Дмитрий Захаров: «В моем романе Сибирь отчасти сказочная, но это страшная сказка»

В новом романе писателя Дмитрия Захарова «Комитет охраны мостов» все события разворачиваются в знакомых сибирякам местах — в Красноярске, Новосибирске, Томске, в северных городках. Что и неудивительно — он сам из Красноярского края, жил там много лет, и остальные города тоже отлично знает.

Подходит ли это пространство для того, чтобы стать частью художественных произведений? Сложно ли состояться как писателю, если жить в регионе? Нужна ли для фантастического сюжета Дмитрию документальная основа? Узнали об этом у писателя.

— Дмитрий, нам очень важно, что действие «Комитета охраны мостов» происходит в Сибири, это встречается не часто. Насколько, на Ваш взгляд, Сибирь вообще подходит как локация для действия романов? В чем ее плюсы и минусы в этом отношении?

— Для меня важно, что Сибирь — это не Москва и не Петербург. Она и модель страны, и ее самая что ни на есть плоть. Конечно, тут дело и в том, что я сам прожил в Сибири 30 лет и очень надеюсь, что-то о ней за это время узнал. И я стараюсь говорить на ее примере о том, что происходит в стране целом. Помимо этого, мне хотелось рассказать о Сибири широкому читателю. Не секрет, что северные территории зачастую воспринимаются стереотипно. Есть «суповой набор» представлений — просторы, суровая природа, мужественные аборигены, тайга, медведь... Я хотел от него уйти, было желание показать другие вещи, многие из которых объединяют Сибирь с остальной страной. И мне хочется надеется, Сибирь в романе совершенно не похожа на тот глянцевый, лакированный образ, который принято торжественно описывать, восхищаться им, не вдаваясь в подробности. В «Комитете охраны мостов» Сибирь отчасти сказочная, но сказка эта в основном страшная.

— А минусы у Сибири как локации для действия есть?

— Не знаю. У меня в трех романах из четырех так или иначе присутствует тема Сибири, герои сибиряки. Так что я, наверное, не вижу каких-то фундаментальных минусов.

— Вы родом из Красноярска? Насколько он на Вас как на писателя повлиял?

— Даже из небольшого закрытого города Железногорска, что под Красноярском. Я вырос и получил образование в Красноярском крае. Моя юность, профессия, друзья, общение… все на свете — это Красноярск! До сих пор говорю «у нас», имея в виду именно этот город. Как писатель я тоже появился в Красноярске — в 17 лет свою опубликовал первую повесть в литературном журнале «День и ночь». Еще я был участником литературного семинара фантаста Андрея Лазарчука. Сказать, что Красноярск на меня повлиял — это все равно, что сказать, на рыбу повлияла вода. Он очень много для меня значит, поэтому я все время возвращаюсь — и физически попадаю туда, и разговариваю о Красноярске.

— Как Вы лично относитесь к Новосибирску и Томску, где тоже происходит действие в «Комитете…»? Как распределялись между ними события романа — это зависело от масштаба города, от каких-то субъективных впечатлений?

— Я, безусловно, люблю и Новосибирск, и Томск. Так получилось, что в Новосибирске, в его Академгородке, я какое-то время жил, также, как и герой «Комитета…» Алексей Серегин, которому я ссудил часть своей биографии. Конечно, определенную ностальгию, также, как и он, к Новосибирску испытываю. Хотя местные сказали бы, что Академгородок — это не Новосибирск, а отдельная история.

В Томске я не жил, но бывал. Для меня это город молодых, город студентов, что всегда очень бросается в глаза на улицах. Еще для меня это город журналистов. В Томске расположен, наверное, главный за Уралом факультет журналистики. Я выпускник другого, но не могу не признать, что ваш факультет журналистики — это величина. И именно здесь работала ТВ-2, эталонная не только для Сибири телекомпания. Живя в Красноярске, я знал ее ведущих по именам, и это было задолго до эры YouTube. Учился стандартам журналистской работы я не без помощи томичей. Не даром ТВ-2 возникает в романе. Вообще в тексте упомянуты журналистские величины, которым я, можно сказать, кланяюсь. Помимо ТВ-2 есть в тексте, например, телекомпания ТВК Красноярск, это тоже, конечно, сделано сознательно.

