Первооткрыватель Иван Мягков. Удивительная история человека, собравшего городу его легенды

Обозреватель

Александр Мазуров

Иван Мягков стал директором Томского краеведческого музея в 23 года. За пару лет до этого, в 1920-м, в своем самиздат-журнале «Тояново городище» он первым из исследователей опубликовал легенду о царевне Томе и Ушае. А затем привез в Томск первые кулайские сокровища.

Кем был человек, сохранивший для томичей главную городскую легенду, какие удивительные истории оказались связаны с его судьбой и почему талантливый историк в 1930-х вдруг стал геологом, в нашем биографическом обзоре.

Первое важное открытие Иван Мягков, сын типографского служащего и учительницы, сделал, когда ему было всего 19 лет. В 1918 году вблизи села Кафтанчиково он услышал и первым из исследователей записал легенду об Ушае и Томе. Предание Иван Мягков опубликовал в собственном самиздат-журнале «Тояново городище».

У дочери Ивана Мягкова Наталии Зеличенко, которая и сейчас живет в Томске, сохранился один выпуск «Тоянова городища» за 1920 год. В журнале опубликованы рассказы, стихотворения, этнографические очерки — и много рисунков Ивана Мягкова.

Автор в статье обращается к исследователям Сибири XVIII века Герхарду Миллеру, Иоганну Фишеру и Иоганну Фальку: в своих трудах они называли Ушайку — Ушаем, а Томь — Томой. Также Иван Мягков замечает, что именно поэтому город носит название Томск, а не Томьск.

Спустя шесть лет предание с пояснениями было опубликовано в литературном журнале «Сибирские огни».

На фоне публикации разгорелся конфликт — Мягкова обвиняли в том, что легенды не существует. Некто В. Малыгин рассказал, что слышал легенду еще 18-20 лет назад от студента Пирусского, который потом признался, что выдумал эту историю. После публикации Малыгина Мягков пишет в редакцию письмо, где рассказывает, что эту легенду упоминал до этого Потанин, а часть об Ушае была опубликована в «Томских ведомостях» еще в 1860 году.

За письмом Ивана Мягкова последовала заметка «От редакции», в которой Мягкову принесли извинения за публикацию статьи Малыгина.

В революционные годы Иван Мягков успел послужить и у белых, и у красных, хотя занимался он, в основном, не политикой и войной, а историей.

В 1918 году молодого Мягкова мобилизовали рядовым в колчаковскую армию — тогда забирали всех, кто мог носить оружие.

До прихода красноармейцев в Томске появился Институт исследования Сибири — он занимался этнографией, археологией, изучением региона. В 1919 году сотрудник историко-этнологического отдела профессор Виктор Смолин выступил с предложением составить археологическую карту Сибири. К этой деятельности он привлек Ивана Мягкова. В 1920 году на раскопках Томского могильника им удалось найти больше ста предметов: керамика, медные пряжки, фрагмент бронзового меча.

— Колчак укрепился в Томске, стал поддерживать науку и образование, — рассказала Людмила Чиндина про начало второго этапа развития томской археологии (1918–1925 годы). Первый этап был связан с открытием в городе университета — инициатором открытия Василием Флоринским и заведующим научной библиотекой Степаном Кузнецовым. — Копали в Томской губернии — на Алтае и юге Хакассии. Смолин был профессиональным археологом с широчайшими интересами: он изучал этнографию, интересовался антропологией, лингвистикой, античной культурой.

Советская власть, которая сменила белое правительство, также поддержала работу Смолина и Мягкова. В сентябре 1920 года Ивана как человека образованного откомандировали на обучение в Томский университет, на факультет общественных наук. Параллельно с учебой Иван Мягков с 1921 года возглавил археологическую секцию подотдела охраны памятников искусства и старины отдела народного образования. Секцией было зарегистрировано в окрестностях Томска более 20 городищ, свыше тысячи курганов и стоянок.

— Он занимался всеми памятникам, которые ему попадались, начиная с эпохи бронзы и неолита, — рассказала профессор исторического факультета ТГУ Людмила Чиндина. — Проводил раскопки и более поздних материалов. Козюлинский могильник — уже время, когда территория Западной Сибири вошла в состав Московского государства.

В томском университете Иван Мягков учился до закрытия специализации в 1922 году. Вместе со своим преподавателем и ректором университета Борисом Богаевским уехал в Петроград, там продолжил образование и участвовал в экспедициях. По словам Людмилы Чиндиной, первые два года Иван Михайлович жил у профессора Богаевского. В архивах Ивана Мягкова сохранился оттиск статьи профессора о дарственной надписью «...с пожеланием хороших достижений на пути изучения искусства».

Обратно в Томск археолог приехал в 1925 году, работал в краеведческом музее внештатником: вел раскопки, исследовал памятники архитектуры, организовывал выставки и выступал с лекциями.

