18+
18+
Интервью, Люди, Люди Томска, Образование и наука, Рассказано, ТПУ, томск ректор тпу истории люди известные томичи юрий похолков интервью «Я проводил на кафедре весь день» — Юрий Похолков о своем студенчестве, научной работе и Томске
РЕКЛАМА

«Я проводил на кафедре весь день» — Юрий Похолков о своем студенчестве, научной работе и Томске

Доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РФ, человек, 18 лет возглавлявший Томский политехнический... Представлять Юрия Похолкова можно долго. Еще Юрий Петрович с 1956 года живет в Томске и многое помнит о жизни города и студенчества тех лет.

Мы поговорили о культе спорта, любви к авиации, популярной еде и особенностях научной работы. Это первая часть интервью, вторая будет посвящена эпохе ректорства Похолкова и переменам в политехническом в 1990-е.

— Юрий Петрович, в детстве вы часто переезжали. Когда вы приехали в наш город, удалось ли вам поучиться в томской школе?

— Нет, я приехал в Томск после окончания средней школы небольшого дальневосточного поселка Микояновск, теперь Хинганск, Хабаровского края. По существу, это оловянный рудник в горах Малого Хингана. Было мне тогда 17 лет. Вообще, многие мои школьные годы прошли на приисках и рудниках в Забайкалье и на Дальнем Востоке, где добывали олово и вольфрам. Реже — в городских школах, Усолье-Сибирское, Черемхово, в Иркутской области, станция Хилок — в Читинской. Иностранные языки дети тогда начинали изучать с пятого класса. А у нас, на прииске Шумиловка, в Забайкалье, видимо, учителей не было. Родители этим обстоятельством были обеспокоены и устроили меня обучаться немецкому языку к местной телефонистке, которая во время войны была радисткой-переводчицей в партизанском отряде. Так, что я почти два года учился немецкому язык у профессионала-практика. Затем родители, скорее всего, по этой же причине послали меня учиться в город Черемхово, там жила моя бабушка. В мужской средней школе этого города я изучал английский язык. В восьмом и частично в девятом классе, я жил на квартире и учился в школе на станции Хилок. Там я изучал французский язык, а в 10 классе — снова английский. Вот таким «полиглотом» я и прибыл в Томск с аттестатом, в котором в графе иностранный язык стоял прочерк, а в кармане у меня была справка о том, что я изучил английский в объёме 7 классов средней школы. Кстати, этой поездки в Томск могло и не случиться.

Доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РФ Юрий Похолков
Фото: Серафима Кузина

По окончанию школы была интересная история — мы всем классом, тайно от родителей, решили поехать на строительство Братской ГЭС. Написали заявление в Хабаровский крайком комсомола с просьбой отправить нас на строительство по комсомольским путёвкам, но получили отказ. Нам ответили, что в Хабаровском крае много своих проблем, например, есть колхоз в Еврейской автономной области, он в плохом состоянии. Предложили нам всем классом ехать туда и его поднять. Наш энтузиазм как-то пропал. Братская ГЭС была масштабной стройкой, и это была романтика, а колхоз нас так не привлекал. Интересно ещё то, что тогда с нами в «заговоре» была учительница истории, впоследствии заслуженный учитель СССР или РСФСР, сейчас не вспомню, — Мария Яковлевна Киреева. По секрету сказала нам: «Если получите комсомольские путёвки — еду с вами!». Мы с Ниной Налётовой (теперь Молодых) поддерживали связь с Марией Яковлевной многие годы, даже тогда, когда ей было уже 95. Вот такие были учителя!

— И вы решили стать студентом? Как выбирали, куда поступать?

— В то время мы знали — если куда-то ехать поступать, то или в Москву, или в Томск, ну, может быть, ещё во Владивосток. Решили в Томск, слышали, что кто-то из выпускников нашей школы учился в Томске. Поехали впятером, а езды — пять суток в общем вагоне далеко не скорого поезда. Двое поступили, трое вернулись обратно — конкурс был достаточно высокий. К примеру, на электромеханическом факультете политехнического, куда я поступал, на одно место претендовало пять человек. Студентами в итоге стали двое — я и моя одноклассница Нина Налётова. Она поступила на химико-технологический факультет, но интересно то, что после окончания вуза мы занимались научной работой у одного и того же научного руководителя — у Ревекки Михайловны Кессених — доцента электромеханического факультета.

