Сундук с сокровищами.
7 историй от собирательницы старинных вещей в Томске

АВТОР

Валентина Бейкова

Есть в Томске старые квартиры, которые напоминают сундуки с сокровищами. Попадая в них, ты словно открываешь увесистую крышку большого сундука. Ныряешь в него с головой, трогаешь, разглядываешь, перебираешь его содержимое, слушаешь удивительные рассказы.

Недавно нам удалось заглянуть в один из таких «сундуков», который расположен в историческом доме на углу улиц Герцена и Красноармейской. Здесь соседствуют предметы, оставшиеся от предков хозяйки квартиры Елены Михайловны, и старинные вещи, которые она приобрела на барахолке или отыскала среди хлама. И у каждой вещи есть своя история.

Особое место в этом «сундуке историй» занимают три предмета, которые могут рассказать о нелегкой судьбе семьи Елены Михайловны. Один из них — резная деревянная ложка, которая нашла свое место на гвоздике возле кухонного окна.

— Родители моей прабабушки были казаками. Они приехали в Сибирь со столыпинскими вагонами из Запорожья. Всего у них было девять детей. В 1913 году родилась моя прабабушка и ее сестра-близнец. Папа их был председателем колхоза, в 37-м его расстреляли, — на глазах Елены Михайловны появляются слезы. Она крепко сжимает в руках теплую кружку с чаем, вздыхает и продолжает рассказ. — Сестры выросли, повыходили замуж и разъехались по разным деревням. Потом в Курлеке начали строить леспромхоз, стали набирали работников из ближайших населенных пунктов. Сначала туда приехала прабабушка с мужем и двумя детьми. Они успели только небольшой домишко построить, и началась война. Прадед ушел на фронт, и в скором времени она родила еще одного ребенка. Все три девочки — моя бабушка и две тетки. У второй сестры муж погиб, и она с тремя детьми приехала к моей прабабушке. Так они и жили, разделив дом пополам занавеской.

В военные годы в Курлек составами прибывали ссыльные латыши. Люди рыли землянки. Те, что могли работать, валили и сплавляли лес, деды промышляли резьбой по дереву.

— Прабабушка рассказывала, что привезли их осенью. Было уже холодно, а на них были легкие платья и туфли. Половина умерли еще по дороге в Сибирь, многие заболели и умерли в первую осень-зиму, — глаза Елены Михайловны снова наполняются слезами. — Деды были краснодеревщиками. Они снабдили всю деревню резными шкафами, комодами, столами с красивыми ножками. Денег в то время ни у кого не было, поэтому все это добро обменивали на картошку и валенки, чтобы хоть как-то прожить, особенно зимой. Вот и ложку они сделали.

Прабабушка Елены Михайловны всю жизнь прожила в Курлеке, а одна из ее дочерей, бабушка нашей героини, уехала жить в город.

— Мы с братом ездили в гости к прабабушке в деревню на выходные или на каникулы. Я часто вспоминаю то время. У нее скотина была, и я помню, она зажжёт керосиновую лампу и идет кормить вечером. В одной руке керосинка, в другой — ведро с едой или пустое, когда шла корову доить. Не было тогда в стайках электричества. Висела лампа у нее в кладовке, а потом я забрала ее на память. Я ее только подкрасила, а то она со временем совсем облезла, — Елена Михайловна указывает на лампу, стоящую на шкафу над раковиной.

Еще в кладовке стоял красивый резной «шкап», как его называла прабабушка героини, были у нее и комод с ручками-ракушками, и красивые гобеленовые ковры. Но женщины не стало, дом продали, оставили на память совсем немного вещей, о чем родственники сейчас жалеют.

Старое зеркало в массивной деревянной раме изначально принадлежало женщине, которая жила на одной улице с прабабушкой героини.