В 1925 году им организована выставка ковровых изделий Азии и предметов культуры Китая. Ковры на выставку, по воспоминаниям дочери, таскали вместе с мамой, Ниной Безходарновой.

— Папина сестра училась вместе с мамой — вспоминает Наталия Зеличенко их знакомство. — Тогда Мягковы жили на улице Дзержинского. Папа встретил маму с книгой в руках, чтобы продемонстрировать, что книжка для него важнее всяких женщин.

В 1927 году исследователь занимается изучением Томска и его окрестностей вместе с архитекторами, исследует томскую иконопись и старинную живопись, зарисовывает деревянную архитектуру. В это же время Мягков начинает вплотную заниматься и кулайскими древностями.

То, что мы сейчас говорим о кулайской культуре — заслуга Мягкова. В 1928 году он исследовал гору Кулайку у села Подгорного, где нашел ряд артефактов. Про свои исследования рассказал в работах «Находка на горе Кулайке» и «Древности Нарымского края».

Он впервые обобщил необычные бронзовые предметы плоского литья с изображениями людей и животных, а также сопровождавшие их оружие, бронзовые котлы, зеркала.

Предметы, которые были проанализированы им в музейном собрании, Иван Мягков характеризовал так:

Тем не менее, в статье Иван Мягков не давал общей оценки культуры, кроме замечаний о верованиях, лесной охоте и бронзолитейном производстве.

— Смысл этих статей — определенные резоны, что эта культура отличается своими чертами от пермского звериного стиля и скифских находок, — рассказывает старший научный сотрудник Томского областного краеведческого музея Зоя Игнатенко. — Мягков первым понял, что стилистически эти находки совершенно другие. Он выделил особый феномен и называл его культура «типа Кулайки».

Первым поступлением от Мягкова стали несколько десятков предметов. При распашке на горе Кулайке, которая сейчас находится в черте райцентра Подгорного, случайно были найдены обломки котла, и в нем лежали отливки. Потом находки разошлись среди крестьян. Что-то успели собрать, что-то нет.

— Крестьяне передали свои находки людям образованным и понимающим, какую историческую и культурную ценность эти предметы представляют — художнице Проскуряковой, врачу Зинченко. А от них они уже попали к Ивану Мягкову, — поясняет Зоя Игнатенко.

«Кулайской» культуру назвал только в 1953 году археолог и этнограф Валерий Чернецов. После ее изучением занимались многие ученые, но обобщающее исследование провела Людмила Чиндина.

Кулайская культура сформировалась в Среднем Приобье в раннем железном веке, около семи тысяч лет тому назад. Позднее из-за смены климата кулайцы вынуждены были продвигаться на другие территории.

— Климат стал более влажным, тут и наводнения были, — рассказала Людмила Чиндина. — Кулайцы искали промысловые участки, и начались миграционные процессы. Поэтому кулайцы очень далеко прошли. Отдельные группы дошли до Ледовитого океана. Они даже сумели перевалить через каменный пояс, через Урал… и там следы кулайцев были. Однако они никогда не лезли в степные районы; они там, где лес и вода. Это охотники и рыбаки. Надо сказать до сих пор их потомки — селькупы, самодийское население — многие черты сохранили. Хотя у кулайцев уже зарождалось скотоводство, особенно на наших территориях. Тут рядом были кочевники, у них скот был. Скотоводство было полудомашним — скотина бродила по осени и зиме…

Так как на территориях, которые осваивали кулайцы, уже жили люди, пришельцам приходилось ее отвоевывать. Как говорят исследователи, у кулайцев было оружие очень высокого для своего времени уровня, военное дело было очень специфичным, приспособленным к лесным районам. Они умели заманить врага в свои таежные, болотные территории и перебить, как мух…

Вопрос о том, какие современные народы вышли из кулайской культуры остается открытым. Современные исследователи склоняются к тому, что слово Кулайка можно перевести с самодийского как «гора духов предков». Сам Иван Мягков считал хантов потомками кулайцев.

По воспоминаниям, среди находок были даже серебряные вещицы, но они, естественно, не дошли до исследователей. Иван Мягков высказал предположение, что это была какая-то ритуальная практика, культовое место, где проводили обряды, и эти металлические отливки были их частью. Эта мысль никем потом не опровергалась, а наоборот вся дальнейшая практика это только подтверждала.

По всей видимости, гора Кулайка использовалась еще до кулайцев, потому что уже в 2000-е годы археолог университета Чиндина проводила там раскопки и нашла два захоронения — мужчины и женщины, — рассказывает Зоя Игнатенко. — Когда анализ показал возраст, то выяснилось, что они относятся к эпохе раньше кулайской, чуть ли не неолита. Получается, у этого места практика какого-то особого почитания, как у древнеегипетских пирамид.

