Чем известен инженер-строитель Иван Бурлаков? Интервью с историком архитектуры Иваном Атапиным

Иван Бурлаков считается одним из первых архитекторов в Сибири, работавший в авангардном стиле. Большинство своих зданий он построил в Новосибирске, но с Томском его связывает учеба. Здесь он получил образование инженера-строителя и свою первую значимую должность — главного архитектора Томского государственного университета.

О судьбе Ивана Александровича, его проектах и о том, как исследователи восстанавливают биографию Бурлакова, мы поговорили с историком архитектуры и сотрудником музея «Профессорская квартира» Иваном Атапиным.

— Иван, в открытых источниках удается найти немного информации о Бурлакове, расскажите, чем он знаменит, чтобы понимать, что это был за архитектор?

— В последние несколько лет усилился интерес к наследию конструктивизма и в целом авангардной архитектуре Сибири. Большая польза этого общественного движения в том, что всплывают забытые имена и даже ранее вообще неизвестные мастера, которые работали в это время и оставили нам замечательные здания в самых разных городах. Авангард в Сибири охватывает площадь от Игарки — это вообще за Полярным кругом — до Славгорода и Рубцовска на юге, то есть это весь сибирский регион! А что касается Бурлакова, он в принципе, всегда был на слуху — это известный новосибирский архитектор. Но в последние годы стали появляться новые сведения, которые эту персону открывают с неожиданной стороны — не только как автора 3-4 «интересненьких» домов в центре Новосибирска, но и как человека, который оставил свой след и в архитектурном образовании, и в развитии авангардных направлений, и в художественной культуре.

Важно понимать, что на таких известных именах, как Крячков или Лыгин, как говорится, свет клином не сошёлся (А.Крячков и К.Лыгин — ведущие сибирские архитекторы нач. ХХ века — прим.ред), и сейчас перед исследователями, экскурсоводами, краеведами стоит задача собрать, как можно больше интересных фактов, углубить свои исследования, отправиться в архивы читать газеты, старые журналы, чтобы находить новые сведения.

— Что на сегодняшний день известно о Бурлакове?

— На самом деле у Бурлакова была типичная, но в тоже время очень интересная судьба, поскольку в его жизни отразилась вся история архитектуры первой половины ХХ века. Он не был каким-то привилегированным человеком, родился, как я выяснил, в Рыбинске в обычной семье и рос, скорее всего, даже без отца. Потом с 1910 по 1913 служил в армии при Хабаровском окружном инженерном управлении, участвовал в постройке Амурской железной дороги. Там же, в Хабаровске, получил среднее образование в реальном училище, окончив его экстерном. А в 1914 году Бурлаков поступил в Томский технологический институт (ТТИ, ныне Томский политехнический университет).

— Почему выбор пал именно на томский университет?

— Судя по всему, он переехал вслед за матерью, то есть у них были какие-то семейные дела. В Томск он поступил не просто потому, что это было Томск, а потому, что здесь находилось единственное высшее техническое учебное заведение за Уралом. Тогда в ТТИ можно было обучиться на инженера-строителя, у них было открыто инженерно-строительное отделение, а потом и факультет, который впервые в Сибири готовил специалистов такого профиля. Говоря нашим современным языком, это тот же архитектор, но его компетенции охватывали, буквально, все: они могли строить и мосты, и дома, и водопроводные сооружения.

У инженеров-строителей была насыщенная программа подготовки: остались учебные планы, где указаны предметы, начиная от черчения, рисования и изучения архитектурных ордеров и заканчивая строительством мостов и тоннелей. Это было сложно, и Бурлаков решил выбрать именно эту стезю — все-таки профессия инженера-строителя в начале ХХ века была очень престижной. Но Иван Александрович поступил в 1914 году, в год начала Первой мировой войны, соответственно, в 1916 Бурлаков был мобилизован. А дальше начались революция, Гражданская война, его мотало туда-сюда. Бурлаков успел поработать и в Петербурге на постройке железной дороги «Петроград — Луга — Новгород», и в Омске. Когда город был взят красными, он работал там заведующим жилищного отдела.

Естественно, в те трудные годы Бурлаков делал все, чтобы выжить, но в этом и типичность, и уникальность Бурлакова. Очень многие представители интеллигенции тогда совершили всякие метаморфозы в годы революции, Гражданской войны, но одни в силу событий, находили свое призвание, а другие пропадали из виду. Бурлакову в этом смысле повезло.

— А потом он все-таки вернулся в Томск?

— Да, чтобы доучиться. Из-за всех событий, которые охватили тогда страну, так случилось, что процесс его обучения занял 10 лет с перерывами, с 1914 по 1924 гг.

