18+
18+
Интервью, Креативные индустрии, Культура в Томске, Люди, Рассказано, Томск поэзия Господин Литвинович стихи читать Татьяна Морина концерт Господин Литвинович: «То, что мне не близко, не могу читать, не имею права»

Господин Литвинович: «То, что мне не близко, не могу читать, не имею права»

5 апреля 2021 года золотоволосый и синеглазый томич Сережа Литвинович прочитал стихотворение Татьяны Мориной «Ты — море», и проснулся знаменитым. Плюс 200 тысяч подписчиков в инстаграм за сутки.

А 22 апреля состоялся его томский концерт, успеть купить билет на который оказалось достаточно сложно.

Через неделю мы встретились с Сережей в лекционном зале Научной библиотеки ТГУ. Много смеялись (над собой в том числе), шутили (в частности про поклонников), язвили (говоря о современной литературе и выборе текстов), мерились комплексами неполноценности, не обсудили ничего конкретного (зато много про смерть, любовь и другой метафизики), поделились личным и очень личным, в итоге расстроились, что не включили вместо диктофона камеру, обнялись и разошлись.

Фото: Анжела Ботунова

— Сережа, выяснилось, что обе фамилии, с которыми вы взрывали медийное пространство в разное время, не ваши — ни Пароходов, ни Литвинович. Почему возникла необходимость в псевдониме, почему нельзя было сделать свою собственную фамилию, скажем так, брендом?

— Это все простое стечение обстоятельств. Дело в том, что моя фамилия — это фамилия моего отчима, Патраков, и, собственно, к этой фамилии я никакого прямого отношения не имею, принадлежности к ней никогда не чувствовал. Поэтому когда у меня появилась жена, и у нас родился ребенок, то было решено свести все к одному знаменателю — к фамилии жены — Томсон. Потом во время ЖЖ, сам собой, благодаря читателям, родился «Сережа Пароходов», который естественно «владелец заводов, газет, пароходов». И только потом я превратился в Господина Литвиновича, благодаря прекрасной Владе Литвинович и не менее прекрасному Петербургу. Мне кажется, во всех этих псевдонимах есть какая-то своя невероятная органика.

— К слову о «Сереже Пароходове». Вы тогда занимались фотографией, и по словам Лены Лоор (фотомодель международного уровня — прим.ред.) были хороши в своем деле. Как после визуальных искусств вас занесло в вербалику?

— Я ведь тогда не только фотографией занимался, но еще и играл в Литературно-художественном театре ТГУ, где мне многие говорили, что я классный. И, можно сказать, подталкивали к этой литературной пропасти (смеется), из-за которой в моем инстаграме теперь ни одной личной фотографии, а только стихи-стихи-стихи.

— Какая же миссия у этой литературной пропасти, вашего чтецкого проекта?

— Вытащить малознакомых, прекрасных, талантливых поэтов на свет божий — это во-первых. А, во-вторых, некая просветительская деятельность — популяризация поэзии, чтобы читать, и читать именно поэтические формы стало жизненной необходимостью как можно большего количества молодых и не очень людей.

Фото: Анжела Ботунова

— Как происходит отбор стихотворений? Очевидно, сейчас материал сыпется на вас бесконечным потоком.

— Я читаю только то, что близко. Сейчас мне близки «мелкие» авторы с «мелкими» мыслями, без глобализма, но обязательно то, что перекликается с моим жизненным опытом. А то, что мне не знакомо, с чем я в чувственном плане не сталкивался — не могу читать, и, думаю, не имею права. Бывает, что я пробегаю глазами стихотворение и сразу понимаю, что у меня нет выбора, что мне нужно сейчас же его учить и сегодня же ехать записывать.

— Некоторым филологам присущ такой снобизм, когда мы любим порассуждать о настоящей и псевдо-литературе, особенно, говоря о современных авторах. Вы подобными вещами грешите?