— Каким вам показался Томск в 1956 году, когда вы сюда приехали?

— Для меня это был настоящий город! Когда окончил 10 класс, отец сказал мне: «Поезжай на неделю в Хабаровск к моим знакомым, на трамваи посмотри, чтобы потом не боялся». Я поехал, и там произошла случайная, но можно сказать, судьбоносная встреча. Неделю я жил у знакомых моих родителей, днем гулял, вечером общался с ними и с их гостем, командированным из Москвы. Кстати, мы и жили с ним в одной комнатке. Он интересовался, кто я такой, что думаю, куда поступаю. Я ему рассказал — собираюсь ехать в Томский политехнический. Он сообщил мне: «В этом институте есть специальность „электроизоляционная и кабельная техника“. Ты приедешь — напиши на нее заявление, не пожалеешь». Скорее всего, это был один из выпускников ТПИ по этой специальности. В то время в Хабаровске строился завод «Амуркабель». Возможно, он был в командировке по делам строительства этого завода. Так вот я его послушал, хотя ничего об этой специальности не знал.

Фото: Серафима Кузина

— Она была популярна?

— Абитуриенты, которые, как и я, жили в общежитии на Усова, 11, сказали мне — на эту специальность никто не идет. Тогда я пошел в приёмную комиссию, попросил переложить документы на электрические машины, поскольку там готовят конструкторов. Они стали меня отговаривать, им надо было найти желающих на непопулярную специальность. Я приходил несколько раз, мне посоветовали: «Напишите, что если не пройду по конкурсу на электроизоляционную и кабельную технику, то прошу зачислить меня на электрические машины». Не мог понять я в то время, что это был издевательский совет. Конечно, в итоге меня зачислили на электроизоляционную и кабельную технику. Я окончил ТПИ именно по этой специальности, о чем никогда не жалел — прекрасная специальность! А на электрические машины я попал, но позже — в аспирантуру.

— Сложно было поступать?

— Сложно. Пять экзаменов. Один письменный — сочинение, и четыре — устно. Физика, химия, математика... В те времена требования были серьёзные. Образование школьное должно было соответствовать требованиям вуза. Никто и подумать не мог, что в вузе возможны выравнивающие курсы, как теперь. У меня была проблема — аттестат без оценки по иностранному языку. Экзамены начинались 1-го августа. Я приехал в Томск на две недели раньше, чтобы разузнать по поводу иностранного. Спросил, можно его ли не сдавать. Мне сказали: «Ну, если вы не хотите, то пожалуйста, в Омске есть ветеринарный институт, там не нужен английский…». В итоге все две недели я и еще несколько ребят ходили на консультации по английскому для абитуриентов. Но они-то с оценкой в аттестате, и за 10 лет, а я должен сдавать за 10-й, а знаю — за 7-й. Да ещё, знаю ли? Экзаменатор, по виду очень занятая женщина, к концу экзамена меня раскусила. Она мне ставила оценки за каждый вопрос: чтение — хорошо, перевод — отлично. Когда дело дошло грамматики, до устного ответа, воскликнула: «Так вы языка-то не знаете!». «Не знаю, говорю, у меня справка вот… за 7 классов». Она: «Ставлю вам тройку и умываю руки». Мне этого хватило для зачисления. Это было счастье!

Картошка на сале была лучшим блюдом

— Давали ли в Томске студентам общежитие?

— На первом курсе все его получили. Всего за время учебы мне его давали только трижды — на первом, третьем и пятом курсах. Правда, на один семестр ещё и на четвёртом. Остальное время частично жил в съемной квартире, частично «зайцем». Так многие в наше время делали.

— Мест на всех не хватало?

— Да. Нам, например на группу 26 человек на пятом курсе дали 9 мест. Хорошо, что к «зайцам» в начале шестидесятых годов стали относится терпимее. Мы друг другу помогали. На пятом курсе у меня два «зайца» жили. Тогда уже разрешили двухъярусные кровати. Я ночевал на втором «этаже», а мои «зайцы» вдвоём на первом.

Юрий Петрович рассказывает, что при его поступлении специальность «электроизоляционная и кабельная техника» была не очень популярной, но он все равно никогда не жалел, что попал именно туда.
Фото: Серафима Кузина

— Как шла жизнь в общежитиях в 1950-е годы? Сколько человек было в комнате?

