Сторителлинг: личные истории, которые греют душу. Интервью с режиссером и актером Леонидом Прокофьевым

Режиссер и актер Леонид Прокофьев приехал в Томский ТЮЗ проводить лабораторию про сторителлингу, новому для нашего города жанру.

В последние годы рассказывание историй (как, собственно, и переводится определение «сторителлинг») стало очень популярным. Зачем это нужно артистам, зрителям и вообще не связанным с театром людям? Обсудили это с гостем, а также узнали, каким видится Томск, если смотреть на него глазами профессионально наблюдательного человека.

— Лёня, как ты открыл для себя сторителлинг?

— Это случилось еще в начале 2000-х годов. Посмотрел выступление Евгения Гришковца, и у меня возникло ощущение, что я очень похоже рассказываю свои истории «про маленького Лёню». Потом узнал других мастеров сторителлинга (тогда они ещё называли себя «рассказчиками историй»). Мне было интересно работать в такой манере, это меня будоражило, становилось своеобразным ключом к профессии. Позже, когда появился термин «сторителлинг», и я впервые увидел «брусникинцев», актеров из мастерской режиссера и педагога Дмитрия Брусникина, развивающих это направление, всё снова сошлось. Я стал активнее заниматься сторителлингом, понял, что особенно меня греют именно личные истории.

— Есть несколько направлений сторителлинга?

— Для себя я делю его на документальный и художественный. Документальный — это рассказы про себя, своих знакомых, у них есть реальная основа. Здесь используются такие инструменты, как вербатим, сбор информации, интервью. Хотя возможно обострять ситуацию, фантазировать. А художественный сторителлинг — это когда мы берем книгу и вытаскиваем оттуда линию одного героя, рассказываем ее как историю. Я обычно занимаюсь на лабораториях документальным сторителлингом. Так случилось и в Томском ТЮЗе, поэтому никогда не угадаешь, каким получится эскиз, в этом и авантюризм проекта.

— Чем сторителлинг отличается от вербатима?

— Есть чистый вербатим, журналистский принцип сбора информации, он был и никуда не девается. Когда мы говорим о нем как о жанре, то надо выдавать информацию такой, какой ее приносит актер, какой она была собрана, все «бэ», «мэ» и интонации должны войти в текст. Я, занимаясь документальным сторителлингом, существую на стыке его и вербатима. Драматурги, актеры, режиссеры могут со мной спорить — кто-то считает, что нужно обрабатывать документальный материал, «причесывать» его. Все зависит от того, как конкретный театр понимает «вербатим» и «сторителлинг». В разных регионах это может различаться. Жестких рамок нет, люди разные. Мы все по-своему работаем, и это здорово. Мне нравится воспринимать сторителлинг как психотерапевтический театр, как возможность излечить душу, проговорив определенные вещи. Мы в обычной жизни о них родственникам рассказать боимся, носим в себе. А на мастер-классах по сторителлингу раскрываемся. И у таких лабораторий, репетиций есть психотерапевтический эффект — мне об этом часто говорят.

— Метод сторителлинга может быть полезен для психотерапевтов?

— Мастер-класс по сторителлингу чем-то схож с общением в поезде, когда люди случайно оказались в одном купе, возможно, больше никогда не увидятся, но готовы открыть друг перед другом душу и все выложить… Другое дело, что в сторителлинге в театре важны этические стороны, рамки — надо понимать, что ты можешь говорить, а что нет. Мне близко такое определение внутренней цензуры: «Я могу сказать на сцене то, что могу сказать своему ребенку». Иногда на лабораториях я замечаю, что себе не позволил бы сказать некоторых вещей, а артист может. Но репетиции — это такая «кухня», где все рождается. Что-то остается на показ, а что-то нет.

— Что сторителлинг дает актерам?