— Нет, конечно. Во-первых, я считаю, что время все решит и расставит по книжным полкам. А, во-вторых, думаю, что у каждого времени есть свои потребности. Безусловно у нас есть классические поэты, которые светят прекрасными звездами в небе, и мы наслаждаемся этим светом, он нам нужен. Это красиво, но этот свет не залепливает многочисленных драматических ран, которые сейчас есть у людей, а современная поэзия это делает...

Фото: Анжела Ботунова

— Через вас в том числе? То есть вы себя ощущаете литературным терапевтом?

— Меня уже долгое время в этом уверяют опять же, а когда долго уверяют, начинаешь в это верить. В то же время у меня есть личный опыт, который говорит, что «да, слово лечит». У меня есть программа «Nova» — и это именно терапия и лекарство для меня, она в миг изгоняет боль и злость.

— Вы производите впечатление очень тонко чувствующего человека, поэтому совершенно непонятно, почему на концерте в Томске вы позволяли в адрес зрителей достаточно колкие и едкие замечания.

— А как можно сидеть и не отдавать вообще энергию?

— Что значит не отдавать энергию?

— Понятия не имею, но каждый раз после Томска я чувствую, что по мне будто проехал самосвал, я часто заболеваю после концертов в Томске. Мне так плохо, иногда я просто выползаю с концерта. У нас настолько замерзшие люди, которые просто, наверное, боятся показывать эмоции. Они на следующий день мне написали много прекрасных слов, но было поздно, я мог уже умереть. Зачем мне на могилу вот эти прекрасные лепестки роз?

Фото: Анжела Ботунова

— И все же о каких эмоциях и энергии мы говорим? Вам нужно было, чтобы зал рыдал? Тогда здесь вопрос в психической стабильности зрителя, можно только порадоваться за томичей.

— Я не знаю, как объяснить. Просто чувствую, что отдаю больше, чем получаю. Потому что томичи пока еще не научились делиться. Они не знают, как открыться, как выпустить из себя энергию, в метафизическом плане. Её же всегда видно по глазам, по мимике, по моторике, как ноги стучат, пальцы шевелятся — этого пока еще у томского зрителя нет. Но они не виноваты в этом, просто нет возможности учиться, нет почвы. Поэтому важно добиваться того, чтобы в Томске всё произошло, чтобы момент понимания и соединения со слушателем и зрителем случился, а для этого нужно чаще встречаться, как минимум.

— Хорошо. То, что сейчас происходит в вашей жизни — это то, чего вы хотели или немного меньше?

— Твоя цель — это и есть твой путь. Что значит «хотели»? Я это делаю потому, что не могу этого не делать. Я не стремился к популярности, мне это не особо нужно. Когда ко мне пришли люди мгновенно и в таком количестве, я понял, что к этому не готов. У меня был полный транс. Как сказала моя Алиса (Алиса Лис — любимая женщина Сережи Литвиновича — прим.ред): «Ты стал еще несчастнее, чем был».

Фото: Анжела Ботунова

— В чем проявилась «несчастность»?

— В увеличении зоны ответственности. В увеличении количества ожиданий от меня моими читателями. Вообще просто сразу стало больше всего. Директ невозможно разобрать из-за безумного количества сообщений совершенно разного характера. Когда-нибудь я всё это разгребу, всё поутихнет, бум сойдет на нет, и я заживу спокойной жизнью. Единственный плюс во всей этой ситуации — теперь концерты будут происходить нормально.

— Но именно женская энергия — позитивная и положительная — которая сейчас на вас обрушилась, больше вытягивает сил или придаёт?

— Когда люди пишут важные вещи, например: «Я вообще не любил никогда поэзию, а теперь не могу остановиться» — для меня это прям осознание, что всё работает, миссия действует!

Фото: Анжела Ботунова

— Это окрыляет?

— Да! Такие слова, как: «Для меня сегодня нужно было услышать именно это», «Вы мне сегодня помогли», «Вы меня сегодня вытащили вообще из жопы, из петли». Это офигенно двигает вперед.

— На критику как реагируете? Ведь помимо женщин, которые влюбляются необратимо, появятся и те, кто знает, как лучше, и кто лучше.

