Десант из Росэнергоатома в Томске: что нам стоит АЭС построить?

Сегодня практически решен вопрос о строительстве в Томской области атомной электростанции. Это очень большой шаг к энергетической самостоятельности нашего региона. Планируемая мощность АЭС - около 4 тысяч мегаватт - способна удовлетворить не только аппетиты Томской области, но и соседних регионов.

На прошлой неделе состоялся визит специалистов Росэнергоатома в Томск. Этот концерн, входящий в состав агентства по атомной энергетике, отвечает как раз за «мирный атом».

Заместитель технического директора концерна Сергей Адамчик, начальники отделов департамента концерна Александр Колотов и Валерий Михляев посетили с лекциями физикотехнический факультет ТПУ, который когда-то заканчивали сами. Мы, воспользовавшись моментом, задали специалистам Росэнергоатома несколько вопросов. Вместе с москвичами, в беседе участвовал и декан ФТФ ТПУ Владимир Бойко.

- Долгое время, после развала Советского Союза, атомная отрасль находилась в тяжелом положении. Как вы сейчас оцениваете ее перспективы?

Сергей Адамчик: После развала Союза все находилось в тяжелом положении. И промышленность, и энергетика. И атомная энергетика - она была не востребована несколько лет. Не потому, что не могла производить энергию, а потому, что электроэнергии не требовалось. Но, где-то начиная с 1996 года, потребность в энергии начала возрастать. В 1998 году российская атомная энергетика достигла объемов выработки атомной энергетики Советского Союза, а сегодня мы эту норму уже превышаем. Вся энергия, которую мы вырабатываем, нашей промышленностью забирается, и ее уже начинает не хватать. Поэтому концерн Росэнергоатом и ведет работу, как по эффективной эксплуатации уже существующих атомных электростанций, так и по развитию отрасли, имея на это соответствующие собственные средства.

Полтора года назад был введен в строй Калининский блок №3, это реактор типа ВВР-1000. Вообще, за время, прошедшее с 1991 г. это уже третий такой блок. Сначала был введен Балаковский блок №4, это, по-моему, 1994 год. Затем был пущен Волгодонский блок №1, и уже после этого - Калининский блок №3. То есть 3 миллиона киловатт мощностей после 1991 года у нас появилось дополнительно. В настоящее время открыто несколько площадок, где ведется сооружение атомных станций. Это Ростовская атомная станция, блок №2, это Белоярская атомная станция - 4-й блок, ВВЭР 800. Уже есть лицензия и выбрана площадка под Нововоронежскую АЭС-2. Сегодня планируют открыть площадку в районе Ленинградской атомной станции, в городе Сосновый бор. Так что развитие есть. Площадки, которые я перечислил – это уже наше ближайшее будущее, или это то, что делается сегодня.

Идет разговор и о строительстве АЭС в районе Томска. Здесь, я считаю, есть для этого все условия. Есть специалисты, есть научные кадры, есть опыт. Рядом город, который занимался ядерными технологиями. Конечно, вопрос сооружения атомной электростанции - это длительный процесс. Но если его запустят, значит, он будет реализован в определенное время.

- Насколько безопасна будущая станция для жителей окружающего ее региона?

Сергей Адамчик: Нет единого критерия, по которому можно сказать: «если он соблюдается, то атомная станция безопасна». Вообще-то, атомные станции сейчас создаются на базе тех нормативов, который опробованы в государстве и в мире. Они обеспечивают ту надежность энергоисточника, которая позволяет специалистам и населению не сомневаться в его безопасности.

Владимир Бойко: Можно я добавлю? Мне кажется это важным: я все время участвую в дискуссиях, в том числе, и с так называемыми «зелеными». И вот что меня всегда удивляет. Вот скажи сейчас томскому обывателю: реакторы дальнего теплоснабжения будут выключены! И на это никто не согласится, все выступят за продление работы, чтобы тепло было. А вот когда речь заходит о строительстве новых реакторов, которые на 4 порядка безопаснее, чем те древние, военного назначения, все против. И обыватели «против» в первую очередь. Вот это мне не понятно. Получается, они «за» то, чтобы эксплуатировались реакторы более опасные. Они против того, чтобы эти реакторы закрыть, а новые, на 4 порядка более безопасные, открыть…

- Возникает другой вопрос. Раз уж одна из самых больших проблем в Вашей работе - это информационная борьба с разного рода «зелеными», или другими силами, выступающими против атомной промышленности, то как она ведется? Раньше ни министерство среднего машиностроения, ни Минатом не занимались саморекламой и разъяснительной работой. Сейчас Агентство атомной энергии выделяет какие-то силы и средства на собственный PR?