— По-разному. На Усова, 13 (теперь там профилакторий), на первом курсе нас в комнате было шесть человек. Потом на весенний семестр нас перевели в деревянное двухэтажное здание на улице Пирогова, 8. Его уже давно нет. Там нас поселили восемь человек в одну комнату, причем не очень большую. Если хотите понять, каким оно было, посмотрите на дом 106 по улице Советская. А на третьем — опять на Усова, 13. Мы жили в бывшем «красном уголке», 15 человек, но и комната была большая — это же «красный уголок»!

В общежитии был свой мир, жили коммунами — это когда группа студентов, не академическая, а просто приятели, друзья или жильцы комнаты, скидывались деньгами на продукты и по очереди дежурили. Дежурный должен был закупать продукты, готовить еду, накрывать на стол, мыть посуду…. Иногда ходили в столовую. Если кто-то получал посылку со съедобными продуктами от родителей, то сразу ставил ее на стол, делили на всех. У нас всё было общее. Некоторые ребята «хорошо устраивались» — ходили поесть в коммуну к девочкам. Но это уже случалось на старших курсах. На младших у нас были отдельные общежития. Студентки-«химицы» жили на Кирова, 2, а Усова, 13, 15, 17 были мужскими общежитиями.

— Как в те годы обычно питались студенты, что вы готовили во время дежурств?

— Картошку на сале жарили — это лучшее блюдо! Покупали иногда каши — банка гречневой с мясом считалась деликатесом. На первом курсе стипендия была 400 рублей, скромно прожить можно было на 10 в день, этого хватало на завтрак, обед, ужин, и в кино можно было сходить. С 1961 года деньги стали другими, 400 рублей превратились в 40, прожить можно было на рубль в день. Смешно, не правда ли?

— Чем в те годы жили студенты?

— Если не говорить об учёбе, я бы сказал, что у нас был культ спорта. Мы все им занимались, это было почетно. Людей, у кого был спортивный разряд, уважали. Студенты ходили болеть друг за друга на соревнования — факультетские, межфакультетские, городские. У нас в группе был паренек — чемпион области в беге на 100 метров. Другой играл в сборной области по волейболу. Я вначале занимался общефизической подготовкой, потом меня взяли в секцию бокса. Выступал на соревнованиях. Ещё лёгкой атлетикой занимался, это ещё со школы. Бегал, у меня были успехи на средних дистанциях, участвовал в соревнованиях, бегал 1500 м, 3000 м. Потом увлекся парашютным спортом, прыгал с парашютом. Даже был некоторое время инструктором, но не по практической части. Преподавал материальную часть, устройство парашютов. У меня под кроватью в общежитии лежало два парашюта, основной ПД-47 (парашют десантный) и запасной. Группа была 13 человек, я их готовил к первому прыжку.

— Прыжки с парашютом были доступны для студентов?

— В принципе — да. Когда я был мальчишкой, мы все болели небом! Я тоже хотел стать летчиком, у меня все тетрадки были изрисованы самолетами, истребителями И-16. Я знал, как управлять самолетом, мысленно умел двигать нужные рычаги, педали, сектор газа... Когда поступил в ТПИ, сразу побежал в аэроклуб. Мы с товарищем добивались, чтобы нас взяли учиться на летчиков. Девочек в то время брали просто так, а парней только если после окончания аэроклуба мы были бы готовы пойти в военное училище. Родители мне этого не рекомендовали — нужно оканчивать вуз... Тогда мне предложили планерное направление. Ходил туда с Валерой Шаминым, был у нас такой студент механического факультета, замечательный человек, большой спортсмен и удивительный энтузиаст планерного спорта. Погиб, к величайшему сожалению, разбился при прыжке с парашютом. Теперь ему в Кисловке на аэродроме ДОСААФ стоит памятник. Потом мы с приятелем пошли в парашютную группу. Первый прыжок я выполнил 8 мая 1957 года, в конце 1 курса.

«...у нас был культ спорта. Мы все им занимались, это было почетно», — вспоминает Юрий Петрович.
Фото: Серафима Кузина

— Долго пробыли в парашютном спорте?