— Как думаете, на кого равнялся Бурлаков во время учебы и кто повлиял на его формирование?

— Тогда у сибирских архитекторов был очень сложный выбор, потому что у них было только два эталона — Крячков и Лыгин. И студенты могли равняться либо на одного, либо на другого. Бурлаков, скорее всего, ориентировался на Андрея Крячкова. Возможно, он ему какие-то заказы предлагал. Как известно, Крячков своих студентов вовлекал, они на него работали. Он не один автор всех строений, один бы он все это просто не построил, ему помогала команда. Бурлаков, скорее всего, в ней тоже состоял. Но потом, узнав, что архитектура может быть другой и можно что-то изменить в облике городов, стал заниматься исключительно авангардом. Мне, как исследователю, особенно интересен этот период: то, что было в его голове, когда он был молодым человеком, когда он попал под каток революций, Гражданской войны и голодных 20-х годов.

— Что происходило с ним после возвращения в Томск?

— Как я понял, он как ветеран войн и человек с большим опытом, успевший очень много увидеть, на занятия не ходил и часто брался за разные подработки. Сначала был чертежником в Томской городской управе, а после окончательного установления советской власти — заведующим лесозаготовками при промышленном отделе в Томске. В начале двадцатых годов Бурлакова назначили секретарем инженерно-строительного факультета ТТИ, а еще через два года, в 1922, ему предложили должность главного архитектора Томского университета. Это был очень важный пост, и до Бурлакова его занимали и Крячков, и Гут, и Родюков — известные сибирские архитекторы. Бурлакову на тот момент было 30 с небольшим. В отличие от своих предшественников, он уже ничего не построил здесь, в университете, но занимался капитальным ремонтом, потому что после Гражданской войны часть строений все же была разрушена. Он следил за перестройками, ремонтами, а в ходе одной из проверок даже нашёл самогонный цех в одной из университетских мастерских. Это тоже интересный факт, очень показательный — время было страшное, и вот Бурлаков в таких условиях с самогонщиками сражался.

— То есть в Томске Бурлаков ничего не построил из зданий?

— Нет, но именно работа здесь подвела его к событиям, которые случились потом. Бурлаков был в числе первых пяти-шести человек в Сибири, которые узнали, что существует архитектурный авангард. Может быть, побывав в Москве или где-нибудь ещё, может, почитав архитектурные журналы, он впечатлился новым, мощным течением в архитектуре. В Сибири тогда уже назревала критика Крячкова и Лыгина. Они все еще возводили здания со сфинксами, обелиски всякие и прочее, но это не соотносилось с новым советским строем. Все это было эклектично, буржуазно, «старые направления», как говорили тогда, «нужно сбросить с корабля современности». И Бурлаков, закончив ТТИ, переезжает в Новониколаевск (ныне Новосибирск), строит там конструктивистские здания и становится одним из самых первых конструктивистов вообще за Уралом. В числе его работ всем известное, я думаю, кто был в Новосибирске, здание Клуба совторгслужащих, ныне это Дом культуры Октябрьской революции.

— Этот клуб называют «Кобра»?

— Да, это сокращение от названия клуба. Само здание очень интересное. Его изображение попало на почтовые открытки, печаталось в книгах. Оно вообще упоминалось в печати как одно из лучших достижений советской архитектуры в Сибири. Это было действительно очень прорывное здание.

— Чем оно было прорывным?

— Своей архитектурной формой. Его надо просто увидеть, и сразу все станет понятно. Оно отличается резко геометрической структурой, объемы скомпонованы очень динамично. У здания закругленная угловая часть, и она как бы приглашает массы рабочих зайти. Очень много стекла, большие залы — и все это, естественно, сделано из железобетона. Нет никаких лишних украшений: голые стены, бетонный каркас, заполненный кирпичом и покрашенный под бетон. Если сравнивать Клуб со стоящим напротив него «Красным факелом» Крячкова (здание Коммерческого клуба было спроектировано А. Крячковым в 1914 г. в стилистике ампира с элементами русского модерна, сейчас его занимает театр «Красный факел» — прим. ред.), то они очень контрастируют. И тогда рабочие, конечно, предпочитали новое здание Клуба совторгслужащих. Бурлаков прославился именно этой работой.

— Это его первая работа в Новосибирске?

— Нет, не первая, у меня есть список зданий, которые построил в Новосибирске Буралаков. Он небольшой, там около десяти домов. Некоторые из них проектировались московскими архитекторами, но они, естественно, в Сибирь для этого не приезжали, а Бурлаков осуществлял надзор за строительством. Тогда, если проект реализовывался где-то далеко, вы оставались в столице, но поручали компетентному специалисту контроль на месте. Как раз тем, кому москвичи доверяли строительство, и был Бурлаков. Так по проекту Д.Ф. Фридмана, например, был построен Доходный дом.