— Критика хоть конструктивная, хоть неконструктивная, меня замедляет. Я начинаю думать, сомневаться, и, соответственно, продуктивность очень сильно падает. Любая критика меня подтормаживает, поэтому к хейту я не готов примерно также, как к влюбленным поклонницам.

Фото: Анжела Ботунова

— Всё смотрю на вас и думаю: «Ну каков альфач», потом еще смотрю: «Нифига не альфач, голову на коленки положить и гладить по рыжим волосам». Какой вы?

— Наверное, во мне что-то есть, просто я еще это не поймал. Возможно я доминантен и «альфа-мужичен», но где-то там очень глубоко. Если мне удастся поймать, буду это пестствовать, конечно. Пока я бы сказал про себя, что я не злой, потому что злость разрушает. Не лишен самоиронии и чувства юмора, и это сильно спасает меня при моей ранимости. Меня же все ранит.

— То есть «укольчики», которыми вы периодически стреляете — это бессознательная самозащита?

— Похоже на то, автоматическая защита. Факт в том, что любые самые сложные, самые страшные, самые жуткие и непоправимые ситуации, которые меня могли бы уничтожить, всегда выезжали за счет того, что я находил в себе резерв смеяться над этим.

Фото: Анжела Ботунова

— А чего вы боитесь? На концерте несколько раз звучало: «Я боюсь…»

— Всего боюсь. Цветаеву боюсь читать, потому что ее Фрейндлих читала...

— И что? А зачем сравнивать?

— Моя фотографическая карьера загнулась из-за того, что я себя сравниваю.

— Потому что вам казалось, что есть кто-то лучше вас? Какие-то проблемы с самооценкой?

— Большая. Очень заниженная. Но это бессознательно. Я усилием воли себе её занижаю. А есть сознательная работа, постоянная. Поэтому важна похвала и социальное одобрение.

Фото: Анжела Ботунова

(10 минут взаимных социальных одобрений, в ходе которых выясняется, что «это лучшее интервью на сегодняшний день», а «Альхимович — новая Собчак», и выдвигается предположение, что «на самом деле Сережа Литвинович отдает себе отчет в том, что он чуточку гений»).

— Я хочу, чтобы вы осознали это.

— Сейчас мы говорим и у меня есть внутреннее ощущение, что да. Но бывают моменты… Но на самом деле, считаю себя «чуточку гением» или не считаю, главное, что есть механизмы, которые не позволяют мне считать иначе слишком долго.

— Вернемся к страхам.

— Смерти в нищете я боюсь.

— А смерти в принципе?

— Своей не боюсь. Потому что как у любого творческого человека, есть даже тяга к саморазрушению. Если бы ребенка не было, я бы либо уже спился, либо сторчался, либо не знаю «что». А так как ответственность, гипер-отцовство, «яжмать» — не могу себе позволить. Очень боюсь смерти близких людей. Я недавно поймал в сети этот вопрос: «Когда ребёнку приходит осознание, что его родители умрут?» И вспомнил, что у меня этот момент был, в моих мемуарах есть целые куски про это, из главы в главу переходит мысль о том, чтобы мои близкие не умерли, и по возможности, не умрут никогда. Часто неимоверных усилий требует отогнать мысль о том, что может произойти с моим ребенком в моё отсутствие.

Фото: Анжела Ботунова

— И что вы начинаете делать в этот момент?

— Ничего не могу делать, я впадаю в панику. Я уезжаю на концерт, ребенок остается, я каждый раз еду и страдаю.

— А он?

— А он тысячу раз на дню говорит мне, как он меня любит, обнимает и целует. Это так нетипично для мальчишек, но при этом просто волшебно. Он меня бережет, никогда не ранит меня словом, всегда дает мне только тепло. Поэтому о его переживаниях во время моего отъезда, о скучаниях и грусти я узнаю не от него самого, а от его доверенных людей. Потому что в какой-то момент он решил, что папе нельзя говорить болезные вещи. Видимо, когда-то он увидел вселенскую скорбь в моих глазах на свою историю и понял, что не хочет причинять своему отцу такую боль.