— Недолго, около года. Сложность была в том, что именно этот спорт отрывал от учебы много времени. В пять утра машина, такой небольшой грузовик, «полуторка» называлась, объезжала общежития и нас собирала, потом мы ехали на аэродром — тогда он был на месте нынешнего Каштака, как, собственно, и городской аэропорт. Вокруг — картофельные поля, жилого района тогда ещё не было. Мы готовились к прыжку, но зависели от погоды. А занятия пропускали в любом случае. Потом произошло несчастье, разбился курсант, и аэроклуб закрыли. Я перестал прыгать с парашютом. Вскоре бросил и бокс — стал заниматься научной работой.

— Хватало ли времени гулять по городу? Каким он вам запомнился? Многие считали Томск грязным…

— Нет, мне он таким не казался… Мы гуляли в Лагерном саду. Если говорить про праздники — была традиция собираться на Новый год, 7 ноября, 1 мая. Чаще всего Новый год… вместе отмечали, как правило, у кого-то на квартире. Выпивали шампанское, танцевали — на праздник приглашали девочек, происходило это, чаще всего так. Кто-то из парней дружил с девочкой из меда или педа, и у них возникала идея встретить праздник вместе. Он приглашал своих друзей, она — своих подруг… Вот вам и компания. У нас были студентки мединститута. Потом и семьи как-то складывались. Хотя во время учебы женились редко. У нас первая свадьба случилась на 4 курсе. А я, женившийся в конце пятого курса, был вторым.

— Много ли времени уходило на учебу?

— Очень. Требования были высокие. Занятия редко кто пропускал — экзамены были серьезные. Нас поступило 50 человек, а окончило 26. Борьбы с отсевом, как теперь, не было. Тройки, двойки получал — приказ об отчислении готов. Если две двойки — есть две недели на пересдачу. Уже к третьему курсу у нас осталась одна группа из двух.

— Чем занимались студенты, кроме учебы и спорта?

— Была художественная самодеятельностью, театр МИП (миниатюры, интермедии, песни) — это наше время. Песни… песни Валентина Шушарина, студента-механика. Одна из них, слова и музыка его, стала гимном Томского политехнического, «Лирический политехнический», «…ты друг студент и я тоже такой, песню споём мы о дружбе большой…». Гимн, объединяющий и физиков, и лириков. Сам я не был близок к этому миру, скорее предпочитал спорт. Не помню, чтобы увлекался театром, а в кино мы все ходили… Танцами, я тоже не интересовался, знал, что в горсаду они проводились регулярно по субботам и по праздникам, некоторые ребята-студенты туда бегали. Там была открытая площадка и играл духовой оркестр.

— За модой следили?

— Боюсь, что должен ответить «нет». В 50-е как раз появились стиляги. Я не относился к их числу. Приехал с Дальнего Востока, у меня были брюки клеш, как у матросов. Видимо сказывалась близость к Тихому океану. По-моему, на узкие брюки я перешёл одним из последних на курсе. Помню, однажды поздним вечером, это было уже в конце четвертого курса, прибегает приятель: «Слушай, ты же в клешах приехал? Дай мне брюки! Сегодня на танцах в клубе конкурс на самые широкие брюки. Через некоторое время приходит, приносит шампанское. Он победил! Мои брюки оказались самыми широкими- 37 см!

— Вы упомянули шампанское… А какие вообще в те годы были напитки?

— Я не любитель алкоголя. Что-то я не помню, чтобы в студенческие годы кто-то увлекался винами. Помню, водка была, шампанское. Причем, водку пили большими порциями. В праздники ставили ее на стол, мужчинам наливали в граненый стакан 150 грамм, женщинам — стопки по 100 граммов. Я себя от таких напитков чувствовал себя плохо. Алкоголь действует двояко — отравляет и опьяняет, создаёт ощущение, иллюзию красивой, хорошей жизни… Алкоголь любят те, кто вначале пьянеет, попадает в «хорошую жизнь», а потом отравляется. А не любят те, кто вначале отравляется и им уже не до «хорошей жизни», сразу начинается плохая. Мне просто становилось нехорошо, если я выпивал лишнее, а нелишнего мне не хватало до «хорошей жизни». Поэтому я за свою жизнь, может быть, только три или четыре раза чувствовал опьянение.

— Были ли в городе во времена вашего студенчества кафе?