Сергей Адамчик: Безусловно, работа с общественностью ведется. Дело в том, что в тех регионах, где есть атомные электростанции, и где они успешно работают - никаких проблем с населением не возникает. Население «за» эти объекты. Людям эти объекты приносят работу, налоги платятся в развитие этих регионов и т.д., а там, где нет атомных электростанций, начинаются проблемы. Причем у тех, кто выступает против атомной энергетики, у них аргументов-то нет! Если спросить их, а почему?… С точки зрения воздействия на окружающую среду, от атомной станции это воздействие минимально, по сравнению с той же тепловой станцией.

Слово «экология» в этих обсуждениях я не воспринимаю, потому, что это политический термин, потому что нет ни одного критерия экологичности в государстве. И поэтому сказать «безопасно-небезопасно», не имея критериев, просто невозможно. Сегодня экология - это политика. И определенные круги занимаются этим вопросом именно с точки зрения политики. Что касается атомной станции и вреда, приносимого ею, то этот объект имеет, конечно, воздействие на окружающую среду, это воздействие тепловое. Но и любая тепловая станция часть тепла сбрасывает в окружающую среду. Потери тепла всегда идут.

А с точки зрения радиационного фона… Вот если взять для примера Ленинградскую атомную станцию. Ей уже больше 30 лет. Обычно, когда начинают строить атомную станцию, то снимают так называемый «нулевой фон». Это естественный радиационный фон, который есть в окружающей среде, где размещается эта атомная станция. Сегодня все изменения в районе Ленинградской станции говорят об одном: радиационный фон там за 30 лет существования не изменился. То есть с точки зрения радиационного воздействия, станция влияния на окружающую среду не оказала. Другой вопрос: если на атомной станции возникает какое-то отклонение, авария, то насколько она окажет воздействие на окружающую среду?

В истории был только один случай, кроме Чернобыльской атомной станции - это 1979 год, американская атомная станция Тримайл Айленд, второй энергоблок. Там произошла авария, с повреждением активной зоны, с ее расплавлением. Но эта атомная станция имела систему защит и систему локализаций. И сегодня можно сказать, что, не смотря на то, что там была повреждена активная зона, на окружающую среду это никак не повлияло.

Сегодняшние атомные электростанции имеют такой уровень защиты, что даже при подобной аварии, ее последствия будут связаны с самим предприятием, но ни в коей мере не с населением, которое живет в районе размещения АЭС. Будет только техническая потеря этого энергоисточника. Поэтому опыт применения тех способов защиты - а мы сегодня говорим не о безопасности, а об обеспечении безопасности - работает. И включает в себя защиту населения и окружающей среды не только при нормальной эксплуатации, но и в случае проблемной эксплуатации, проектных аварий и так далее. Весь комплекс работ предусмотрен по этим объектам. То есть они приспособлены не только для того, чтобы нормально вырабатывать энергию, но и для тех случаев, когда будут отклонения, отказы оборудования, повреждения оборудования.

И повторюсь, единого критерия нет – «безопасно-небезопасно». Сегодня применяются вероятностные методы оценки безопасности. Они связаны с использованием характеристик надежности оборудования, решений, которые используются в атомной промышленности. Есть критерии вероятностные, и я могу сказать, что сегодня действующие атомные станции отвечают этим критериям. Они, в частности, рекомендованы МАГАТЭ (Международным агентством по использованию атомной энергии). А современные разработки имеют лучшие показатели по вероятности, допустим, по повреждению активной зоны, чем действующие.

Владимир Бойко: Маленькое дополнение - у нас часто бывают обстоятельства, которые сильнее ценностей, в частности, политика. Ну, допустим, уважаемый мною и многими другими людьми Аман Тулеев (губернатор Кемеровской обл. – прим. ред.). Естественно, что он против атомной энергетики. Любой здравомыслящий человек понимает - Тулееву надо уголь продать, приспособить к делу. Тогда Кемеровская область будет жить хорошо. А интересы Томской области его волнуют в гораздо меньшей степени. Так вот Росэнергоатом выступает за интересы всей страны в целом, а не какие-то локальные интересы отстаивает.