Что касается распределения событий, то Серегин, как и я, приезжает в Новосибирск, город своей юности, а в Томск едет, узнав про него нечто важное. Это авторские субъективные воспоминания задали такие сюжетные повороты.

— Как Вы работаете с фантасмагорической частью истории, это больше фантазия или вам важно отталкиваться от реальных фактов (к примеру, истории сект Красноярского края)?

— В сказке «12 месяцев» была прекрасная фраза: «Врешь, врешь, а нечаянно правду скажешь». Мне в этом смысле очень бы хотелось, чтобы правды я все-таки не сказал, роман остался бы только выдумкой. Но вы правы, я изучал некоторые особенности сект. Достаточно сказать, что темой моего диплома были «Новые религиозные движения в постсоветской России». У меня есть определенный опыт общения с людьми из таких движений. Безусловно, некоторые поведенческие особенности, идейные повороты закрытых общин мною были учтены. В то же время, конечно, культ Зимнего Прокурора, существующий в романе, изобретен автором. Параллельно, работая над текстом, я изучал северную литературу, эпос, различные сказы, истории, поэтическую традицию, но сказать, что какие-то вещи взяты и перенесены оттуда в неизменном виде в роман, не могу. Все-таки, это авторский произвол.

— Есть ли свои особенности в становлении сибирского писателя, что делать авторам из Сибири, чтобы не стать одним из местечковых авторов и выйти на другой уровень?

— Конечно, особенности становления сибирского и почти любого автора из региона — это более длинный и сложный путь к публикации, подключению к литературной среде. А она важна, и не только поскольку дает более короткий путь к тем или иным возможностям, но и позволяет — что для автора очень важно — находиться среди себе подобных. Это и продуцирует дальнейшее творчество, и помогает более критично посмотреть на то, что ты делаешь, благодаря некоторой внешней экспертной оценке. Мне кажется, очень важно для автора эту среду найти и не замыкаться в ощущении своего величия или, наоборот, не впадать в манию ничтожества.

В Красноярске у нас был свой семинар Лазарчука, который во многом сформировал меня как автора. Этот пример позволяет сказать, что не все ключи от всех историй находятся в Москве. И совет у меня (вообще я, если честно, не особо люблю советовать) только один — найти свою среду.

— Обязательно ли для этого расстаться с Сибирью?

— Не думаю, что это обязательный шаг. Конечно, присутствие в столицах делает более доступным различные активности литературной жизни, которых гораздо меньше в Сибири. И гораздо проще найти похожих на тебя людей. Но я знаю авторов из регионов, которые никуда не уезжали, и это не мешало им стать известными на всю Россию. К примеру, прекрасный писатель Михаил Успенский всегда жил в Красноярске. Писал замечательные книги, имел огромное количество фанатов по всей стране и за ее пределами. Таких авторов не так мало, как может показаться на первый взгляд. Что касается моего собственного отъезда из Сибири, то это была история, вынужденная, в ней сыграли роль личные обстоятельства, это не было желанием «покорить столицу».

— Не стратегия?

— Нет, скорее реакция на события… Думаю, что при определенных условиях я бы вполне мог никуда не уехать. Резюмируя, у меня нет универсального рецепта для сибирских авторов, что надо делать. Тем более, хорошо давать советы, сидя в Москве. Но мне кажется, что состояться можно и за пределами МКАДа. Хотелось бы, чтобы таких случаев было больше. Надеюсь, что рано или поздно страна начнет преодолевать нынешнюю суперконцентрацию всего на свете в столицах.

— Вы упомянули семинар у Лазарчука. Вам и до него была интересна фантастика, и поэтому возник семинар или работа с этим писателем на Вас повлияла?

— Уже трудно вычленить, поскольку прошло очень много времени, что было изначально моим, а что было привнесено, в том числе и семинаром. Среди участников были не только авторы, которые работали с фантастическим элементом. Тексты, которые писал сам Андрей Геннадьевич, тоже разные. У него есть, к примеру, постмодернистские работы, такие, как роман «Посмотри в глаза чудовищ», написанный совместно с Михаилом Успенским.

