Как горюют города. Антрополог о стихийных мемориалах после трагедии в «Зимней вишне»
Как конструируется общественная память? Какова природа стихийных мемориалов? Почему возникает конфликт между тем, «как я хочу помнить» и «как нам говорят помнить»?
Об этом на примере пожара в ТРЦ «Зимняя вишня» в Кемерово размышляла антрополог и сотрудник РАНХиГС Александра Архипова. Приводим основные мысли из ее лекции, прошедшей в ноябре этого года на Красноярской книжной ярмарке КРЯКК.
Как это было
Около 16:00 по местному времени 25 марта 2018 года в городе Кемерово случился крупный пожар в торговом центре «Зимняя вишня». Потушить его удалось только на следующий день, 26 марта. В результате трагедии погибло 60 человек, из них 37 — это дети. Среди погибших оказались два ребенка из Томска — Арина и Артём, восьми и двенадцати лет, гостившие на выходных у бабушки в Кемерово.
— «Зимняя вишня» горела практически в прямом эфире. Люди с ужасом смотрели на это, много об этом писали, пытались сами спасать пострадавших. Государственные каналы сильно запаздывали с информацией, фактически весь первый день ничего про это не говорили, информация пошла на следующий день, — отметила Александра Архипова. — На второй день в социальных сетях и в устной речи развернулась фееричная борьба за право выражения горя. Все требовали и говорили о том, что необходимо ввести национальный траур.
Днем 27 марта супермодель Наталья Водянова создала петицию с требованием огласить настоящий, полный список погибших в Кемерово и объявить в стране траур в связи с трагедией.
«Хотя у меня нет никакого особенного формального права, но я требую и хочу, чтобы каждый из вас, читающих это, присоединился и потребовал жестко и бескомпромиссно от страны, от друг друга и от нашей власти объявить национальный траур! Что-то с нами не так, если смерть больше 60 человек (цифра наверняка занижена), многие из которых — дети, не сигнализирует о национальной трагедии!», — говорилось в сообщении.
В общей сложности было собрано 340 286 подписей. Вечером, 27 марта, президент Владимир Путин подписал указ об объявлении траура в среду, 28 марта.
Как горевали города
— Национальный траур был введен с сильным запозданием, спустя два дня после трагедии. К этому моменту чувство жуткого горя, жуткого стресса и желания как-то выразить свое сопричастие были настолько сильными, что их было невозможно сдерживать. Люди начали создавать стихийные мемориалы, — отметила Александра Архипова.
По словам антрополога, такое поведение — это не просто акт памяти. Важную роль играют два фактора, мы приносим какую-то вещь, но мы приносим ее не просто куда-то, а в какое-то публичное, центральное место.
Это не просто высказывание «я помню, я горюю», но и «все остальные должны обратить на это внимание». У любого акта создания стихийного мемориала есть измерение поминальное «мы хотим помнить» и есть измерение политическое, говорящее о том, что мы имеем право помнить. Существует закономерность, чем больше люди чувствуют недовольство в ситуации с трагедией, тем чаще возникают стихийные мемориалы, — пояснила Александра Архипова.
После того, как случилась трагедия в Кемерово, московские антропологи начали собирать информацию, в каких городах возникают такие мемориалы. Было зафиксировано 335 стихийных мемориалов в 246 городах. По словам эксперта, их было больше, но это те города, по которым удалось найти подтвержденную информацию.
— Стихийные мемориалы, которые возникают до официального объявления траура, как правило, не встречали понимания у властей города. Не везде, но часто не встречали. В некоторых редких случаях их даже разбирали или просили убрать, — поделилась Александра Архипова.
В Томске стихийный мемориал появился вечером 26 марта. Люди складывали цветы, игрушки и свечи у памятника героям сказки «Волшебник Изумрудного города». Днем 27 марта появилась информация о том, что стихийный мемориал был разобран. Тогда же руководство ТРЦ «Изумрудный город» сообщило, что никаких распоряжений об очистке территории не давало. Люди продолжали приходить и оставлять предметы.
По словам Александры, до официального объявления траура стихийные мемориалы были явлением идущим снизу. Их инициаторами были где-то автомобилисты, где-то клуб вязальщиц, где-то просто человек, который в сквере воткнул в сугроб табличку с надписью «Кемерово», положил цветы и выложил фотографию в соцсети. Как правило, власти города не влияли на выбор места.
Согласно проведенным исследованиям, с 26 марта до пяти часов вечера 27 марта в 40% случаев стихийные мемориалы возникали на центральных улицах и площадях, у каких-то центральных административных зданий; 20 % — у знака, связанного с Кемерово; 17 % — у ТЦ и кинотеатров; 14 % — у религиозных объектов.
Это ситуация, когда с нами говорит город. Мы можем прочитать это как «смотрите, произошла страшная трагедия», поэтому помещаем память об этом в самое центральное место нашего города, чтобы все могли видеть. «Смотрите, это произошло в Кемерово», поэтому стихийный мемориал возникает у любого знака, связанного с Кемерово. «Смотрите, это произошло в ТРЦ» — возле кинотеатра или торгового центра, — пояснила Александра Архипова.
После объявления официального траура мемориалы начали создавать при активном участии местных властей, домов молодежи или советов ветеранов. Это говорит о том, что они могли влиять на место выбора траура, на место выражения чувств.