— Я был на занятиях, где театральные педагоги преподносили свою школу сторителлинга. И многие вещи там были рассчитаны на несвязанных с театром «нормальных» людей. Они ходят по улице, они не заштампованные, не попавшие в рамки профессиональной школы и могут сделать то, чего не сделает артист. У нас все равно идет профдеформация. Я предлагаю артистам «стать обычным». Рад, когда через несколько дней репетиций люди начинают существовать не «как в театре», а «как дома». Когда ведут себя естественно, не надевают никаких масок. Впрочем, подобное часто и в офисе происходит, где один превращается в начальника, другой в подчиненного. Всегда поражает, когда изредка встречаешь компании, где удивительная, живая атмосфера, и люди не стесняются быть собой. Я постоянно ищу путь, позволяющий не врать себе. И сторителлинг в этом — огромная польза и тренинг. «Школа», позволяющая не врать себе в профессии и в жизни.

— Чего ты хочешь достичь, когда проводишь в театре лабораторию по сторителлингу?

— Всегда иду от людей — от артистов, от цехов. Заранее ничего себе не придумываю, еду без завышенных ожиданий, и потом не возникает разочарований, конфликтов. Что будет, от этого и начнем плясать. Прислушиваюсь к своей интуиции. Если мне говорят: «Мы не можем так сделать», не буду упорствовать: «Нет, у меня такая концепция!» Предпочту ловить момент, волну. Одно дело, когда речь идет о спектакле, а другое — когда это лабораторный эскизный процесс, длящийся неделю. С пространством такие же отношения. Меня спросили в ТЮЗе, возможно ли работать в фойе. Я пошел от этого, как от данности — есть фойе, значит, там и будем. Мне в случае лаборатории важнее процесс, его позитивная энергия, чем результат. Актеры думают, вроде несложное задание, режиссер меня не мучает, мы вместе идем к результату...

— Это близко к горизонтальному театру*?

*Горизонтальный театр — это театр без четких иерархий в процессе создания спектакля и во взаимоотношениях «театр — зритель».

— Мне нравится такое понятие. Вместе с артистами идем к показу. На одном из занятий мы все художники, рисуем эскиз пространства, решаем, где бы расположили зрителей, где актеров. На репетициях можем похулиганить. Если речь о выпуске спектакля, конечно, уже другой разговор, но я все равно стараюсь делать так, словно только что, одновременно с артистами, открыл книгу, и ничего о работе еще не знаю. Да, у команды постановщиков есть свое видение, но в процессе работы многое может случиться. Я изначально готов к любым изменениям. Иду на это намеренно, что в итоге мы вместе создаем детище, за которое артисты сами будут потом болеть, зная — это они предложили, это их видение. При таком подходе артисты на репетициях много сочиняют.

— Если вернуться к лабораториям по сторителлингу, то понятно, что для артистов это полезно. Но эскиз играют на зрителя. Чем он ему может быть интересен, почему это стоит смотреть?

— Когда речь о готовом продукте, то почему бы его не смотреть? Это один из жанров, если зритель с ним уже сталкивался, то точно знает, зачем идет на показ. Один хочет на комедию, другой ищет впечатлений на сторителлинге. Он уже понимает, что его ждет сценический минимализм. Сложной концептуальной формы тоже не случится. На сцене будет артист, простые предметы, возможно, детская игрушка в руках. И мы в зале слушаем истории, все понимаем, сцепляемся, сопереживаем… Кстати, мы можем даже не видеть артиста, только слушать. Сторителлинг схож с радиопередачами. Когда-то мы за ними следили и воображали, как выглядят эти люди. Часто эти образы рушились, если мы видели радиоведущих, и они оказывались совсем другими, чем мы нафантазировали, пока их слушали. Сторителлинг тоже располагает домысливать.

— Давать зрителю возможность фантазировать — это тренд?

— Не то что бы это совсем новое веяние, но в разные регионы все приходит в свое время. В любом случае, этот подход кажется мне прекрасным. В нашей жизни много гаджетов, постоянные экраны, много сменяющихся картинок и нет места для фантазии. Удивить человека в театре сложнее и сложнее. Надо делать спектакли с таким визуальным кодом, насыщением… Конечно, художники и режиссеры со мной поспорят, но я сейчас говорю про зрительское впечатление. А когда приходишь, и ничего нет, только звучат истории, то голова начинает работать иначе. Наш мозг создан, чтобы воображать немыслимое. Главная прелесть моего направления сторителлинга — в его основе жизнь, а в ней сюрпризов больше, чем в любом литературном материале. Если за нею грамотно наблюдать, интересоваться ею, быть любознательным, то всегда удастся подметить что-то новое и никогда не будет скучно. Для меня даже слова «скучно» не существует. Что это?! И рассказывание историй не может быть скучным… Значит, зрители смогут и посмеяться, и поплакать, и узнать в этих историях себя. Ради этого стоит идти на эскиз.