Валерий Михляев: Можно я тоже добавлю? По поводу зеленого движения. Среди его апологетов нет толковых данных и толковых материалов о вреде атомных станций. Зачастую это какие-то голословные утверждения. Но так как они уже «вышли в массы» они требуют какой-то реакции. И конечно, страх после чернобыльской атомной аварии остался до сих пор.

Сергей Адамчик: Я продолжу – все, что мы имеем хорошего в нашей стране, должно быть нашим достоянием. Сегодня не так много в мире государств, которые могут атомную станцию спроектировать и построить. Для этого нужно обладать необходимым уровнем технологий, квалифицированными людьми, нормативами. Можно по пальцам пересчитать страны, которые в состоянии это сделать.

Могу пример привести. Финляндия – эксплуатирует две атомные станции, строит еще одну. Но где они берут специалистов? Это ведь маленькая страна. Они могут подготовить, скажем, инженера – механика, а специалиста по атомной энергии они подготовить не могут. Так вот такие страны дают инженеру общую подготовку, и отправляют их доучиваться в те государства, которые обладают знаниями для подготовки специалистов такого класса. Это, как правило, Соединенные Штаты, Франция, Германия и Россия. Атомные технологии – наше достояние. И не применять их – просто ущербно. Это расточительство.

- Все это верно. Но обыватели могут быть уверены и в другом. Ведь когда случилась атомная авария на Чернобыльской АС, площадь заражения была огромной. В других странах таких аварий не было. А у нас люди не чувствуют себя защищенными! Обыватели уверены, что в случае аварии, их никто не защитит. И экологи на этом хорошо играют. А на Западе привыкли, что людей все равно защитят…

Валерий Михляев: Мне кажется, что у "зеленых" больше времени в эфире. Если нам дать такие же объемы, то мы смогли бы подготовить аудиторию. Ведь атомная станция - очень сложная вещь. Там, как в конструкторе «Лего», собраны разные технологии. От сложных наукоемких - до бытовых. И когда говорят о происшествиях на атомных электростанциях, никто не говорит об авариях в реакторном отделении. События могут произойти в каких-то других отделениях. В электроцехе, в турбинном цехе. А происшествий в реакторном отделении, как правило, не бывает.

- Я как раз и говорил о том, что Росатом или Минатом, как хотите, проиграл информационную войну. Что сейчас делается, чтобы эту борьбу выиграть?

Валерий Михляев: Перейдите на нашу сторону. Дайте нам хотя бы половину того эфирного времени, что есть у «зеленых».

Сергей Адамчик: Уважаемые коллеги, мы сейчас живем в другом государстве. Росэнергоатому исполнилось 14 лет. В 1995 году был принят закон об использовании атомной энергии, ранее этого документа не существовало. Сейчас закон содержит в себе ключевые для обеспечения безопасности моменты. Первый. Раньше за безопасность отвечало государство. А частью безопасности является возмещение экономического ущерба. Сейчас закон предусматривает такое возмещение, если ущерб будет нанесен. Население об этом знает?! Наверное, нет.

Раньше за все отвечало государство. Директор атомной электростанции, к примеру, тот же Брюханов (Виктор Брюханов – бывший директор Чернобыльской АЭС – прим. ред.), нес персональную ответственность, через Уголовный кодекс. Ну, посадят такого директора – населению-то от этого не легче. А сейчас, по закону не только посадят директора, но и экономически возместят весь ущерб. Во всем мире такая система существует. Существует система страхования, в том числе - страхования ответственности. Почему все так боятся? Если законом определено - кто отвечает, как отвечает и чем отвечает?!

Опыт использования атомных электростанций в мире колоссален. Сейчас на земном шаре около 440 энергоблоков. И Россия - далеко не первая в числе стран-пользователей атомной энергии. С 1986 года не было повода усомнится в надежности этой отрасли, за 20 лет не было повода говорить о том, что они опасны для населения или окружающей среды. Если посмотреть, сколько самолетов с тех пор упало, или сколько автомобилей побывало в аварии, получится огромная цифра. Но в нашем государстве есть одна беда - многие люди используют атомную энергетику, для того, что бы получить себе какие-то дополнительные политические дивиденды.