По данным исследования, выбор места для официальных траурных мероприятий после пяти часов вечера 27 числа и 28 марта не нес особой смысловой нагрузки, поэтому статистика выглядит сглаженной. В 32% случаев официальные мемориалы возникали на центральных улицах и площадях, 20% — у религиозных объектов, 15% — у образовательных и культурных учреждений, и по 10% — у знака, связанного с Кемерово, и у ТЦ.
В Томске дожидаться официальных траурных мероприятий не стали. Акция в память погибших прошла 27 марта у стихийного мемориала возле ТРЦ «Изумрудный город». Из представителей власти присутствовал только председатель городской думы Сергей Панов. Официальные акции памяти в Томске не проводили. Сотни горожан также пришли в четверг, 29 марта, в Воскресенскую церковь, чтобы проститься с двумя маленькими томичами Ариной и Артемом, погибшими во время пожара.
Где горевали города
По словам антрополога, жители делают свое высказывание не только фактом принесения цветов, свечей, игрушек, но и фактом выбора места. О чем может рассказать место?
Если для стихийного мемориала выбирали какой-то памятник, то до официального объявления траура в 47% случаев это были памятники детям, семье, матери. Этот жест всячески напоминал о том, что пожар в «Зимней вишне» — это страшная семейная трагедия. После официального объявления траура, когда место и памятник часто выбирали официальные лица, количество мемориалов падает вдвое. Зато появляется другое место для официальной памяти. Это памятники, связанные с военными конфликтами: ВОВ, иногда гражданская война, реже Афганистан и так далее. Это 41% против 27%, которые все же были организованы у памятников, как-то относящихся к семейной тематике.
Обратите внимание, когда люди конструируют свою память о трагедии, которая только что произошла и заявляют право помнить так, как они хотят, они скорбят у мест, которые вызывают максимальные ассоциации с этой трагедией. Как только в дело вмешивается административный ресурс, все меняется. Я не говорю, что это плохо или хорошо, я говорю о том, что в этом случае память конструируется по-другому. По такой официальной и полуофициальной идеологии главная память в нашей стране — это память о войне. Поэтому память о современной трагедии, о пожаре, в котором погибли дети, конструируется все равно, как память о войне, — пояснила Александра Архипова.
По словам эксперта, подобный подход вызвал недопонимание между горожанами и властью. В Архангельске, по сообщению издания «Аргументы и факты», мэрия создала санкционированный мемориал и провела траурный митинг у стелы «Архангельск — город воинской славы», а «низовые» активисты сделали свой мемориал у памятника «Русским женам — берегиням семейного очага». По словам активистов, с которыми общались антропологи, некоторые жители принципиально приносили цветы только ко второму — одних отталкивали организационные усилия мэрии, в частности, тот факт, что стелу заставляли посещать бюджетников, других — военная тематика самого памятника.
— Возникает конфликт между правом «как я хочу помнить» и «как мне предполагается помнить». Тут происходит очень сильный зазор, который может перерасти в противостояние, как это было в Архангельске,— отметила Александра.
О чем говорили города
Антропологи исследовали не только места образования мемориалов, но и слова, которые говорили люди, и надписи на плакатах, которые они приносили с собой.
На несанкционированных митингах чаще звучали высказывания о неприятии действий служб спасения и властей после трагедии; призывы к протесту; присутствовало ощущение незащищенности и страх находиться в публичном месте; ощущение бессмысленности и трагической случайности произошедшего.
В противовес этому на официальных траурных мероприятиях звучали слова благодарности властям и службам спасения; отчеты о принятых мерах по обеспечению безопасности; жертв трагедии ставили на одну линию с жертвами войн; звучали примеры того, как власти спасали детей; призывы сплотиться и объединиться вокруг власти.
— Мы видим, что тексты санкционированных и несанкционированных мемориалов тоже очень разнятся. Это еще одно отличие между стихийной памятью и памятью, которую пытаются как-то организовать, направить в то или иное русло, — пояснила Александра.
По словам антрополога, смысл спонтанного мемориала — максимально расширить и передать сообщение «произошло ужасное горе».
— Когда общество недовольно действиями власти по поводу трагедии, создаются такие стихийные мемориалы. Это способ сказать: «Смотрите, люди погибли! Случилась страшная трагедия, а реакции на эту трагедию недостаточно. Я пойду и своим телом покажу, как я помню». В этот момент акт принесения свечки может стать не только поминальным, но и политическим высказыванием, — резюмировала Александра Архипова.
По словам антрополога, стихийные мемориалы как явление появились только в конце XX века. С одной стороны в европейских традициях горевания существует поход на похороны. Круг горюющих людей ограничен, как правило, это родственники и друзья. С другой стороны, к концу прошлого века сложилась ситуация, когда о крупных трагедиях становится известно широкой общественности через интернет, телевидение, телефонные разговоры и т.д. Появились люди, которые не являются родственниками и не могут поехать на похороны, но у них есть сильное желание выразить свои чувства. Поэтому и стали возникать такие псевдомогилы, они же стихийные мемориалы. Чем сильнее недовольство в обществе тем, что власти предпринимают по поводу трагедии, тем больше и сильнее будут создаваться эти мемориалы. До Кемерова эта зависимость для России не работала, отмечает Архипова. Но именно после трагических событий в шахтерском городе подобная реакция стала видна.
Фото: Анна Потехина