— И артисты открываются по-новому?

— Да, благодаря историям оказывается, что и они тоже ходят в магазины, их, как и зрителей, порою обманывают на кассе, они влюбляются, ссорятся, волнуются и спорят. Ради этого тоже можно смотреть сторителлинг.

— Откуда обычно на мастер-классах их участники черпают истории? Из детства, или есть другие подходящие источники?

— Детство — мощная база во всех смыслах для многих профессий, не только для историй. Еще важный источник для сторителлинга — то, что с тобой происходит сейчас. Можно делать упражнения: ты не замечал, что вокруг, идя домой одной и той же тропинкой. Но когда ты начинаешь день за днем обращать внимание на свою повседневную жизнь, казалось бы, на первый взгляд неинтересную, выясняется, сколько в ней всего прекрасного! Мы абсолютно разные, мы по-своему завариваем кофе и готовим яичницу. Даже технология мытья головы может быть интересной для других. Бывает, люди начинают спорить, доказывая друг другу, как правильно мыть голову. Каждый уверен — он специалист. В сторителлинге любой такой момент рождает много смыслов, люди становятся честными, искренними, неподдельными.

— Какие инструменты полезны для сторителлинга?

— У меня много упражнений, которые постоянно меняются, выдумывается что-то новое. Все должно постоянно двигаться и жить. Я нахожусь в вечном поиске — мне будет грустно, если я решу, что окончательно все понял. Интереснее постоянно что-то не понимать и двигаться. В таком пути случаются озарения. Вероятно, я не зря люблю много ходить пешком. Взгляд из машины или с велосипеда другой. Изначально люди были рождены, чтобы ходить. И ходьба придает такое ощущение темпоритма, что наблюдать за статикой не скучно. Я могу просто посмотреть на здание, и начать рассказывать о нем. Это говорение, оно близко к комментаторской работе. Важно комментировать вслух, тогда открываются другие смыслы. У меня даже был эпизод, когда я занимался комментированием…

— У тебя вообще насыщенная биография! Расскажи ее основные моменты — ты попробовал себя во многих направлениях…

— Сначала учился на педагогическом, не закончил его, потом получил актерское образование в Петрозаводске (это мой родной город) при консерватории. У нас было много педагогов из петербургского РГИСИ. Какое-то время работал в Петербурге в театре на контракте — частью труппы репертуарного театра я не был, это важно! Благодаря этому избежал переживаний из-за распределения ролей и интриг. Еще во время учебы работал ведущим. Это тоже опыт, багаж. Мне особенно нравилось, когда не требовалось жесткого сценария, а было большое поле для импровизации. Потом я сотрудничал с телевидением и радио, стремился всегда существовать в прямом эфире, это такой адреналин! Запись — уже нечто сделанное, там не поймать живости. С театром я тоже не терял связи — делал проекты, перформансы. Параллельно отучился в Питере на спортивного комментатора, окончил президентскую программу по менеджменту. Зашел в театр с другой стороны: работал в администрации. Мне было интересно увидеть не только актерскую, но и менеджерскую часть. Причем сотрудничал и с театром кукол, и с музыкальным. Мне нравилось накапливать разный опыт.

— Когда ты все же больше сосредоточился на театре?