— К ней зеркало попало от матери, которая получила его в качестве подарка на свадьбу, — говорит хозяйка. — Можете представить, сколько ему лет, если моя бабушка родилась в 1913 году, а та женщина была еще старше? Когда соседка умерла, ее дети отдали зеркало моей бабушке. Это был где-то 1989 год. Бабушка уже старенькая была. Потом она умерла, и зеркало забрала моя мама.

Зеркало было старое, серебряное. На таких появляются пятна, как будто отвалилась краска. От времени оно пожелтело и не отмывалось, в нем уже сложно было разглядеть себя.

— Папа никогда не любил это зеркало, всегда говорил, что от него надо избавиться. Мама предложила мне забрать его. Муж его привез, вынес из машины, поставил на крыльцо, а сам зашел домой. И тут я слышу дикий треск — оно упало, и все зеркала в нем разбились, — с оживлением рассказывает Елена Михайловна. — Мы тут же поехали вставлять новые зеркала. В мастерской работал старый дяденька. Он и сказал: «Хорошо, что так с зеркалом случилось. Потому что старые зеркала живые». Я говорю: «В смысле живые?»

Мужчина рассказал супругам необычную историю, которая произошла с ним лет 20 назад. В мастерскую пришла бабушка, принесла старое зеркало с гравировкой и попросила сделать его поменьше. Мастер начал обрезать его и разбил. Что делать? Мужчина решил схитрить. Купил новое зеркало и поехал в НИИ Оптики атмосферы. Там ему нанесли гравировку, в общем, от старого не отличить. Приходит бабуля, ей это зеркало отдают. Она только глянула в него и говорит: «А это не мое зеркало, оно не живое. Я же не просто так его принесла, я людей лечу, колдую».

— Я думаю, что просто наш дом зеркало не пустил. Старые зеркала, они ведь энергетику накапливают, а оно столько всего повидало. Наверное, оно и к лучшему, что так вышло.

По соседству с бабушкиной керосинкой стоит ничем не примечательная деревянная банка с росписью. Но для хозяйки квартиры она стала предметом гордости.

— Папа был военным. Раньше между третьей горбольницей и зоной стояли бараки для сотрудников комендатуры. Там родителям дали квартиру. В конце 60-х дома попали под снос, нашей семье предложили «хрущевку» в районе улицы Сергея Лазо. Но так как мы с братом ходили здесь рядом в детский сад, и мама с папой работали недалеко — этот вариант сразу отметался. Им предложили квартиру в этой деревяшке. Переехали мы сюда в 70-м.

Несмотря на то, что квартиры в историческом доме были неблагоустроенными, жить здесь оказалось очень интересно. Во-первых, это как жизнь в деревне, только в центре города — все друг друга знают и дружат. Во-вторых, старинный особняк спешили показать всем заезжим знаменитостям.

— Когда мне было лет 9-10, в Томске проездом был Иннокентий Смоктуновский, ему показывали наш дом. Я начала у него что-то расспрашивать, а он мне потом эту банку подарил. Вполне возможно, что ему ее только что вручили, а он мне ее тут же передарил, но для меня она очень ценная.

Елена Михайловна приглашает нас в комнату, чтобы показать свои главные сокровища — швейные машины. С ними у хозяйки дома особые трепетные отношения. Их она спешит спасти от варварского обращения, отмывает, ремонтирует. Затем или пользуется агрегатами сама, или подыскивает машинкам новых хозяев, которые будут их ценить.

Вот, например, швейную машинку «Подольск» 1953 года выпуска Елене Михайловне принесли дворники.

— Я работаю в сфере ЖКХ, слежу за уборкой придомовых территорий. Дворники знают, что я интересуюсь старыми вещами, поэтому если кто-то что-то такое выбрасывает, они звонят и спрашивают, не нужно ли мне это. Эта машинка была в ужасном состоянии. Я ее отремонтировала и покрасила.

Хозяйка механической коллекции может часами с любовью рассказывать о швейных машинах: в каком году их выпустили и как они устроены.