— Скорее, столовые. И я знал, что есть ресторан «Север». Один раз за всю студенческую жизнь туда сходил, не помню, по какому поводу. Там бывали люди определённого уровня снабжения, у кого были деньги. Были пельменные. Это — редкие посещения по праздникам. В ТЭМЗе — их заводская столовая, мы в ней часто питались. Тогда на столах стоял хороший хлеб, иногда горчица. Можно было прийти, взять чай, и поесть хлеб с горчицей, таким образом сэкономить.

Юрий Похолков о студенческой жизни
Фото: Серафима Кузина

— Удавалось ли студентам работать?

— Да. Стипендии хватало, и родители помогали. Но получали ее не всегда и не все. Мы разгружали зимой вагоны с углем. Некоторые летом на пристани разгружали лес. Недалеко от общежития был завод прохладительных напитков, туда привозили сахар, можно было заработать на его разгрузке. Как-то мы с моим другом Виталиком Соколовым разгружали машины с сахаром. Мешки с сахаром по 50 килограммов каждый нужно носить в складское помещение и складывать в штабеля. В конце концов высоченный штабель развалился, посыпались мешки, один из которых сломал Витальке руку. Но это не помешало ему впоследствии стать известным в стране конструктором кабельного оборудования. С углем тоже интересная история — в очень морозную погоду, 40 и ниже градусов, рабочие-грузчики отказывались работать. Ночью, ближе к 12 часам, в общежитие приходили рекрутеры (днем мы были на занятиях). Те, у кого не было денег спускались вниз. Собиралась бригада 8 человек на 1 вагон, нас везли на станцию. Там стоял состав с углем. Внизу щиты, их открывали, часть угля высыпалась на насыпь, а часть оставалась в вагоне, поскольку была смерзшейся. Выковыривали его кайлом. За ночь можно было заработать 50 рублей, их хватало на 5 дней жизни. Все знали о такой возможности дополнительной работы. Я несколько раз участвовал в такой разгрузке. Также работали в колхозе. Дважды я бывал на целине, даже есть знак «За освоение целинных земель». В 1957 году — на Алтае, а в 1958 — в Казахстане.

Начинал как штурвальный на прицепном комбайне С-6 (Сталинец 6). Штурвальный — это помощник комбайнёра. У меня были хорошие учителя. Братья Кулаковы — орденоносцы, комбайнёр и тракторист. У них научился не только управляться с комбайном, но ремонтировать его, а иногда и усовершенствовать. В Казахстане на следующий год работал вначале штурвальным, а потом комбайнёром. Работали с начала августа до середины октября, до «белых мух», снег пошёл. Работали с утра до ночи, а когда «ловили» хорошую погоду, то и ночью. Иногда на мостике комбайна ночевали или в тракторе, чтобы время не терять на переезды. У нас на этот случай были с собой одеяла и матрасовки, которые мы набивали соломой. Хорошо заработал, да ещё и тонну зерна дали, которую тут же, в конторе заменили деньгами. Денег хватило на полгода. В тот год общежитие не получил, деньги пригодились на оплату съёмного жилья. Это был 1958 год, мы боролись за казахстанский миллиард пудов зерна. Но тогда эту норму не выполнили. Мне совхозные руководители предлагали остаться работать в совхозе. Говорили, построим тебе дом, женим, будешь знатным механизатором. Но цель была иная, поехал учиться дальше.

— Ваша группа была дружной?

— Это родные люди! Мы до сих пор встречаемся, кто живой остался. Каждые пять лет. Идем в кафе, разговариваем…

— Не у всех выпускников такие традиции… Это особенность Политеха?

— Думаю, да. Я тут столько лет работаю, у нас всегда есть встречи выпускников, университет их поддерживает. Я как ректор часто ходил на них. Наша группа и курс встречалась на 10 лет выпуска, 20, 30…. Последний раз в 2021 году виделись — было 60 лет после выпуска. Правда, четверти уже нет, четверть не может прийти по здоровью, четверть не хочет, а четверть пришла. Девочки не желают встречаться — говорят, хочется, чтобы вы помнили нас молодыми.

На кафедре буквально ночевал — у меня там стояла раскладушка

— Когда вы заинтересовались наукой?

