Ленина, 44. История 120-летнего дома и тех, кто в нем жил, работал, взрослел и умирал
Сейчас по Ленина, 44 находится одна из главных достопримечательностей Томска — музей «Следственная тюрьма НКВД».
Все знают, что музей был открыт в том же здании, где раньше был следственный отдел томского Наркомата внутренних дел. Но история дома богаче: до революции здесь два студента убили иеромонаха, а в советское время жил академик и строили самолеты юные техники. «Томский Обзор» рассказывает историю дома и людей, которые с ним связаны.
Девочка Таня
Тане 8 лет. Она смотрит в окно из окна своей квартиры на втором этаже. Прямо напротив окна стоит ранетка. Таня берет пояс от маминого халата и на одном его конце завязывает петлю. Открывает окно, размахивается и кидает петлю на ветки ранетки. Не получилось. Таня размахивается и кидает край пояса снова. Получилось! Петля цепляется за ветку. Таня тянет пояс к себе, и ветка наклоняется к окну. На ней — ранетки. Самые вкусные и сладкие, какие девочка когда-либо ела.
Танин дом находится в самом центре Томска. Это старинное двухэтажное каменное здание, его построили еще до революции. Рядом с домом сквер, где растет та самая ранетка, а еще ирга и боярышник. Через сквер — музыкальная школа, в которой учатся Таня и ее старшая сестра. В доме стоит старинное пианино.
Квартира, в которой живет Таня, принадлежит ее прадедушке — академику и профессору мединститута Дмитрию Яблокову. Таня его называет просто «дед». Своего деда — сына академика Яблокова и отца Таниной мамы — девочка никогда не видела, он умер, когда мама еще была студенткой.
Квартира длинная и немножко несуразная. Таня живет в одной комнате вместе со своей сестрой и родителями. В соседней комнате живет дед. Его комната большая и разделена на три части стеллажами с книгами. В одной части дед спит, в другой работает. В третьей живет его внучка. Еще в доме живет Танина бабушка.
В квартире очень высокие потолки. Уборка паутины с потолков превращается в целую спецоперацию. Папа берет длинную палку, прикрепляет к ней швабру и аккуратно проводит по потолку. Таня и ее сестра мечтают, что когда-нибудь родители сделают в квартире второй этаж — потолки позволяют. Второй этаж станет царством девочек.
Таниным детским мечтам сбыться не суждено. В середине 2000-х, когда она уже окончит университет и будет работать через дорогу в мэрии, родители продадут квартиру. К этому времени академика Яблокова не будет в живых. На месте ирги появится Камень скорби, а сквер, в котором Таня гуляла вместе со своими подружками, станет называться Сквером памяти. В подвале дома откроется Музей НКВД, и в начале 90-х весь город станет говорить о том, что когда-то в этом доме чекисты пытали людей, а еще раньше, в самом начале века, двое студентов убили своего преподавателя.
Студенты
Двухэтажное каменное здание по Почтамтской улице (сейчас Ленина, 44) построила томская епархия. В здании она разместила церковно-учительскую школу, в которой готовили учителей начальных классов. Это была первая подобная школа в Сибири.
Как в Томске появилась церковно-учительская школа
Церковно-учительская школа выросла из школы грамоты для детей разных сословий. Ее епархия открыла еще в 1891 году. Школа находилась в нижнем этаже архиерейского дома (ныне — краеведческий музей). Постепенно школа росла и в 1895 в ней открыли учительский класс, чтобы готовить учителей начальных классов. Места в архиерейском доме не хватало, и епископ Томский и Семипалатинский Макарий (Невский) дает поручение епархиальному архитектору Виктору Хабарову подготовить проект здания для церковно-учительской школы. Построить школу епархия хочет практически напротив архиерейского дома — в архиерейском саду.
На строительство школы потратили 50 тысяч рублей. Как писала «Сибирская жизнь», часть этих денег выделила епархия, часть была собрана пожертвованиями духовенства. Строили всего 16 месяцев — рекордный по тем временам срок.
Школа рассчитывалась на 220 человек, но в разные годы в ней училось только несколько десятков. До выпуска доходило меньше — десять, иногда и всего три человека.
В школу принимали всех, кто успешно окончил курс одноклассной церковно-приходской школы и «других низших учебных заведений» в возрасте от 13 лет и старше. Обучение студентам оплачивала томская епархия. После окончания школы учителя должны были отработать минимум пять лет в деревенских школах.