— В 2014 году я набрал в Петрозаводске свой курс актеров, и тогда максимально мощно вернулся в театр. Стал интересоваться, что сейчас происходит в Москве. Затем в моей жизни случился фестиваль «Территория», образовательные лаборатории СТД, поездки, знакомство с людьми. Все это что-то такое со мною делало… Не зря я сразу говорил студентам, что буду учиться с ними вместе. Хотел открыть то, чего не знал прежде. Наверное, так и произошло. С 2016 по 2018 год я постоянно ездил и подглядывал новые веяния. Мы пробовали и не боялись делать на занятиях не то, к чему многие привыкли. Сторителлинг мне как преподавателю очень помог. Мы уже на 1 курсе вынесли на экзамен истории. Я понял, что они больше и сильнее провоцируют 15-20 летних, чем многие другие классические экзамены. Личными историями мы занимались постоянно. В работе над ролью, предполагаемой классической школой, все это есть. Дофантазировать, придумать, что было до и после, взять интервью у героя… Личные истории здесь идут только на пользу. А когда мой курс выпустился, я стал сотрудничать с разными театрами как свободный художник и продолжил много ездить.

— Ты проводишь мастер-классы по сторителлингу не только в театрах. Кто еще интересуется этим направлением?

— Все! Нельзя назвать определенные профессии. У бизнеса он точно очень востребован. Если в поисковике забиваешь «сторителлинг», то в первую очередь находишь театр, кино и бизнес. Например, TED-презентации* — очень близкое направление. Это мощная школа, я всегда говорил студентам, посмотрите, как это делается. Стоит поучиться, как за 3 минуты интересно и понятно рассказывать про эти штуки.

*TED - известная конференция одноименного частного некоммерческого фонда (аббревиатура от англ. technology, entertainment, design; технологии, развлечения, дизайн). Миссия конференции состоит в распространении уникальных идей («ideas worth spreading»), избранные лекции доступны на веб-сайте конференции. Темы лекций разнообразны: наука, искусство, дизайн, политика, культура, бизнес, глобальные проблемы, технологии и развлечения. Каждое выступление на конференции TED называется «TED Talk». Также работает проект TEDx — он позволяет людям в разных странах, городах, университетах или сообществах организовать независимые конференции в стиле TED. В Томске такие конференции тоже проводятся время от времени.

— Ты уже погулял по нашему городу, понаблюдал за ним. Какие у тебя ощущения от Томска?

— Наверное, летом оно было бы другим и связанным с рекой Томью. Человека впечатляет, когда перед ним не стена, а перспектива. Можно остановиться и наблюдать за собой, успокоиться, непроизвольно подумать о более глобальных вещах, чем обычно. Я приехал в переходное время, когда зиму сменяет весна. Сам за собой наблюдаю, что выкладываю в Томске в сторис в инстаграме. И вижу — меня привлекают окна! Они и по формату подходят, и новые для меня. В Петрозаводске нет столько деревянных зданий. Здесь многое сохранилось, это прекрасно, но надо грамотно с такими домами работать. Мне было дико интересно — несколько дней ходил и рассматривал окна. Открытые, закрытые ставнями, отремонтированные, залепленные фанерой, убитые, подожженные, разрисованные… Все они имеют и свою первозданную красоту, и свою судьбу, время оставило на них свой след.

То, что построено в 90-е и нулевые года, смотрится, как и во всех городах, ужасно. Железобетонная красивость меня отталкивает, хочется скорее пройти мимо. А по центру я сделал несколько кругов.

— Томск тебе напоминает какие-то города?

— В Сибири, по-моему, они правда похожи, это вызвано их многовековой историей. Я ловил себя на мысли, что когда ходил по Красноярску, видел подобные здания.

— Томские люди чем-то своеобразны?

— Мне комфортно — я здесь не встречал каких-то «негодяев», хулиганов. На кассе в магазинах все готовы воспринимать юмор. Я неспокойно живу, не могу пройти мимо и не сказать лишнее слово, когда речь идет о сфере услуг. Меня всегда радует, когда люди открыты к таким комментариям. От центра России у меня противоречивое ощущение. Думаю, в Томске есть все составляющие для интересной, насыщенной жизни.

— Ты бы поехал сюда как турист?

— У города хороший потенциал, с ним связано много историй. То, что я уже услышал от артистов, когда мы говорили на репетиции о Томске, что сам читал — этого уже хватит на 10-20 направлений для экскурсий. Многое хочется посмотреть, просто разрываюсь. Поле для туризма здесь, думаю, огромное. Надо просто уметь заново посмотреть на город.

Текст: Мария Симонова

Фото: из архива Леонида Прокофьева

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».