Евгений Фатеев: В Томске мы боремся с нелюбовью к своему городу

Стрит-арт — не то направление творчества, которым может похвастаться Томск. Но в этом сентябре у нас наконец-то побывал крупнейший российский стрит-арт фестиваль «Стенограффия».

Об этом важном направлении, его возможностях в Сибири и в нашем городе, мы расспросили Евгения Фатеева, основателя фестиваля, директора агентства StreetArt, члена общественной палаты Екатеринбурга.

— Евгений, как уличное искусство сегодня может взаимодействовать с городом, горожанами?

— Уличное искусство — это счеты города с самим собою. Мне лучше всего известны екатеринбургские реалии. Если говорить о них, то там происходит роман города с самим собою, и уличное искусство — его часть. Метафора о романе хороша — не все города играют в эту игру. Бывает, город обращен вовне. Комплексует, сравнивает себя с другими, переживает, что не столица. А у других есть здоровая уверенность, что все самое главное случается именно в этом городе. Второй момент — нам удалось добиться того, что уличное искусство становится языком общения. С его помощью, к примеру, жители дома могут общаться с управляющей компанией, возможный вид разговора и реклама. Оно становится универсальным языком. Это дорогого стоит и не сразу получается. Но значимо, когда уличное искусство действует не в режиме «я что-то нарисовал, приходи на меня посмотреть», а возникает разговор. Речь не о том, чтобы написать «такие-то — негодяи». Нет, все сложнее и интереснее. Например, у нас в Екатеринбурге был кейс, придуманный агентством «Восход», «Заставь чиновников работать», их портреты делали в ямах, таким образом боролись с плохими дорогами. Идея привлекла другие города, пошла по стране.

— Если город начинает увлекаться уличным искусством, то могут быть и некоторые негативные эффекты. Как вести диалог с авторами стрит-арта, чтобы они не делали работы там, где те неуместны, к примеру, на отреставрированных домах?

— Как не стать граффити-бомберами? Обычно они не трогают памятники, у них есть свой этикет. И реакция на подобные поступки будет негативной. В Екатеринбурге пару лет назад вандалы попробовали такое сделать, и против них восстал весь город, в том числе и мы. Наш мэр Евгений Ройзман говорит о борьбе с граффити-вандализмом, нас привлекают к консультированию по этому вопросу, для его решения нужен комплекс мер.

Стоит понять, с чем связано такое поведение. Человек хочет заявить о себе. У нас в городе есть «Каменные палатки», горы «блинами», они в черте Екатеринбурга. Это природный памятник архитектуры. Мы там находили «граффити» 1913 года. Кто-то всегда хотел написать «я здесь был», во все эпохи. И еще важно, что граффити-вандал — это «санитар города». Он хорошо чувствует брошенные, неухоженные, раненные здания. Есть ряд поверхностей, по традиции привлекающих вандалов. Среди самых популярных — закрытые киоски. Мы обратили на это внимание и сделали года 3 назад в Екатеринбурге очаровательный проект. К 9 мая нанесли на закрытые киоски 1 полосу газеты «Уральский рабочий», вышедшую в День Победы. В городе появилось 28 таких объектов, «забомбили» из них только 2. Остальные не трогают.

В этом году мы придумали «Ночную галерею», готовим ее к Чемпионату мира по футболу 2018 года (один из матчей пройдет в Екатеринбурге). Художники наносят на закрытые жалюзи картины. Их будет больше 100. Главное — город должен не производить пустоты, а занимать их, окультуривать. Тогда будет меньше вандализма.

— Чемпионат мира по футболу — большое событие, в город приедет много болельщиков, туристов. Есть ли у вас задумки, связанные с этим турниром?

— Телекомпании уже приезжают снимать город для презентации Чемпионата. В том числе и европейские телеканалы. Они рассказывают о нашем стрит-арте, воспринимают его как айдентику города наряду с конструктивизмом, уральским роком и другими важными вещами. Гостей города ждут разнообразные экскурсии, и некоторые из них посвятят стрит-арту.

— Что вы вкладываете в современное понятие «уличного искусства», как для себя его определяете?