Студенты учились и жили в одном здании — на верхних этажах были классы, а в подвале — общежитие, кухня, склады. Сначала в общежитии жили, как писал «Томский листок», «недостаточные ученики» — как сказали бы сегодня, малоимущие. В год открытия школы было выделено всего семь мест в общежитии, шесть из них заняли дети духовенства и одно — сын крестьянина. В дальнейшем в общежитии уже проживали все. Жить вне школы разрешалось только у родителей.
Порядки в школе были похожи на семинарские, но гораздо либеральнее. Студенты и преподаватели посещали публичные лекции, спектакли, концерты, читали газеты. Школу называли приютом для «кадетствующих батюшек».
Священники
20 октября 1905 года в Томске уже лежал снег. В 9 утра у мещанской управы по улице Магистратской, 2 (ныне Розы Люксембург, 2) собралась толпа народа. Толпа зашла в управу и в городское полицейское управление, стоящее рядом, забрала портреты царя и национальный флаг и двинулась по Базарной площади (площади Ленина). Люди шли к Почтамской улице (Ленина), пели «Боже, царя храни» и кричали «ура». У некоторых из них в руках были палки.
Так начался томский погром 20–23 октября 1905 года.
За три дня погромов погибли 57 человек. 20 октября толпа прошла по Почтамтской улице к Ново-Соборной площади, попутно избивая случайных прохожих. На Ново-Соборной начался хаос: люди избивали друг друга, милиционеры открыли стрельбу.
На площади толпа начала избивать всех, кто был в студенческой или, вообще, в ученической форме и кто походил на студента.В это время подоспела городская охрана (милиционеры). Произошло ужасное кровавое столкновение. На снегу, покрывавшем площадь, показалась кровь...
(«Сибирская жизнь», № 216, 1905 г.)
В центре этого хаоса оказалось здание церковно-приходской школы. Из школы вышел священник с крестом в руках. Он начал отбивать у толпы избиваемых и проводил их в здание. Там можно было укрыться на время погромов.
Священником, который с крестом в руках отбивал у толпы людей, был заведующий школой отец Прокопий (в миру — Петр Титов). Он заведовал школой пять лет — с 1901 по 1906 гг., а потом Синод отправил его в Иркутск. В 30-е годы отца Прокопия расстреляют, а в 2000 году Русская православная церковь причислит его у к лику святых.
Шесть арестов отца Прокопия
В Иркутске иеромонах Прокопий преподавал Священное Писание в семинарии. В 1909 году он стал помощником заведующего пастырским училищем в Житомире (Волынская губерния).
В 1914 году Прокопий стал архиепископом Елисаветградским. В 1917-1918 он был наместником Александро-Невской лавры в Петрограде. В Петрограде Прокопия арестовали в первый раз — за то, что он отказался отдавать красноармейцам ключи от кладовых лавры. За священника вступились прихожане, и его почти тут же освободили.
Впоследствии отца Прокопия арестовывали еще пять раз:
1) в 1923 году — «за противодействие изъятию церковных ценностей и за тесные сношения с добровольческим командованием при генерале Деникине»;
2) в 1925 году — обвинен в принадлежности к контрреволюционной группе духовенства и мирян;
3) в 1931 году — обвинен в антисоветской агитации;
4) в 1934 году — по подозрению в монархической и антисоветской деятельности;
5) в 1937 году — обвинен в контрреволюционной монархической агитации и организации нелегальной молельни.
По всем приговорам, кроме последнего, отец Прокопий отправлялся в ссылку: сначала с территории Украины, потом на Соловки, в Сибирь, в Каракалпакию (Турткуль — сегодня входит в состав Узбекистана). В Турткуле он отбывал ссылку вместе со священником Иваном Скадовским. В доме, где они жили, священники устроили небольшую церковь. За это в ноябре 1937 года их расстреляли.
В 1907-1908 учебном году школой заведует священник Захарий Баченин. В это время слава о школе распространяется настолько широко, что желающих поступить в нее становится больше, и в следующем учебном году принимать учеников начинают по конкурсу. Но в 1908 году школой начинает заведовать отец Игнатий — человек консервативный и жесткий.