— А эта швейная машина 1908 года, — показывает следующий экспонат своей коллекции Елена Михайловна. — Она попала ко мне из Курлека, у нас там дача сейчас. Смотрю, строители на «Зингере» работают. Она у них вместо стремянки. Ну как так-то? Спросила: «Можно заберу?» Говорят: «Можно». Забрала.

Еще одна швейная машинка — «Чайка» конца 60-х — начала 70-х годов. Станина у нее от «Зингера». Все в рабочем состоянии. Ее хозяйка квартиры купила в деревне за 200 рублей.

Сегодня у Елены Михайловны около 10 швейных машин. Три стоят в комнате, одна ждет на балконе, когда ее отремонтируют. Остальные супруг Елены Михайловны отвез в деревню.

— Машинками был заставлен весь дом. Муж на меня наругался, говорит, «всё, хорош!». Отвез часть в деревню, — наигранно вздыхает хозяйка и улыбается.

Елена Михайловна тратит свои кровные не только на покупку и ремонт старых швейных машин. Есть в ее доме предметы быта, купленные на какой-нибудь барахолке. Так, например, с блошиного рынка в дом переехали старинные немецкие часы.

— Лет 15 назад ко мне приходил мастер ремонтировать телевизор, увидел часы. Потом звонит мне мужчина и говорит: «У вас есть какие-то старинные хорошие часы». Я говорю: «Откуда вы знаете?» «Мне тот-то сказал, можно я приду посмотреть?». Вот он меня долго просил ему эти часы отдать, и на обмен уговаривал, но я так и не согласилась.

Также с блошиного рынка из Полтавы в Томск приехали старые утюги. Один совсем маленький — манжетный, и большой увесистый, который работает на углях. На задней стороне у него есть надпись «Артель „Зоря“, город Кобеляки».

— Когда муж увидел дома эти утюги, сказал: «Я думал, ты колбасы какой-нибудь привезешь, а ты эти утюги притащила. Знал бы, не поехал бы встречать», — смеется Елена Михайловна, но потом, спохватившись, добавляет. — Это он шутит, конечно.

По словам Елены Михайловны, в Томске есть целые залежи старинных вещей, главное знать, где искать. Например, в подвалах первых томских «хрущевок» были предусмотрены кладовые для каждой квартиры. Законодательство изменилось, и теперь подвал — это общедомовое имущество, забивать его вещами запрещено для пожарной безопасности и для доступа УК ко всем коммуникациям. Но первых владельцев этих кладовок уже давно нет в живых, квартиры сменили не один десяток хозяев, а новые жильцы вообще не в курсе, что в подвале что-то подобное есть. Управляющим компаниям приходится силами дворников расчищать помещения.

Разбирая кладовки, рабочие чаще всего находят залежи досок «на дачу» или горы старого тряпья «где-нибудь сгодится». Встречаются банки с соленьями-вареньями 30-летней выдержки. Однажды даже нашли в такой каморке мотоцикл с люлькой, до сих пор не понятно, как он оказался в таком крохотном помещении.

— Недавно у меня был юбилей, и дворники подарили мне старую икону. Они ее тоже нашли, разбирая сарайки в подвале. Я отнесла икону к антиквару, он мне и сказал, что икона эта XVII века, правда в очень плохом состоянии, — женщина многозначительно поднимает глаза к потолку. — Да, и такое бывает.

Елена Михайловна пытается убедить нас в том, что никакой она не коллекционер, и никогда целенаправленно не собирала какие-то старинные вещи. Иначе, говорит, дом давно бы был ими завален. Просто некоторые из них так западают в душу, что ей просто жалко, если они отправятся на помойку или в металлолом. И чем дольше женщина пытается нас в этом убедить, тем больше складывается ощущение, что не Елена Михайловна находит старые вещи, а вещи находят ее. Как будто чувствуют, что она оценит их, и в ее квартире-сундуке для них отыщется достойное место.