— Это нечто новое, это по-настоящему актуальное искусство, с точки зрения формы оно не до конца себя придумало, еще находится в процессе становления. Хотя и одно из старейших в истории… Настенные граффити, мурализм появились еще в палеолит, в чем можно убедиться даже в уральских пещерах. Сегодняшняя реинкарнация уличного искусства — феномен. Появляется актуальное искусство, вышедшее из гетто галерей, арт-пространств, приходит к публике непосредственно, внезапно возникая на ее пути… В чем-то это вторжение в нашу жизнь. О нем не очень много пока сказано, оно не слишком себя рефлексирует, проговаривает какие-то вещи, просто существует. Нашему фестивалю в 2019 году будет 10 лет, мы хотим в честь этого юбилея выпустить несколько книг, осмыслить некоторые вещи.

«Стенограффия» в Томске: Евгений Фатеев рассказал томичам о великой конвергенции жанров и любви к родным городам

— Что представляет собою сибирское уличное искусство, какие имена стоит запомнить?

— Помню, в первой «Стенограффии» в 2010 году участвовал томский художник. Большой потенциал у новосибирской команды «Так надо». Марина Ягода из этого объединения вообще сегодня стала лидером среди девушек, рисующих на улице. В Оренбурге недавно сделала интересную работу. В Екатеринбурге «такнадовская» «Банка сгущенки», нарисованная на цистернах теплопункта, «выстрелила». Были и есть любопытные граффити-художники в Кемерове, в Омске. Другие привлекающие внимание авторы, кто-то из них потом перешел из граффити в искусство. В 2011 году мы открыли для себя целую поросль граффитчиков в Красноярске… В целом в Сибири хорошие традиции в уличном искусстве.

— А откуда берутся уличные художники?

— Из дворов. Некоторые из них могут даже не очень хорошо уметь рисовать. Но позыв выставиться у них силен, что они и делают, и учатся в процессе. Это не чистенькие мальчики и девочки, кому сказали: «Делайте искусство!», и они взялись за работу. Нет, тут все по-настоящему.

— Какие сейчас в стрит-арте тренды? Есть ли объекты, привлекающие особое внимание?

— Уличное искусство, безусловно, всеядно. По форме оно пока на начальном этапе своего развития в городе, для томской публики может ассоциироваться с настенной росписью. Но, конечно, оно ею не ограничивается. Мы недавно в Екатеринбурге нарисовали граффити дождем. Это мемориальная работа в память о подводной лодке «Курск», где слово «Курск» оживает и плачет, когда идет дождь. В обычное время его не видно. Там водоотталкивающий материал, мы долго над ним работали. Также уличное искусство может быть инсталляцией, трафаретом, муралом, просто надписью, интересной конфигурацией, собранной из объектов городской инфраструктуры… В Петербурге мы недавно рисовали светом, накладывали трафарет, и вдруг на здании появлялся портрет. Украсили таким образом здания Российской национальной библиотеки, Русского географического общества. А на Мойке мы сделали с помощью светодиодов отражение звездного неба, так река стала объектом уличного искусства. Арсенал стрит-арта неограничен. Сегодня это искусство проходит испытание диджитальной средой… Но вдумчивое искусство способно выживать органично и в оффлайне, и в онлайне. Причем в диджитальной среде объекты уличного искусства живут надежнее — мурал может исчезнуть с улицы, но как картинка сохранится надолго.

Еще отмечу, что на стрит-арт влияют медиа. Уличное искусство Екатеринбурга во многом «сделали» медиа. Стрит-арт стал мейнстримом, поскольку стал первополосной новостью. Это мотивировало художников. Работы вызывали резонанс. Я весною читал лекцию в Тюмени, и на вопрос, «Что надо сделать для развития уличного искусства?» ответил: «Надо начать с себя — вам, СМИ, надо начать в нем разбираться, знать его виды, писать о неудачах и об удачах».

— Что можно сказать об актуальном содержании российского стрит-арта?