Отец Игнатий (в миру — Арсений Дверницкий) уволил либерально настроенных учителей и 14 учеников. Увольнял за малейшие провинности: за игру в снежки в Великий Вторник, за то, что студенты носили рубашки красного цвета. Заведующий запретил ученикам разных классов общаться друг с другом, посещать библиотеки, концерты, читать газеты и журналы, отменил самоуправление и сократил расходы на питание.
Эта жесткость привела к трагедии, из-за которой школу закрыли.
Утром 9 мая 1909 года жена вахтера церковно-приходской школы принесла отцу Игнатию вычищенные сапоги. Она увидела, что дверь в квартиру не заперта, а священник лежит в кровати лицом к стене. Женщина испугалась и побежала к своему мужу.
Отец Игнатий был мертв. На лице у него была кровь, а на шее — веревка.
Новость об убийстве отца Игнатия быстро разнеслась по городу. У дома собралась толпа зевак, но прибывшая полиция ее разогнала. Следователи увидели, что пол в квартире священника «заметно потерт и носил следы каких-либо быстрых и напряженных движений ног». Возле стола на полу лежала перламутровая пуговица.
Сразу же после того, как полиция обнаружила улики, она собрала в одной комнате всех живших в школе студентов. На сорочке одного из них — 19-летнего Герасима Юринова — не было пуговицы.
Полиция задержала студента. На допросе он рассказал, что совершил убийство вместе с 20-летним Григорием Куимовым. Оба они были из Ишмского уезда Тобольской губернии.
Дело об убийстве отца Игнатия рассматривал Военный суд. Он приговорил студентов к смертной казни через повешение, но одновременно выступил с ходатайством заменить смертную казнь на 20 лет каторги. Ходатайство было удовлетворено.
Школу закрыли сразу же после убийства. Здание передали духовной консистории (управлению епархией). В нем расположились отделы, архив и квартира секретаря. А на втором этаже открыли домовую церковь во имя Святого первомученника архидьякона Стефана. Как и отец Игнатий, архидьякон Стефан умер в 30 лет.
НКВД-шники
Домовую церковь закрыли в 1920 году, а в 1922 в здании расположился томский горотдел НКВД. В верхних этажах были кабинеты, в подвале — внутренняя тюрьма. Внутренняя тюрьма была чем-то типа нынешнего СИЗО — в ней содержались до вынесения приговора, после этого заключенных отправляли в томскую тюрьму или в лагеря. За домом закрепилась слава плохого места — зайдя в него, люди пропадали.
За 22 года на Ленина, 44 сменилось 12 начальников горотдела НКВД. Каждый руководил томским горотделом примерно по 1,5-2 года, потом его переводили в другое место.
Дольше всех продержался «почетный чекист» Самуил Гильман. До Томска он был начальником губотдела Алтайской ОГПУ. В Томске Гильман прожил чуть больше трех лет, с октября 1925 по январь 1929, а потом его перевели в Узбекскую ССР — начальником Сурхан-Дарьинского окротдела ОГПУ.
Гильман дослужился до майора государственной безопасности, но в 1939 году его арестовали и уволили из НКВД. Бывшего начальника осудили за «участие в антисоветской организации» и отправили в лагерь.
В 30-е годы арестовали шесть НКВД-шников, которые в разное время были начальниками томского горотдела. Трех из них расстреляли: Яна Краузе, Матвея Подольского и Ивана Овчинникова.
Овчинников был, пожалуй, самым жестоким из всех начальников томского горотдела НКВД. Томичи называли его местным Берия. Он руководил томским отделом с декабря 1936 года по апрель 1938 года. За это время в Томске и Томской области было арестовано 12,2 тысяч человек, из них расстреляли 9,6 тысяч человек.
В 1938 году Овчинникова перевели на Колыму — начальником Управления дорожного строительства Дальнего Севера НКВД СССР. Через год бывшего начальника томского горотдела арестовали.
Ивана Овчинникова обвиняли в том, что он «допускал незаконные массовые аресты ни в чем неповинных граждан», пытал подследственных, фальсифицировал показания. В числе тех, чьи показания начальник горотдела придумал, был профессор Томского госуниверситета, известный биолог Виктор Ревердатто. Его портрет висит сейчас в галерее главного корпуса ТГУ. В приговоре Овчинникову указывается, что в протоколе допроса Ревердатто он «записал 90 человек участников контрреволюционной организации, даже таких, о которых Ревердатто вообще ничего не знал».