Очень многие люди боялись, что в нем промерзнут железобетонные конструкции, но Бурлаков придумал интересный метод: эти конструкции, сваи и перекрытия он закрыл матами из пробки, и вот уже скоро 100 лет, как ничего не промерзает. Это было очень актуальное для Сибири нововведение, хотя противники конструктивизма, например, Крячков, говорили, что все промерзнет, что все стекла будут продуваться и нужно, наоборот, строить все с маленькими окнами… Тогда конструктивисты были в оппозиции, они утверждали, что в зданиях нужно делать как можно больше света, чтобы люди могли идти и видеть в витринах, что происходит в домах — это должно было способствовать открытию и демократизации общества.

— Есть ли работы Бурлакова в других городах Сибири?

— Да, у него есть работы не только в Новосибирске, оказалось, что он талантливый архитектор, который воплощал себя в самых разных видах сооружений. Это не только какие-то офисные здания и жилые дома, но еще и разные функциональные постройки. Год назад мы с моим коллегой из Новосибирска Арсением Тоскиным — это новосибирский исследователь и архитектор — обнаружили неизвестный объект Бурлакова — большущий комплекс больницы в Бийске, который до сих пор сохранился. Скорее всего, это первая конструктивистская больница на Алтае. Очень интересное сооружение, спланировано в строгом соответствии с принципами конструктивизма: там тоже есть гладкие стены, большие окна и они сориентированы по сторонам света, чтобы в палаты попадало как можно больше солнца, а во всякие кабинеты — меньше. Сама больница находится в сосновом бору в окружение леса. Такое хорошее здание, но, к сожалению, сейчас заброшенное. Тем не менее, оно дополняет историю Бурлакова и доказывает, что у него есть работы не только в Новосибирске, но еще в Бийске, например. Был у него и проект электростанции в Рубцовске, тоже очень необычный. Но он остался не осуществлён.

— А как удалось найти здание в Бийске и узнать, что его архитектором был именно Бурлаков?

— Во всей Сибири не так много исследователей архитектуры авангарда, их можно пересчитать по пальцам одной руки. Это новосибирцы Сергей Духанов — кандидат архитектуры, Арсений Тоскин и Антон Карманов. Как раз с Антон организовал выставку «Город завтрашнего дня», где мы с Арсением были привлечены в качестве научных консультантов. Она состоялась в Центре культуры ЦК19 и охватывала почти 10 лет развития сибирской архитектуры. Там были, в том числе, и проекты Бурлакова. И, конечно, я перечислил не всех, но мне бы хотелось добавить еще одного из важнейших исследователей — Ивана Невзгодина. Естественно, мы стараемся общаться друг с другом, ходим в архивы, и часто там обнаруживаются проекты, сделанные для разных городов. В новосибирском архиве есть проекты, которые были созданы для Алтая, Кузбасса, все эти кипы бумаг лежат, никто их там уже лет 60 как не разбирает. А мы потихоньку начали это делать и постепенно находим проекты, в том числе, Бурлакова. Так информация о больнице и нашлась.

Еще иногда в газетах попадаются интересные заметки, даже с иллюстрациями. Бурлаков был в числе тех, чьи проекты всегда иллюстрировались. То есть, если в газетах говорилось, что архитектор Бурлаков приступил к чему-то, то там обычно публиковали и его проект. И это, конечно, большое везение. Это очень меняет картину, потому что обнаруживаются объекты в самых разных местах. Кто бы мог подумать, что в Бийске есть конструктивизм и причём весьма неплохой! Возможно, когда-нибудь эту найденную больницу даже отреставрируют и о ней будут рассказывать туристам.

— Большую часть зданий Иван Бурлаков построил в 20-е годы прошлого века. Что происходило в его жизни дальше?

— Как я уже говорил, судьба Бурлакова типична, она характерна для многих архитекторов тех лет. Когда в тридцатые годы случился перелом и в советской архитектуре конструктивизм оказался под официальным запретом, стало невозможно проектировать в рамках этого течения, то архитектор Бурлаков очень быстро приспособился к тому, что мы сейчас называем сталинский ампир. Его путь, конечно, был не самый гладкий, там свои поиски. Например, у Бурлакова того времени был очень забавный проект реконструкции новосибирского Театра оперы и балета. Это известная история, когда театр начали строить как конструктивистский, но потом все поменялось, и архитекторы стали придумывать, какие же колонны на него нахлобучить и какие же купола сделать, чтобы это перестало быть похоже на конструктивизм. Бурлаков, конечно же, принимал в этом участие со своим конкурсным проектом, у него так как раз были колонны.