Могу привести пример. Все знают Бориса Немцова. Когда он стал губернатором, он выступил против атомной станции теплоснабжения в городе Нижний Новгород. Государство получило колоссальный ущерб, потому что атомная станция была готова уже. Люди не получили дешевое тепло. Зато Немцов стал губернатором. Сейчас он высоких постов в государстве не занимает, и кроме ущерба, получается, его деятельность ничего не дала.

Валерий Михляев: Рабочие места пропали, промышленность не стала выпускать для этой атомной электростанции оборудование. Между тем, с 1995 года мы живем в атомной энергетике по закону. Кроме того, в атомной энергетике есть такой принцип: что не разрешено, то запрещено. Все должно быть проверенно, нормировано, на все должна быть получена лицензия.

Александр Колотов: Пресса, конечно, предвзято относится к атомной энергетике. В части экологии, если взять Томск, то концентрация свинца на магистралях вашего города сопоставима с показателям на Чернобльской АЭС. Но никто об этом не говорит. Никто не борется, не хочет бороться, а пресса не освещает. Есть очень большие проблемы на нефтедобывающих предприятиях. Качество бензинового топлива, которое практически не контролируется. Работа бензонасосных станций. Если обывателю объяснить эти вещи - он за голову схватится! Но получается, что прессе же интереснее писать об атомной станции.

Владимир Бойко: Ну что вы так пугаете! Но в целом, я согласен. Было время, когда работники атомной энергетики упустили момент - посчитали не важным с кем-то спорить, решили, что они выше этого. И вот эта авария - Тримайл Айленд - она не была воспринята в Советском Союзе должным образом, так, как ее восприняли на Западе. Тогда, как у нас правильно сказал Сергей Анатольевич, правила партия. Вместо того, что бы отреагировать адекватно, партия сказала: «Советское - значит лучшее». И если американцы начали поднимать уровень безопасности еще тогда, то мы стали это делать только после нашей страшной аварии в Чернобыле. Сейчас мы входим в международную организацию по использованию атомной энергетики, требования по безопасности у нас такие же как у США. Но население уверено в обратном, потому что оно не информировано.

Валерий Михляев: …Плюс у населения нет сейчас возможности воспринять эту информацию.

- Я предлагаю немного сменить тему. Остались ведь и сугубо меркантильные аспекты вопроса. Сколько стоит такая станция, насколько она рентабельна – это тоже важный вопрос для потребителя. Сколько, допустим, стоит киловатт/час такой станции?

Сергей Адамчик: Сколько будет стоить томская станция, мы пока сказать не можем. Когда будет разрабатываться проект, будет разрабатываться и обоснование экономичности этой атомной станции. Сегодня самая дешевая электроэнергия в нашей стране вырабатывается гидроэлектростанциями. На втором месте - атомная энергетика. Тепловые, на газе, на угле – все эти источники уже дороже. Я могу сказать, что для Росэнергоатома тариф устанавливает государство, это 50 копеек киловатт/час. Мы конкурентоспособны, не смотря на то, что в этот тариф заложена инвестиционная составляющая на наше развитие.

Владимир Бойко: А государство продает…

Сергей Адамчик: …Чубайс продает. У него сеть и он продает уже больше рубля.

Владимир Бойко: То есть, у Росэнергоатома он покупает по 50 копеек, а продает за рубль.

- Росэнергоатом не может изменить эту систему в свою пользу? Забрать, например, себе эти 50 копеек?

Сергей Адамчик: Ну вы понимаете, у нас сейчас нет рынка энергии. У нас вообще в государстве рынка никакого нет. Он есть на базаре, а в других областях нет. Нет его и в энергетике. Сегодня тариф на электроэнергию устанавливается государством, как и план по ее выработке. И мы его выполняем.

Валерий Михляев: Рынок - это тоже не сахар. В Европе может создаться такая ситуация, когда французы будут вынуждены отпускать атомную энергию, вырабатываемую атомной электростанцией просто бесплатно. Потому, что им тяжело уходить, или маневрировать мощностью - чтобы «гулять» по сети с разной мощностью, с разными параметрами. Есть перекачки, из Франции в Англию и наоборот, поэтому далеко не все так просто и на рынке.

Сергей Адамчик: Атомная энергетика во всяком случае, конкурентоспособна, случись рынок. Здесь ключевой момент один: мы загружаем топливо в атомный реактор, и несколько лет работаем на этой загрузке. За эти годы стоимость углеводородного сырья растет, у нас же топливная составляющая не является базовой.

- Скажите, а есть какая-то зависимость от роста цен на углеводородное сырье?