Овчинникова расстреляли в 1941 году.
Директор музея НКВД Валерий Уйманов пишет, что Овчинников в некотором роде был сам жертвой — системы и слепой веры в партию. Он рьяно исполнял приказы, старался быть лучшим. Начальником НКВД по Западно-Сибирскому округу в то время был Сергей Миронов. Именно от отдавал приказы начальникам горотделов, сколько участников контрреволюционных организаций должно быть поймано.
Тов. Миронов:
Лимит для первой операции 11000 человек, т.е. Вы должны посадить 28 июля 11000 человек. Ну, посадите 12000, можно и 13000 и даже 15000, я даже Вас не оговариваю этим количеством. Можно даже посадить по первой категории 20000 чел. с тем, чтобы в дальнейшем отобрать то что подходит к первой категории и то что из первой должно пойти будет во вторую категорию. На первую категорию лимит дан 10800 человек. Повторяю, что можно, посадить и 20 тыс., но с тем, чтобы из них отобрать то, что предоставляет наибольший интерес.
Через 10-15 дней сама жизнь, вероятно, внесет большие коррективы. Все что есть организованного в подполье, Вы должны вытащить и разгромить.
(Из стенограммы оперативного совещания начальников оперативных секторов НКВД по ЗСК, Новосибирск, 25 июля 1937 года)
...Пришел тайный приказ об аресте Рудя. Приказ был об его аресте за то, что у него не выловлены враги народа — троцкисты и т.д., что у него было мало арестов. Ага, мало арестов, значит, не борешься? Значит, прикрываешь, укрываешь? И приказ этот читали всем начальникам в назидание. Инструкция НКВД. И всем стало ясно: хочешь уцелеть (даже не продвинуться!) — сочиняй дела! Иначе худо будет.Через день все подтвердилось. Мироша пришел домой обедать со своим подчиненным, он с ним дружил. Сели за стол. Сережа говорит ему:
— Как бы у нас не получилось, как с Рудем… Нормы не выполняем, Иван Ефремович! Все вон какие цифры дают!..
(Из книги М.Яковенко «Агнесса», написанной по воспоминаниям жены Ивана Миронова Агнессы Мироновой)
Подростки
1984 год, Головино. Посреди поляны горит костер. Вокруг него сидят подростки. Смотрят на искры и поют песни под гитару. Смеются.
Одним из тех подростков была Татьяна Ч. Три лета, с 1984 по 1986, она провела в летнем лагере клуба детского технического творчества «Республика бодрых». Ей тогда было 14-16 лет.
Клуб «Республика бодрых» находился в подвале на Ленина, 44. В тех же помещениях, где до этого была внутренняя тюрьма НКВД. В «Республике бодрых» дети занимались авиаконструкцией. Каждое лето клуб выезжал в Головино.
Подростки три месяца жили в палатках, помогали в колхозах, занимались строевой подготовкой, учились кататься на мотоциклах, а те кто посмелее — летали на маленьких самолетах и прыгали с парашютом. Татьяна на мотоциклах каталась, но с парашютом не прыгала — боялась.
Жили в трех взводах — в каждом, по воспоминаниям Татьяны, было по пять палаток и примерно по 20 человек. Подростки спали на деревянных нарах, ночью дежурили по несколько человек — сидели у костра.
В лагере были разные школьники: как обычные, так и трудные подростки, которых отправляли в «Республику бодрых», как говорит Татьяна, «на перевоспитание». С друзьями тех лет она общается до сих пор.
В течение года Татьяна в клуб не ходила. Говорит, как-то не до того было, училась. Но три счастливых лета провела вместе с клубом в Головино.
Академик Яблоков
После того, как горотдел НКВД на Ленина, 44 закрылся, здание отдали под квартиры. Будущий академик Дмитрий Яблоков переехал на Ленина, 44 вместе со своей семьей в начале 1960-х годов. По воспоминаниям его внучки Галины Николаевны, до Яблоковых никто из гражданских в этой квартире не жил. Но ходили слухи, что в те времена, когда в здании находился горотдел НКВД, в комнатах академика жил начальник отдела.