В моих текстах элемент фантдопущения разный. В «Комитете…» его можно не увидеть совсем. Реалистичный или отчасти фантастический будет сюжет, зависит от оптики читателя. Кто-то не заметит никаких иррациональных допущений, скажем, посчитав, что герои, которые верят в фантастическое, на самом деле от горя сошли с ума, создали секту и придумали для себя удобное объяснение происходящему. Но можно посмотреть на события и их глазами.

— Насколько Вы как писатель используете свой журналистский опыт? Герои-журналисты неизбежны при выбранном сюжете, или так проще найти больше реальных деталей?

— Я отталкиваюсь от того, о чем хочу написать. «Комитет…» — изначально журналистская история. Он развивается как расследование. Даже два расследования, которые ведут два журналиста — молодой и резвый, и немолодой, битый жизнью. В итоге, однако, они оба приходят в одну точку. Для меня было значимо сказать доброе слово о профессии, про которую принято считать, что она или умерла, или пребывает при смерти. Сказать доброе слово о тех журналистах, кто, несмотря на колоссальное давление, цензуру и самоцензуру СМИ, продолжают свое дело. Я совершенно не стыжусь говорить, что для меня они безусловные герои. Ну вот они и герои книги. А своим опытом при написании романа о журналистах было бы грех не воспользоваться. Если ты пишешь о журналистах и сам про это чего-то знаешь, то выходит более правдоподобно. Можно, конечно, сказать, что автор идет по простой дорожке. Но, как я уже сказал, это изначально журналистский роман.

— Как Вам удалось перейти от журналистики к художественным текстам? Часто темпы и специфика журналистской работы не оставляют возможности сосредоточиться на масштабных литературных произведениях…

— Мне кажется, писателем я стал чуть раньше, чем журналистом. В 6 лет мне не хватило повести про Урфина Джюса, я взялся писать к ней продолжение. В младших классах сочинял фантастические рассказы, даже в какой-то момент увлек своим примером весь класс. Но в любом случае, у работы над художественными и журналистскими текстами разные принципы, совсем разная динамика и даже отдача разная. Для меня эти сферы деятельности всегда существовали параллельно, они не конкурировали. Тем более, что я писательство воспринимаю не так, как некоторые другие коллеги. Знаю, есть авторы, которые действуют продумано. Это ни в коей мере не осуждение, а просто наблюдение. Они решили, что надо написать роман вот об этом, потому что это потенциально популярная тема, а значит, роман нужно сделать так-то и так-то — то есть подходят к тексту технологично. Я не осуждаю такой подход, ни в коем случае! Но сам работаю по-другому. Я пишу о том, о чем мне самому надо с кем-то поговорить. Это во многом личная медитация еще и некоторое приглашение к тому, чтобы обсудить важные вещи. Я спрашиваю своего читателя, а он отвечает на вопрос, интересно ли это для него, важен ли такой разговор.

А журналистский текст — это другое, это ремесло. А то, что и там, и там пишут буквы на бумаге — просто совпадение.

— У вас нет такого, что вас изматывает ремесленная часть?

— Нет, меня не изматывает. Литература — это эмоция, и такой текст совсем по-другому организуется, пишется. Журналистская же заметка — куда более «холодный» жанр, она должна по идее идти от ума.

— Сейчас, когда издано уже 4 Ваших романа, Вы уже только писатель?

— К сожалению, профессиональная писательская история — то есть жизнь за счет только литературы — удел не очень большой когорты авторов. Есть несколько моих знакомых, которым это удалось. Но гораздо больше тех, кто занят еще чем-то. Я, к примеру, работаю в университете.

— Нет ли у Вас ощущения, что ваш роман воплощается в жизнь?

— Пока мне кажется, роман не очень воплотился в жизнь, он следует за реальностью, а не наоборот. Вообще я не сторонник той идеи, что у писателей есть какие-то особые пророческие дарования. Если бы у искусства была та сила, которую ему периодически приписывают, то мы бы уже, к сожалению, друг друга поубивали, почитав всяких мрачных книжек. Поскольку этого, слава богу, не произошло, мне кажется, все-таки сила слова переоценивается. Безусловно, авторы могу улавливать какие-то разлитые в обществе ощущения. Но это не пророчество, а некая фиксация или попытка идти по направлению течения. К тому же, как показал истекший год, делать прогнозы — занятие малоосмысленное. И я не стою на позиции прорицателей. Я пишу о той эмоции, которая есть, о тех событиях, которые я чувствую и наблюдаю. Я бы и не хотел, чтобы мои прогнозы сбывались. Лучше буду как-то картографировать реальность, вот и роман «Комитет охраны мостов» — это попытка записать ее в ее нынешнем состоянии. Для того, может, чтобы археологи будущего или условные «разумные осьминоги», могли сделать какое-то умозаключение о том, чем Сибирь и Россия в целом жили в эти времена.