В течение долгого времени археологи находили бронзовые необычные изделия, но не знали кулайских погребений и поселений. Это было научной проблемой в середине XX века. Людмила Чиндина пояснила, с чем были связаны сложности изучения кулайской культуры в те годы:

— Почему с кулайкой долго мучились? Да потому что кулайка найдена была в каких-то сакральных, культовых местах. А что из себя в целом культура представляла, составить было невозможно, потому что бытового материала практически не было. Когда в Васюганье мы обнаружили поселения и особенно керамику, для археологов это стало чрезвычайно важным событием. Там нашли остатки построек: посредине очажок, внутри керамика всякая. А очажок достаточно мощный — на нем плавили металл.

Сегодня кулайское литье сосредоточено во многих музеях Сибири. Самая крупная коллекция находится в Томске.

В 1931 году Иван Мягков резко сменил профиль работы и стал сотрудником Западно-Сибирского геологического управления, редакционно-издательского бюро, издававшего материалы по геологии Западной Сибири и Красноярского края.

Ушел в геологию он не просто так, а по личной рекомендации известного советского геолога Михаила Усова, памятник которому стоит у Томского политехнического университета.

По словам сотрудников музея, одной из причин ухода в геологию Ивана Мягкова могла стать вынужденная продажа культурных ценностей в годы индустриализации, а также его колчаковское прошлое. В то время существовала фирма «Новоэкспорт», занималась продажей культурных ценностей за рубеж: продавали дублетные материалы с раскопок и этнографических экспедиций. В эту деятельность был втянут и Иван Мягков. Приказом директора музея Шатилова его направили собирать большую коллекцию этнографии для поставки за границу.

— Не знаем, что он на самом деле чувствовал, — делится Зоя Игнатенко. — Мне кажется, что его уход в геологию как раз связан с тем, что все 20-е годы искали минеральные ресурсы. Всех, кто был сколько-нибудь грамотным специалистом, — а у него была практика, курс археологический — приглашали в управление, и он переквалифицировался в геолога, которым оставался всю свою жизнь.

Людмила Чиндина поделилась, что для нее уход первого исследователя в геологию стал «неблагоприятным моментом»:

— Когда я взялась за кулайку, Мягков уже давным-давно был в геологии, ему 70 с чем-то лет было тогда. Я сочла необходимым обязательно встретиться с ним и договориться, будет или нет он сам работать, может, вместе? Это я считаю обязанностью каждого исследователя, который начинает на чьих-то наработках. Знала, что он старенький. В краеведческом выставку делали кулайских древностей и мне сказали, что он должен прийти. И мы встретились с ним. Он говорил, что кулайка — это здорово, что это большое дело… Когда мы нашли керамику, он очень бурно отреагировал на это…

С началом войны Ивана Мягкова назначили начальником Томского отделения Западно-Сибирского геологического управления. В годы войны они занимались составлением геологических карт Западной Сибири. Квалифицированных геологов-съемщиков не было, поэтому к работе привлекали преподавателей университета, а некоторые сотрудники управления в экспедиции ходили даже с грудными детьми.

Часто требования государственной безопасности при работе над картами доходили до глупости.

— Помню, отец пришел злым, — рассказывает Наталия Зеличенко. — Чтобы показать, что река течет прямо, надо было ее обязательно на карте повернуть. Мой брат двоюродный тоже геологом был, говорит, когда тушили колоссальный пожар в Бийске, не могли ни одной карты реальной найти. Взяли карту японскую 1905 года и по ней тушили пожар. У нас же секретность была до идиотизма доведенная…

В 30-е годы Иван Мягков общался с деятелями искусства, крупными историками и геологами. В семейном архиве сохранилась поэма «Мать-суббота», которую Мягкову подарил ссыльный поэт Николай Клюев. Поэт был сослан в Томск в 1934 году, а в 1937 году расстрелян как член не существовавшей «кадетско-монархической повстанческой организации «Союз спасения России».

— Томская интеллигенция рисковала жизнью, принимая поэта, — рассказала Наталия Зеличенко. — Клюева возили по домам к тем, кто не боялся, чтобы подкормить хотя бы. У нас он бывал два раза. Второй раз с мамой разговаривал. В книге, которую он подарил, затерта надпись — потому что в то время хранить такие вещи было опасно. Иван Михайлович сам говорил, что сжег огромное количество книг и писем.

В свободное от работы время Иван Мягков много читал.

— Книжки обожал и никому не давал, — вспомнила дочь. — Боялся, что потеряют. Также делал микроскопические заметки на полях книг, чтобы, перечитав однажды, согласиться со своим мнением или нет. Больше всего любил Пушкина, но в коллекции было много книг и по восточной культуре, музыке.

На геологическом поприще Иван Мягков трудился до конца своих дней, был главным редактором «Вестника геологической изученности Сибири». Умер первооткрыватель кулайской культуры в 1991 году.