Фото: Анжела Ботунова

— Я хочу вернуться к теме смерти. Все, наверное, видели это старое интервью Киану Ривза, где у него спрашивают: «Что ждет нас после смерти, Киану Ривз?». И вот хочется спросить вас: что ждет нас после смерти, Серёжа?

— Я почему-то думаю, что мы превратимся в информационное поле. То есть мы где-то будем, энергия же никуда не девается, как и в каком виде это будет — я не знаю. Мне не хочется верить, и я не верю, что там всё — чернота. Мы столько всего чувствуем и переживаем за время жизни, что невозможно, чтобы это все куда-то исчезало просто, не имело продолжения. Мне кажется, что не может такого быть просто.

— После шестилетнего перерыва, я все равно не могу отказать себе в удовольствии задать три своих любимых вопроса, про счастье, Бога и любовь, но у вас есть выбор отвечать или нет. Просто я по традиции их всем задаю — и чиновникам, и музыкантам.

— Счастье. Я сейчас живу в новой концепции ощущения счастья. Я можно сказать абсолютно счастлив. У меня теперь нет понимания, что счастье «когда-то». Счастье у меня сейчас именно в моменте. Вот сейчас мы беседуем — я счастлив, потому что мне нравится, ребёнок позвонил — я счастлив. У меня объективно вообще причин быть не счастливым нет, потом случится какое-то горе я буду несчастен в тот момент. То есть счастье — это осознание в моменте. Тавтология как ни крути, счастье — это осознание счастья в моменте, я не могу сформулировать иначе.

Фото: Анжела Ботунова

— Ну это, на самом деле, понятно.

— Понятно, да? Как потом это напишете, я себе не представляю.

— Просто процитируем. Это будет заголовок, Сергей Литвинович: «Счастье — это счастье в моменте». Вот он ваш хваленый чтец (смеются). Теперь очень интересно, что будет про Бога и любовь. «Любовь — это когда я люблю» или что?

— Любовь — это глагол. Так звучит название книги Гэри Чапмена. Здесь тоже всё очень сильно поменялось, после развода я думал: «Больше никогда этого не будет». Глядя на всё вокруг, мне казалось, что всегда у всех всё одинаковое, эти бесконечные проблемы, недоверие, ревность, измены. Сначала, кажется, что люди вообще никогда не расстанутся, а потом «бац» и всё. И казалось, что зачем начинать ещё раз что-то сначала. Но с появлением Алисы в моей жизни, я посмотрел на все иначе. Она, конечно, всё изменила и внутри и вокруг меня, удивительная.

Фото: Анжела Ботунова

— Теперь Бог.

— Это так сложно

— Вообще. Но так классно, что он есть, да?

— Да.

— Не продолжай. Супер.

Фото: Анжела Ботунова

Редакция благодарит Научную библиотеку ТГУ за возможность провести интервью с героем.

Текст: Настя Альхимович

Фото: Анжела Ботунова

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».

Томские новости

Томичей приглашают в подвальчик с картинами и музыкой

7 марта 2024
Томские новости

Томичей приглашают отметить Международный день волынки

4 марта 2024
Краеведение

Архив Дальнего Востока в Томске. Как хранилище документов почти полвека проработало в Воскресенской церкви

18 марта 2024
Томские новости

В Томске открылся «Арфовый дом» с лекторием и киноклубом о музыке

18 марта 2024
Интервью

Писатель Сергей Мальцев: «Во второй части „Погрома“ герои переживут свой ад, рай и возрождение»

12 марта 2024
Томские новости

Томичей приглашают на встречу с продюсерами фильма «Мастер и Маргарита»

28 февраля 2024
Томские новости

Томичей приглашают на артист-ток с художником и поэтом Артёмом Терсковым

19 марта 2024
Как это работает

10 историй Михаила Фаустова о том, как книжные фестивали меняют города

7 марта 2024
Томские новости

Музыка чисел. Что увидят томичи на выставке личных вещей Эдисона Денисова

22 марта 2024