Николай Беглюк: «Я - хиппи, потому что живу свободно».
Настоящий художник о монументальном искусстве, мозаике и параде планет

Его считают основателем витражного и мозаичного искусства в Томске, а себя он полушутя именует «пьяницей и хиппи». У него широкая душа, но маленькая квартирка.

Его мозаику «Парад планет» на Дворце творчества детей и молодежи видел каждый томич, но немногие знают, что ее создателя зовут Николай Беглюк.

Беглюк закончил Красноярское училище им В. И. Сурикова. Но по-серьезному занялся монументальной архитектурой только в Томске. Известность как специалист по мозаике, он получил потому, что как говорит сам художник, «чувствует» свой материал.

— Я чувствую смальту. Если я чувствую этот материал, то у меня там не будет случайностей. Меня несколько раз просили делать эскизы для резьбы по дереву, но у меня не получалось, потому что я дерево не чувствую. Казалось бы, я — сибиряк, жил среди дерева, но этот материал — не мой. Также и в гобелене, и в батике, и в росписи. Некоторые художники ошибочно думают: «Если я пишу картины, то и на стене смогу написать». Казалось бы, одна и та же краска, но холст — один материал, а стена — другой. Надо чувствовать пространство и архитектуру. Синтез архитектуры и чувство материала. Так получается произведение искусства.

Я долго преподавал в колледже, и говорил студентам перед выпуском: «Главное понять, чем хочешь заниматься, что ты из себя представляешь». Здесь важно, чтобы человек сам понял, но иногда можно и подсказать. Как-то общался с американцами, спрашивал, как у них устроена система обучения. Так вот там 2 года общей подготовки, потом дают рекомендации: тебе — заниматься скульптурой, тебе — графикой и так далее. Если человек хочет заниматься живописью, то ему надо понять, чем именно — или кубизмом, или реализмом, или импрессионизмом.

По моим понятиям, образование должно быть классическим. Сначала научись, пройди школу реализма, получи базу. А потом себя должен найти, а в чем и как, решать самому. У некоторых идет всю жизнь поиск. Есть поверье, что хорошие художники вырастают из троечников, а то, что видишь, что от природы заложено, особенно чувство композиции — это основа для художника. Что-то можно воспитать, к чему-то есть природный дар, природный глазомер, есть чувство цвета, но композиция — она в генах.

Пока идет разговор, Беглюк показывает свои картины и эскизы. Одна из картин — абстракция «Прости, Казимир», посвящена Малевичу. Черный квадрат, по версии Беглюка, распадается буквально на кусочки и уходит куда-то в другое измерение. Хотя, как считает сам художник, названия абстракциям не нужны. Каждый видит в картинах то, что хочет. Летчик видит небо, «казанова» — женщин, в общем, у каждого свое представление об этом мире, а художник только намекает.

Правда, намекать все затруднительнее — слишком сложно выживать художникам в современных условиях, считает Николай Степанович.

— Раньше, в советское время, партия художников поддерживала и кормила, хотя и была жесткая цензура. Говорили: «Монументальное искусство — это проститутка правящего класса». Зато, допустим, тот же Лигачев поддерживал художников. Дважды в год проходили выставки: весной и осенью. Кстати, на осень приходилась выставка, посвященная революции. Там никаких абстракций не могло быть, просто вывешивали список, что должно быть: «Киров на демонстрации в 1905 году в Томске», «Светлов в Нарымской ссылке», «Строительство нефтехимического комбината». На эти темы нужно было четко писать. Напишешь на эти темы, значит, пройдешь на выставку, если хорошая работа, то ее закупят.

Времена изменились, но негласное правило: кто платит, тот и заказывает музыку, всегда актуально. По этому поводу Николай Степанович вздыхает: появилось много фирм-халтурщиков и редко встретишь среди их работ настоящее искусство.

— Сейчас мозаику заказывают очень редко, потому что это дорого. Но и витражи заказывают не очень часто, к тому же высокая конкуренция. Сейчас появилось несколько фирм, которые занимаются витражами, и делают откровенную халтуру. Приходит заказчик, раскладывают альбом, включают интернет. Там подборка, заказчик тыкает пальцем и все. Творческого начала там вообще ноль. Однако здесь есть такой момент: известный факт, что практически все свои известные произведения Чайковский писал по заказу. Так что, смотря как подойти.

Несмотря на то, что мозаика — дорогое удовольствие, все равно заказы есть. Из последних — это «Храмы Томска» на девятиэтажном здании. Работа была непростая, потому что здание нестандартное и мозаика выглядит как продолговатое зеленое полотно, на котором расположились известные храмы. Наверное, поэтому Николай Степанович не верит, что эпоха мозаичного искусства прошла.

— В советские времена была определенная идеология, национальная идея. Пусть она была неправильной, но она была — идея соцкоммунизма. До революции была идея православия, единения России. А сейчас, мне кажется, что нет национальной идеи. От этого вся беда. Я много ездил по Европе, бывал во многих других странах — везде эклектика идет очень сильная. Ее можно увидеть и в станковой живописи, и в музейном искусстве — собрано все, и реализм, и импрессионизм. Одно время, когда я 7–10 лет назад в Москву попал, я просто обалдел — там как раз кондовый соцреализм был востребован, я сам был свидетелем того, что происходило в московских галереях. Но Москве художнику проще — там есть галереи с определенной направленностью. Есть реалисты, супрематисты, абстракционисты.

На прощание Николай Степанович с удовольствием приглашает в гости. Улыбаясь, он широко разводит руками, показывая свое небольшое, но ценное богатство — картины:

— Это все — мой творческий беспорядок. Я — хиппи, потому что живу свободно.

Текст: Анастасия Капустина

Фото: Мария Аникина