромное индустриальное пространство превратилось в крупнейший техно-клуб Berghain, который стал туристической Меккой. А Берлин превратился в столицу мировой электронной музыки. Это сразу и музыкальная творческая, и туристическая индустрия.

— Как давно уже идут подобные процессы?

— Общемировой практикой это стало с конца 1960-х, когда начали осваивать сквоты, заводы. В Россию хорошие мировые тенденции обычно приходят позже. Но яркие примеры уже есть. Конечно, впервые это случилось в Москве. Мы все любим проводить время в Центре современного искусства «Винзавод», в креативных кластерах «Красный октябрь», «Флакон», в центре дизайна ArtPlay. Освоение этих промышленных зон — пример частного и государственного партнерства. В Петербурге можно вспомнить музей современного искусства «Эрарта», «Лофт Проект Этажи». В провинцию творческие индустрии начали приходить где-то с 2010 года. Очень интересен в этом направлении Урал. В Перми был большой экспансивный проект Марата Гельмана «Пермская культурная революция». Из речного музея сделали хороший музей современного искусства Permm. Теперь, правда, то помещение отобрали, музей находится в торговом центре, но не стал хуже. В городе начал развиваться ресторанный бизнес, и это тоже часть креативной экономики. Рестораны, кафе и бары превращаются в общественные пространства, где обсуждаются какие-то проблемы и задумки. Впрочем, еще французский модернизм зарождался в кафе. Очень интересно развивается Екатеринбург, где масса общественных пространств.

Хотела бы отметить похожий на Томск, также университетский город Казань. Университет — «база» для формирования креативных сообществ. Студенты не могут жить без инновационного взгляда на мир. У них своя мифология, свой язык. И студенчество — это очень хорошая основа для создания креативных творческих индустрий.

— Расскажите подробнее о Казани, что происходит сегодня там?

— Она активно осваивает индустриальное пространство, вошла в сеть музыкальных городов ЮНЕСКО. Казань стремится быть передовой. Например, заброшенная территория фабрики превратилась в резиденцию, творческий коворкинг «Штаб». Там происходят спектакли, дискуссии, семинары. Развивают в Казани и образовательные форматы. Там есть «Фабрика Алафузова», где можно проводить различные альтернативные события, выставки. В частном проекте Центр культуры «Смена» есть галерейное пространство и книжный магазин, и кафе, и магазин пластинок. Конечно, вспомню и об арт-пространстве Werk — это бывшая мебельная фабрика, она взята в аренду. В этом большом пространстве развивают музыкальный андеграунд. Это маленький Mutabor в Казани (в Москве есть большой техно-клуб Mutabor).

— На кого сегодня в первую очередь ориентированы все эти проекты?

— Они постоянно меняются. Раньше общественные пространства были привлекательны в первую очередь для некой субкультурной тусовки хипстеров. Сейчас хипстеры перерождаются в культуру электронных тусовщиков, развивается музыкальное направление. Это определенного рода рынок. Он — часть большой и серьезной креативной экономики. Есть индустриальная экономика, некоммерческий сектор экономики, социальная среда. И есть четвертый сектор — это творческое предпринимательство.

— Что необходимо делать регионам, чтобы развивать креативные индустрии? Поддержка властей, наличие подходящих пространств, люди — что ключевое?

— Город — это прежде всего люди. Если в городе нет креативного класса, людей, заинтересованных в освоении пространств, то ничего не получится. Чем больше город насыщен людьми, занятыми в творческой нише, тем активнее будут развиваться креативные индустрии. Надо понимать, что в этом бизнесе не только творческие предприниматели. Традиционные культурные институции — библиотеки, театры, музеи, архивы — тоже могут и должны приспосабливаться к модернизации. Тогда возникает конкуренция и новые рынки. Для борьбы общественных пространств за внимание посетителей с торговым центром нужны люди, наполняющие эти центры и событиями, и своими сложными культурными продуктами.

— Что вы подразумеваете под этим термином?