Александр Колотов: Нет, рост на углеводородное сырье всегда будет опережать цены в атомной отрасли. И говорить о рентабельности в атомной энергетике не совсем правильно - потому что это объекты долгоиграющие. После окончания срока эксплуатации объект остается. Остается отработавшее топливо, которое тоже надо караулить, охранять, беречь и т.д…

Сергей Адамчик: Или перерабатывать, а это затраты, естественно. С другой стороны, гидроэлектростанция - колоссальный инженерно-технический объект. Огромное количество стали и бетона. Срок эксплуатации закончился, что тогда с ней делать? Ее же так не бросишь, ведь может разное случиться... Ее надо утилизировать.

Владимир Бойко: Я вот к заместителю губернатора Владимиру Емешеву обращаюсь. (Читает журнал «Томск мэгазин») «Сегодня развитие атомной энергетики в Томской области зависит, в основном, от газового топлива. В солидных объемах. Ежегодно это 2 с половиной миллиарда кубометров. Но цена на газ растет. Официально она шагнет за сотню долларов через пять лет. А по моим расчетам…», это автор пишет, «… в 2007 году кубометр газа будет стоить намного дороже…» - сейчас никто не может конкретно ответить, насколько вырастет цена на газ и нефть. Я могу сказать, что рост цены на атомную энергетику будет, но он будет с гораздо меньшим углом, чем на топливную.

Валерий Михляев: Нефть - это не развитие, это просто интенсивное использование имеющегося…

Сергей Адамчик: Это тупик.

Валерий Михляев: Ресурс у топливной энергетики большой. Однако затраты настолько огромны… Их просто не опубликовывают.

Сергей Адамчик: Уважаемые коллеги! Когда-то весь мир пользовался дровами. Потом дрова отошли - стали применять уголь. Потом стали переходить на другое углеводородное сырье. Каждый этап завершается использованием нового источника энергии. Исследования показывают, что углеводородное сырье у нас не безгранично и нужно быть готовыми к смене.

- Сейчас в планах Росатома постройка большого числа новых атомных электростанций, и вообще развитие отрасли. В то же время существует международный проект по исследованию в области термоядерной энергетики, которая обещает быть гораздо дешевле атомной. Вы не боитесь, что деньги, потраченные сейчас, потратятся, как говорится, впустую?

Владимир Бойко: Евгений, я еще в школе учился и к физике интерес уже проявлял, и вот тогда говорили: вот, вот, вот, вот… потом я закончил школу, ВУЗ… и был период, когда я довольно интенсивно занимался проблемой «термояда». Сейчас термоядерная реакция реализована на солнце и в водородной бомбе. Для обычного человека это сложно. Я думаю, что коллеги меня поймут. В атомной энергетике, если бы не было «запаздывающих нейтронов», то реакцией деления невозможно было бы управлять. Природа оставила хвостик для управленья. Именно поэтому удалось атомную энергию обуздать.

«Термоядом» я действительно занимался серьезно и имел дискуссии с учеными разного уровня, в том числе и международные. Поэтому на «термояд» я смотрю очень пессимистически. Это как солнечная энергетика. Это огромные объемы энергии, однако, чтобы их использовать, нужно понести такие затраты, что эта энергия становится просто не по карману. «Термояд» - это хорошо, но когда он будет?! Я не могу сказать, что он будет даже в 21 веке.

Александр Колотов: Сейчас вот начинают во Франции делать реактор. Дай Бог, через 10 лет построят. А то и через 15–20 лет. И он только демонстрационный.

Валерий Михляев: Я вот закончил «политех» четверть века назад. Геннадий Николаевич Колпаков нам тогда читал лекции по физике плазмы. Я тогда себе делал пометки: «температура и время, чтобы удержать эту плазму». Критерий Уолосона. И когда он говорил о температуре, я его спросил: «А где ж такие материалы взять, чтобы удержать?» Он ответил: «Вот это и есть проблема». С тех пор ничего не изменилось.

Владимир Бойко: За 25 лет ни технически, ни научно к решению этой проблемы практически не пододвинулись.

Сергей Адамчик: Кроме того, техника и наука – это все-таки разные направления, которые решают разные вопросы. Пока наука проработает вопрос, пока внедрят технологию, пройдет огромное количество времени.

Валерий Михляев: Одеть науку в железо очень тяжело...

Беседовал Евгений Шамнэ.