— Работы разные. Это могут быть политические высказывания. Единственное, я считаю, имманентная протестность ошибочна. Уличный художник — прежде всего художник. Если он захочет высказаться на протестные темы, то пожалуйста. Но не нужно ими ограничивать кругозор. Я не очень верю в качество актуальных политических высказываний. Быть сверхинтеллектуальным на улице не получится. Улицы орут. Что можно проорать, что «Пупкин дурак!»? Что это изменит? Тем более, времена сегодня другие. Все, что рождено постмодернизмом, умирает, выветривается. Наступила эпоха неоархаики, как я ее называю. Мы, к сожалению, хуже, чем о себе думаем. Иллюзий насчет нашей природы у меня нет. Мир разволшебствован, бог изгнан, но одной материальной составляющей человеку недостаточно. Надо чувствовать ветра, они сейчас суровые. Выясняется, что старые книги нас трезвее описывали, не так уж мы изменились. Видимо, гуманитарии, мыслители нам льстили, говоря, что мы полифоничные, сложные. Мы не новые, а старые…

— Вы уже 7 лет занимаетесь фестивалем «Стенограффия». Как он устроен, как вы ищите подходы к новым городам?

— У нас все отработано. Мы верим, что город — живое существо, подверженное законам роста. Иногда надо подождать, мы не вторгаемся, мы обустраиваем. Мы уже видели итоги наших проектов и верим в то, что уличное искусство займет свое место в наших городах, станет трендом. Оно соответствует природе человека. Наивное украшение шинами дворов это тоже отчасти стрит-арт. Наша задача — привлечь внимание большой культуры к уличному искусству. Пока оно не входит в ее рубрикатор, хотя уже может. В стрит-арте есть формальные открытия, появившиеся внутри этого направления, а не заимствованные у других искусств. Оно уже заслужило некоего разговора. Мы очень хотим, чтобы оно попало в поле интерпретации. Пока же чаще всего речь идет о новости и анонсе. Хотя кто-то пишет о стрит-арте диссертации, но пока совсем немногие, хочется большего.

— Как была организована ваша работа с Томском?

— Мы согласовывали объекты с администрацией. В этом году мы предсказуемы, наши работы осторожны. Более сложные с точки зрения формы вещи не сразу воспринимаются горожанами. Тот же Екатеринбург привыкал к ним не одно десятилетие. Мы не хотим повторить опыт Перми, когда ее резко стали «осчастливливать» уличным искусством, и город это не принял. Важно понять, что такое Томск, чем он дышит. Мы ловим реакции — прохожих, жителей соседних домов, прессы. В городе нет большой традиции уличного искусства, пока оно присутствует как аттракцион, в виде ивентов. Влияет на ситуацию и то, что в центре города много исторических памятников. Это ограничивает возможности стрит-арта. Нам надо почувствовать, в какие части города можно деликатно, уважительно вписаться с уличным искусством. В будущем можно потихоньку показывать инструментарий, делать социальные проекты, если сотрудничество продолжится. В Оренбурге, к примеру, у нас на третий 3 год появилась городская достопримечательность — во дворе большие писатели, такие, как Алексей Иванов, Лев Данилкин, оформляли цитаты из своих произведений и их заверяли.

— Что, на ваш взгляд, было бы актуально в Томске?

— Мы боремся с нелюбовью к своему городу. Есть тренд уезжать отсюда, мы попробуем делать что-то полезное для города, который мы любим. Все заезжие гости говорят дежурные вещи про в таком духе, но это не мой случай, мой «роман» с Томском длится уже больше 20 лет. Я и по своей прежней работе был с вашим городом связан. В 2013 году мы приезжали по приглашению «Провинции», была удивительная лекция, просто «Тайная вечеря». Мы знаем этот город, и готовы стать со своим уличным искусством одной из красок палитры Томска.

— У нас, как и везде в Сибири, суровый климат. Он серьезно влияет на уличное искусство?

— На стрит-арт влияют только ситуации, когда температура воздуха ниже 21 градуса. Тогда в баллоне замерзает краска. Больше нет ограничений. В России, кстати, не так много зимнего стрит-арта, это просто наш позор. Хотя зима — это одна из фишек для уличного искусства. Наш грех, мы недостаточно ее используем.

Текст: Мария Симонова

Фото: Вероника Белецкая