— Это то явление, которое производит человек. В «Гоголь-центре», хотя он театр, мы можем не только пойти на спектакль, но и выпить кофе, и пообщаться, и сфотографироваться в фотозоне, посмотреть кино и выставку. Такие пространства существуют по принципам резиденций. Туда приходят резиденты со своими творческими проектами, вступают в какие-то коммуникации, коллаборации с другими творческими резидентами. К примеру, томский Street Vision — это не просто выставка, а еще и кафе, и диджеи, и возможность посидеть, обсудить увиденное. Или в Томск меня сюда пригласил Информационный центр по атомной энергии. Это тоже общественное пространство с хорошим интернетом, где человеку удобно и комфортно заняться интересными для себя вещами, не только наукой. Сейчас нужны такие места, где тебе приятно находиться продолжительное время, где хороший Wi-Fi и вкусный кофе.

— Креативные индустрии и туризм — можно ли считать сейчас эту связку наиболее рабочей в экономическом плане и, возможно, более понятной для людей вне этих индустрий?

— С туристической индустрией надо объединяться всегда, поскольку уникальные творческие продукты привлекают, ради них и едут в другие города. С одной стороны, есть хипстерская унификация культуры. Ты приезжаешь и везде пьешь одинаковый капучино (мой друг художник из Гамбурга, изучающий города, даже придумал термин «капучинизированные люди»), сидишь на мебели из Икеи, приходишь в лофт. С другой стороны, когда ты попадаешь в комфортные пространства, когда есть продуцирование смыслов, то уже интереснее. К примеру, в Казани Степан Казарьян делает фестиваль AWAZ («Звук») — он стал крупнейшем в России музыкальным событием, на него все съехались. На фестивале были различные площадки музыкальных творческих индустрий Татарстана и не только. Это интересно, где еще услышать в одном месте и Ильямазо, и «4 Позиции Бруно», и диджеев из Бельгии, и Аишу Деви, перформативную художницу и композитора. Чем творческие креативные пространства будут наполняться, зависит от людей и от смыслов. И этот контент — основа для туризма. Тогда в город приезжает креативное сообщество, то оно оставляет много денег…

— В каком состоянии сейчас связи между регионами в части современного искусства, обмена идеями, участия в каких-то фестивалях и событиях?

— Думаю, в России после пандемии повысилась мобильность. Люди соскучились друг по другу, по путешествиям. Есть такая ниша — событийный туризм. Я увидела, в Томске происходит масса событий, и сразу откликнулась на предложение приехать, хотя это далекий от меня город, я первый раз в Сибири. Взаимоотношения зависят от географического положения. В Сибири удобнее общаться между своими городами. Вообще сегодня не нужно ехать в Москву, чтобы удовлетворить свои культурные потребности. В Красноярске есть КРЯКК, интересное культурное событие с лекциями, огромной книжной выставкой. Одно время все увлеченные современным искусством люди собирались в Перми на фестивале «Белые ночи в Перми». Интересен опыт путешествий людей из субкультур, связанных с музыкой. Есть московская кочующая по городам тусовка монастерео. Они едут в каждый город, где есть монастерианцы, любители такого жесткого андеграундового техно. И если где-то организуется фестиваль, то все едут туда большими компаниями. Раньше притягивающими событиями были выставки. Когда в Пушкинском музее открывается выставка Билла Виолы, ты не можешь не приехать и не посмотреть - это же выдающийся основатель видеоарта и событие, которое никогда не повторится в России. Думаю, культурные события повышают мобильность людей.

— Анна, помимо всего прочего, вы еще и заместитель директора по развитию Ульяновского областного художественного музея. Каким вы видите сейчас развитие региональных музеев? Какие форматы вам кажутся рабочими?

— Государственные музеи, как правило, очень консервативные институции. Как в художественном музее почти каждого региона висели шедевры 20 лет назад, так и висят. Как была постоянная экспозиция, так она и есть, разве что пару картин местами поменяют. Это подход, который ведет в никуда. Замечательно быть хранителем богатейших художественных коллекций. Но люди скорее пойдут в модное место, чем в музей. Значит, музей должен быть больше, чем музей. Как говорила Ирина Александровна Антонова, великий музейщик, «Нам надо не просто развесить шедевры, мы должны рассказывать истории». Я за то, чтобы менялись экспозиции под потребителя, чтобы они наполнялись новыми технологиями. Музей — это тоже пространство, оно должно работать, у него должны появляться новые мерчи. Мне нравится, что у Политехнического музея в Москве много инклюзивных программ. У них есть технологии для слабовидящих, слабослышащих, музей очень доступный.