В доме было два подъезда: вход в первый был со стороны Ленина, там, где сейчас вход в Сбербанк, вход в другой — со стороны сквера, там, где сейчас вход в музей. В двух подъездах было 11 квартир, большая часть — в первом. Во втором подъезде, где жил академик Яблоков с семьей, было всего две квартиры, на первом и на втором этажах.
Квартира академика была на втором этаже. Она была длинной, с двумя прихожими, маленькой кухней. Гости, приходившие к Яблоковым, удивлялись необычной планировке.
Дмитрий Дмитриевич жил в этой квартире вместе со своей женой и приемной дочерью. Позже в разное время в квартире жили вместе с Яблоковыми другие родственники. В 1981 году в эту квартиру въезжает девочка Таня — правнучка Дмитрия Яблокова — вместе с родителями и старшей сестрой.
Ее прадедушка в то время был уже пожилым человеком. В квартире вместе с ним жили внучка и невестка — бабушка Тани.
О детстве в той квартире у Тани остались счастливые воспоминания. К дедушке приходили важные гости, нужно было с ними вежливо поздороваться и уйти. На праздники собирались все родственники и друзья — размер квартиры позволял. В центр комнаты ставили большой стол, во главе его сидел Дмитрий Дмитриевич, на другом конце — папа Тани. Квартира со старым ремонтом, горячей воды не было с мая по октябрь, и на Ленина, 44 даже приезжало телевидение — показать, что полгода академик Яблоков живет без горячей воды. Как-то в доме все же поменяли стояки, но так, что в полу между этажами была большая дыра, через которую соседи могли переговариваться.
Дмитрий Дмитриевич часто гулял в сквере у дома. Иногда вместе с Таней. Потом шутил: неизвестно кто за кем присматривает — то ли он за правнучкой, то ли она за ним. На шалости правнучек приговаривал: «Формируется человек, формируется».
Все соседи дома между собой общались. Но о том, какие события происходили в прошлом дома, не говорили.
— Мы тогда об этом не думали, — говорит внучка Дмитрия Яблокова и Танина мама Галина Николаевна. — Жили да жили. Строили коммунизм.
В 1990-е годы квартиры на Ленина, 44 начал скупать томский предприниматель Игорь Скоробогатов. В 2005 году квартиру продала и семья Тани — последними из всего дома. Дмитрия Яблокова тогда уже не было в живых. А Таня окончила университет и работала в мэрии — напротив своего дома.
Дмитрий Дмитриевич Яблоков
Дмитрий Яблоков — академик Академии медицинских наук СССР и Российской академии наук. Выпускник Томского медицинского института.
Вместе с профессорами Николаем Вершининым и Виктором Ревердатто изучал лекарственные растения Сибири. Был главным терапевтом эвакогоспиталей Томска, в клинике, которую он возглавлял, проходили испытания лечебные средства, выделенные из лекарственных растений.
За изучение лечебных препаратов лекарственных растений и внедрение их в практику в 1947 году Дмитрий Яблоков, Николай Вершинин и Виктор Ревердатто получили Сталинскую премию второй степени.
Дмитрий Яблоков изучал курорты Сибири, занимался пульмонологией, фтизиатрией. Создал научные школы терапевтов, ревматологов, фтизиатров, специалистов курортного дела. Академик опубликовал 17 монографий, подготовил 6 докторов наук и 29 кандидатов. За свою работу он получил три ордена Ленина, два ордена Трудового Красного Знамени, звание Героя Социалистического труда и другие награды.
Был активным человеком. Умер в 1993 году, когда ему было 96 лет.
Музей
В 1988 году в Томске появилось общество «Мемориал». Его историческая секция, которой заведовал профессор ТГУ Борис Тренин, собиралась каждую неделю: то в третьем корпусе университета, то в краеведческом музее. На собрания приходили люди, которые рассказывали, что были в следственном изоляторе на Ленина, 44. «Республику бодрых» переводили в другое здание, и у «Мемориала» появилась идея открыть на месте следственной тюрьмы экспозицию, посвященную репрессиям.
Во время перестройки идея сделать такую экспозицию витала в воздухе. Но в краеведческом музее не хватало для нее места. И директор Надежда Сергеева поддержала идею открыть экспозицию на Ленина, 44.
13 июня 1989 года городской и областной советы депутатов принимают совместное постановление «Об увековечивании памяти жертв политических репрессий». Сквер между Ленина, 44 и Ленина, 42 называют Сквером Памяти, а подвалы Ленина, 44 передают краеведческому музею — для создания постоянной экспозиции, посвященной репрессиям. В декабре этого же года появляется филиал краеведческого музея — музей Следственная тюрьма НКВД.