Потом Иван Александрович занялся образованием, стал в Новосибирске обучать новых архитекторов. До 50-х годов он преподавал в Сибирском строительном институте (Сибстрин), который был создан на базе инженерно-строительного факультета. Сохранилась даже фотография, найденная Сергеем Сергеевичем Духановым, где Бурлаков в окружении студентов.

— Известно также, что после Великой Отечественной войны, в 50-е годы, Бурлаков уезжает в Полтаву…

— Да, это был еще один важный поворот в жизни Бурлакова, но уже не характерный, таких поворотов было мало. Он уехал в Украину, стал историком архитектуры и начал писать диссертацию по памятникам русского зодчества в восточной Украине конца XVIII — начала XIХ вв. Надо сказать, что его работа написана блестящим языком, многие архитекторов косноязычны, они не умеют писать, а Бурлаков писал хорошо. Может быть, ему кто-то помогал, но тем не менее, он оставил свой вклад и как историк архитектуры Украины. До сих пор пользуется авторитетом. Такой поворот, конечно, необычен для человека в зрелых годах. Оставшуюся жизнь Бурлаков прожил в Полтаве и умер в 1966 году.

— А можно ли как-то понять это внезапное решение изменить свою жизнь?

— Объясняется оно тем, что в то время сибирских архитекторов часто приглашали работать в Украину, чтобы восстанавливать промышленность, жилые и общественно значимые здания. Украинские города после войны были очень сильно разрушены, специалистов там тоже не осталось. Известно, что из Новосибирска, из Омска были направлены несколько человек, в том числе, как оказалось, и Бурлаков. У меня пока нет прямых сведений, что у него там были какие-то родственники, поэтому, скорее всего, его просто пригласили туда работать. Там он заведовал кафедрой архитектуры Полтавского института инженеров сельскохозяйственного строительства, преподавал, работал над диссертацией и занимался исследованиями. Это такой неожиданный сюжет, потому что не все имели такую возможность.

— Сохранились ли какие-то статьи Бурлакова по истории архитектуры?

— Он, к сожалению, не писал манифесты, очень мало статей. Среди них удалось найти одну для сборника «Зодчество Украины», где он обстоятельно рассмотрел общественные здания и культовые сооружения в стиле классицизм, построенные русскими архитекторами в Днепропетровске. Но по его архитектурным работам видно, что он был в числе первооткрывателей конструктивизма в Сибири, если не первый. Всегда же интересно отслеживать, кто был в начале. Бурлаков стоял у истоков, а уже потом пошли его последователи. Но парадоксально, что в истории архитектуры Сибири его имя умалчивается, хотя, например, оказывается, Бурлаков выставлялся на Первой Всесибирской выставке, организованной обществом «Новая Сибирь» в 1927 году. У меня есть ее каталог. Там были живопись, скульптура, графика, архитектура — и Бурлаков вместе с четырьмя своими коллегами принимал участие. Он выставил свои конструктивистские работы и, естественно, художественная критика обратила на это внимание.

Это была первая передвижная выставка в Сибири, где показали конструктивизм: началась она в Новосибирске, потом отправилась в Омск, Красноярск, Иркутск, побывала в Томске — фактически, объехала всю Сибирь. Среди выставленных работ Бурлакова был как раз Клуб совторгслужащих, жилые дома и магазин. Интересно то, что в моей версии каталога «Новой Сибири», которая как раз томская, нет его работ, хотя в других каталогах, как я выяснил, Иван Александрович есть. Его коллеги тоже выставляли конструктивистские проекты, но Бурлаков был «эффектнее», как тогда писали.

— Когда вы заинтересовались Иваном Бурлаковым и начали изучать его биографию?

— С 2015 года я занимаюсь именно томской архитектурной школой, которая потом стала новосибирской. Бурлаков к ней относится, и, я бы даже сказал, он ее самый яркий представитель. Но по Ивану Александровичу было мало, что известно. Как только вы видите интересного человека, что-то читаете про него и быстро понимаете, что больше информации нет, а он, естественно, еще что-то делал — включается исследовательский азарт. Конечно, иногда воля случая помогает. Случайно нашлось дело Бурлакова в томском архиве, по другим архитекторам вообще были какие-то сюрреалистические ситуации — просто мистика, как находились сведения о них. Да и что нам все Крячков и Лыгин. Если мы хотим создавать какие-то новые экскурсионные маршруты, популяризовать архитектуру, писать путеводители, то нам нужна солидная исследовательская база. Без постоянной исследовательской работы никакие экскурсии невозможны. Если вы делаете экскурсию по такой сложной теме, как архитектура, то вам нужно либо самому идти в архивы, либо обращаться с специалистам.

Текст: Алёна Попова

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».