— Как сейчас складывается судьба книги? Я видела, что была ее презентация на ярмарке non/fiction.

— Да, именно там мы презентовали роман в начале декабря, буквально за день до этого он приехал в Москву. Все экземпляры, что доставили на ярмарку, раскупили. Я вижу какое-то количество обсуждений книги, отзывов читателей. Это очень важная для автора история. Многим кажется, работа писателя заканчивается, когда он сдал книжку в издательство. Но есть еще и огромный пласт истории, который касается редактуры. А когда книжка уже вышла из типографии, работа автора все равно продолжается. Нужно настроить диалог с аудиторией, разговаривать с журналистами и блогерами, с читателями на встречах. И потому, что автору важно увлечь своей книжкой всех вокруг, и потому, что отзывы читателей — это ответ аудитории. Из них ты понимаешь, что аудитория увидела, а что нет. А ради этого книга и пишется. Я надеюсь, в 2023 году наше общение с читателями «Комитета…» продолжатся, и томские читатели к нам тоже присоединятся.

— Насколько вероятно, что у вас появятся новые произведения, связанные с Сибирью? Есть ли задумки?

— Как я уже сказал, 3 из 4 моих романов так или иначе связаны с Сибирью. Это еще не считая рассказов и повестей! Так что даже статистика говорит, что шансы на новое появление сибирской темы довольно большие. Собственно, в тексте, над котором я работаю сейчас, действие тоже происходит в маленьким сибирском городке, а также под ним.

— Что Вы сами читаете? Добираетесь вообще до чужих книжек?

— Да, очень стараюсь это делать, хотя времени катастрофически не хватает. Особенно слежу за современной отечественной литературой. Мне важно чувствовать, что происходит здесь и сейчас, о чем говорят мои коллеги. Скажем, о том же, о чем думаю я, или о других вещах? Отличается ли их взгляд, фокус от моего? Я — большой поклонник Алексея Сальникова, особенно нежно люблю его роман «Отдел», который прозвучал меньше, чем «Петровы в гриппе», а жаль, это важная книга про нас всех. Слежу за тем, что пишет Алексей Поляринов. Когда я писал «Комитет…», то обращался к нему за экспертизой, Леша спрашивал у меня некоторые вещи по сектам, когда работал над «Рифом». Кстати, не так давно у Поляринова вышла прекрасная книжка эссе «Ночная смена», рекомендую. Потом я поклонник и своего коллеги Шамиля Идиатуллина, мы вместе с ним работали в одном отделе в «Коммерсанте». Его книги — важные для сегодняшнего дня тексты. Особенно «Город Брежнев» — ценное свидетельство жизни 80-х. На эту тему очень мало сказано, и то, что Шамиль взялся за эту тему — очень хорошая история. Ну, и не могу не сказать, что я страшно Шамилю (по-хорошему) завидую в плане его умения быстро писать. Он производит роман, а то и два, в год! Когда я научусь работать с такой же скоростью, то пойму… впрочем, такое очень маловероятно.

— А сейчас вы с какой скоростью пишете?

— С не очень высокой... «Комитет…» 3,5 года писал. Правда, параллельно работал над еще одним текстом, к которому сейчас вернулся. Так что еще не пришло время подсчитывать, сколько времени в итоге ушло на каждый из романов.

о книге «Комитет охраны мостов»

Шамиль Идиатуллин

журналист, писатель, дважды лауреат премии «Большая книга»

«Горькая, честная, беспощадная книга. Умный и очень актуальный социально‑психологический триллер. Роман о Сибири — современной, настоящей и совершенно не похожей на землю исполинов из казённого фольклора.
О чести в бесчестных условиях — и о цеховом братстве: несвежем, нетрезвом, продавшемся и утратившем смысл в снесённом цеху, но заставляющем героев стать сердцем общества, которое живёт и бьётся. Насмерть».

Текст: Мария Симонова

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».