Музей начал собирать вещи, антураж. Семья Яблоковых подарила швейную машинку, настольную лампу. Из томской тюрьмы музей получил настоящие тюремные двери, решетки, шконки. Двери томской тюрьмы были больше по размеру, и проемы в подвале Ленина, 44 пришлось увеличивать.
Еще несколько дверей музей нашел в грязи на Черемошниках:
— Один из помощников депутатов к нам пришел и сказал: знаете, я живу на Черемошниках, недалеко от меня целый стеллаж дверей тюремных, прямо дорога в грязи выложена, — рассказывает замдиректора Василий Ханевич. — Мы взяли машину краеведческую и поехали. Действительно, лежат. Кто-то из хозяйствующих, скажем так, работников тюрьмы, когда ломали корпус, решил их прибрать и увезти к себе, потом бросил. Мы погрузили и увезли.
Одну из этих дверей томский музей подарил Музею ГУЛАГа в Москве — она стала основой экспозиции, посвященной дверям. Еще две подарили музею Пермь-36 и школьному музею Клюева. Несколько лежат в складах музея. По словам Ханевича, иметь такие двери хотели бы многие организации: международный «Мемориал», музей памяти в Польше. Но Василий Ханевич хранит раритетные двери, мечтая, что они пригодятся, чтобы оформить тоннель под Сквером Памяти.
В то время, когда на втором этаже были квартиры, в части подвала были чуланчики жильцов. В семье Яблоковых такой чулан называли темнушкой. Он находился в самом углу, под лестницей. Изнутри чулана была видна решетка. За ней — земля. Сотрудники музея стали расчищать эту землю и увидели вход в тоннель. На полу были плиты из храмов.
— Тоннель строили, по всей видимости, уже когда здесь был следственный изолятор, — говорит Ханевич. — И строили чисто для утилитарных целей — чтобы не бегать по морозу в гимнастерочке из одного корпуса в другой, и тем более, водить арестованных. Он был весьма примитивен, узок. Его быстро сделали: вырыли котлован, перегородки [сделали] из каких-то подручных материалов, кирпичей разобранных храмов. Но это только версия, предположение.
В 1989 году проходили раскопки тоннеля, но тогда его искали параллельно Ленина. Ничего не нашли. Недавно такую же дверь, как в подвале Ленина, 44, нашли в подвале Ленина, 42, но не в той стороне, где находится художественная школа, а со стороны «Динамо». Тоннель проходил по диагонали сквера, считает Ханевич, там и надо его искать.
Кроме музея Следственная тюрьма НКВД, на Ленина, 44 сейчас находятся офис Сбербанка и «Неткафе». Правнучка академика Яблокова Татьяна Каплун живет в Санкт-Петербурге.
Как-то, когда она еще жила в Томске, Татьяна шла мимо своего бывшего дома и случайно встретила Игоря Скоробогатова. Он узнал девушку и предложил ей посмотреть, какой стала их бывшая квартира.
Они поднялись на второй этаж, и Татьяна увидела, что все стало совсем по-другому. Скоробогатов оставил квартиру академика Яблокова жилой, но сделал ремонт, изменил планировку и исполнил Танину детскую мечту — построил мансардный этаж. В мансарде жили его дети.
Татьяна подошла к окну. Вид из него был таким же, как в детстве. Под окном росла ранетка.
Источники:
Уйманов В.Н. Капитан государственной безопасности Иван Овчинников. Вестник ТГПУ.
Шиловский М.В. Томский погром 20–22 октября 1905 г.: хроника, комментарии, интерпретации
Материалы сайта «Таловская трагедия»
Материалы сайта музея «Следственная тюрьма НКВД»
Материалы сайта «Открытый список»
Материалы из «Церковных ведомостей»
Материалы открытой православной энциклопедии «Древо»: о Первомученике Стефане
Материалы сайта «Фома»: о Священномученике Прокопии
«Сибирская правда», 1909 год, №18
«Томский листок», 1986 год, №210
«Сибирская жизнь», 1905 год, №214 и 1909 год, №100
Интервью с Михаилом Шиловским на сайте «Сибирь.Реалии»