— Насколько музеи зависят от своих площадей?

— Музеям никогда не хватает помещений, и они не могут расшириться. Думаю, надо ориентироваться на тех, кто в своих пространствах, исторических зданиях, старается уделить внимание не просто шедеврам, а посетителям. Приятно приходить в музей, когда там доброжелательная атмосфера, смотрители, не шипящие на тебя. В музее должны появиться зоны, где что-то можно сфотографировать и даже потрогать. Не шедевры из коллекций, но все же такие экспонаты тоже должны быть. Нужно открывать музейное кафе. Продумать, как не стоять у шедевров. Пожилым людям сложно долго быть на ногах, а в музеи в основном идут взрослые люди, те, кто любит искусство настоящее, подлинное, разбирается в нем. Для них в музее обычно ничего не предусмотрено. Настало время меняться и создавать комфортную среду. Шедевры должны рассказывать какие-то истории, нужны аудиогиды и мультимедийные технологии. Очень популярны VR-технологии, информатизация музеев — одно из серьезных, хороших направлений развития. Возможны совместные проекты. Мне очень понравилось, что вместе с Пушкинским музеем режиссер Андрей Сильвестров снял прекрасный фильм «Слепок» о пластических формах искусства, который сейчас демонстрируется по городам России. Открытость, доброжелательность, удобство, комфорт человека. Именно этого мы ждем от современного музея. Как этого добиться — уже вопрос архитекторов, музейных застройщиков, экспозиционеров.

— Есть ли потенциал объединения креативных индустрий с наукой?

— Наука далека от креативных индустрий. Они близки к людям, доступны, говорят на языке потребителя, поскольку предпринимателям важно, чтобы творческий продукт продавался. А наука — закрытая область, особенно инженерная, особенно IT. Мы понимаем, что ничего не понимаем… В Томске много университетов, причем инженерных, строительных специальностей, сильный медицинский. И университеты тоже могут открывать свои двери. Сегодня они закрыты для всех, кроме студентов и преподавателей.

Хотя они могли бы делать популярными научные открытия. Миссия университетов — найти формат взаимодействия с человеком, который, возможно, далек от науки. Не то что наука в каждый дом, нет, но она продуцирует смыслы. Научное изобретение опережает массовые явления и потребности. Наука приближает к развитию. Как говорил академик Сахаров, прогресс неизбежен. В Томске есть большой научный потенциал. Я думаю, наука, университеты, должны повернуться к людям, открыться. Те, кто может посетить университетские мероприятия, должны о них узнавать. Томские ученые должны восприниматься как лидеры общественного мнения. Не знаю, насколько это реально. Когда я приезжаю в новый город, всегда узнаю его мифы, истории, смотрю, чем он живет. Здесь история университетов не бросилась мне в глаза. Я бы не догадалась, что в городе есть пять крупнейших вузов. Не хватает навигации, рассказывающей о них, лиц молодых ученых, арт-объектов, говорящих о большом научном потенциале. Думаю, это у Томска впереди, вижу здесь людей, кто любит свой город.

— А насколько на жизнь города влияет граффити?

— В Томске видела граффити на фестивале Street Vision. На фоне набережной интересное граффити — женщина в хиджабе с ружьем. Оно маленькое, но говорящее. Во дворе у «Аэлиты» любопытные работы. Если в Томске много граффити-художников, и они осваивают пространство, это придает городу какие-то смыслы… У Томска в этом плане может быть большое будущее. Из-за деревянной архитектуры, памятников деревянного зодчества Томск напоминает мне Нижний Новгород. Нижний — столица российского граффити. Там художники осваивают деревянные дома. Им разрешают превращать их в явления культуры, арт-объекты. Даже сгнивший дом может стать после встречи с художником чудовищем или другим образом. Думаю, что в Томске есть люди, которые знают, что сделать с пространством. Общалась с Иваном Ларионовым, автором фестиваля Street Vision. Ему есть что предложить городу в плане смыслов. Если дать человеку ресурсы для деятельности, то было бы классно. Все бы приехали в Томск и рисовали граффити.

Текст: Мария Симонова

Фото: Серафима Кузина

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».