— На четвертом курсе, тоже случайно. Жил в комнате с пятикурсниками во время зимних каникул. Домой я никогда в зимние каникулы не ездил. Далеко на Дальний Восток. Дорого и долго ехать. Не успеешь приехать, надо возвращаться. Один из пятикурсников, Володя Замай, говорит: «Чего ты тут болтаешься без дела, пошли, лучше мне поможешь в лаборатории». Он запускал рентгеновскую установку для облучения образцов изоляционных материалов, чтобы выяснить, как под действием радиации ведет себя электрическая изоляция. Ну я и пошёл. Да так там и остался. В конце четвертого курса мне и ещё одному пареньку из нашей группы, Саше Перову, выдали задание на дипломную работу (остальным только в средине пятого курса). Мы большую работу выполнили тогда, у нас был не только диплом, но и научная статья.

— В какой момент вы поняли, что после учебы не расстанетесь с политехническим?

— Трудно сказать, наверное, тогда, когда понял, что это именно здесь, в ТПИ, то место, где в воздухе витают научные идеи и чувствуется аромат научного поиска, созданы хорошие условия для занятия научной работой. Здесь помогут преодолеть трудности, успокоят при неудачах, не забудут похвалить за успех в научном поиске, порадуются вместе с тобой твоему научному успеху. Заниматься научной работой здесь приятно, интересно и полезно. Кого оставляют в институте на работу? Тех, кто проявляет интерес к научным исследованиям. Я явно его проявлял — проводил на кафедре весь день, с 8 утра и до 11 вечера. Мне было интересно. Годом раньше я бы не поверил, что я мог бы так увлечься наукой, исследованиями. Здесь уместно сказать, что в повседневной практике университета должны быть предусмотрены условия, в которых студенту предоставляется возможность испытать себя в науке. Кое-кто из них и не подозревает, на что он способен. После занятий я собирал экспериментальную установку, планировал и проводил эксперименты, обсуждал с коллегами результаты экспериментов, вечером что-то читал.

Фото: Серафима Кузина

Моей работой руководила Ревекка Михайловна Кессених, доцент, в то время и.о. зав. кафедрой «Электроизоляционной и кабельной техники», о которой мы недавно вспоминали в музее «Профессорская квартира». Она жила там ещё в 30-е годы. Мне нравилось проводить время на кафедре — поздними вечерами там никого не было, стоял покрытый зеленым сукном стол, настольная лампа с зелёным стеклянным абажуром. Я читал, пытался понять, что происходит в диэлектриках, помещённых в электрическое поле. Иногда преподаватели года на три-четыре старше, тоже работавшие по вечерам на кафедре, не жалели времени на меня. Консультировали, помогали разобраться в физике процессов и явлений. Владимир Михайлович Аникеенко, Владимир Георгиевич Сотников — «Вовики», как мы их любовно звали — открывали мне глаза на многие «тайны» диэлектриков. В итоге мне и еще четырем нашим ребятам предложили остаться на работу в институте. В те годы было официальное распределение, отказаться от которого было нельзя. Варианта с институтом не существовало, но у руководства ТПИ были свои договоренности с заводами. Я выбрал завод, который мне порекомендовали и остался на кафедре. Это мне было удобно еще и потому, что жена тогда еще училась в мединституте.

— Вы сразу задумались об аспирантуре?

— Нет, сначала я не думал о диссертации, просто увлекся научными исследованиями, и Ревекка Михайловна поддерживала наш интерес, мотивировала нас, учила тщательно проверять результаты, убеждаться разными способами, что действительно есть замеченная закономерность. Через какое-то время я представил себе: вдруг, когда стану старым и мне уже исполнится 40 лет, тогда я так думал, зайду в аудиторию к студентам, и у меня все еще будет тот же уровень, что и сейчас… И я не смогу демонстрировать студентам стремление к получению новых знаний и обеспечению их признания в научной среде. Учёная степень и учёное звание будут свидетельством этого. Полученные новые знания, признанные научной общественностью, конечно, должны стать достоянием студентов. В аудиторию к студентам всякий раз следует входить с чем-то новым, а не рассказывать им одно и то же из года в год… Ну и, конечно, заработная плата, кто же не стремится к тому, чтобы она была выше. Стал думать, что надо поступать в аспирантуру.

— Параллельно вы работали в институте на заметных должностях…

— Когда мне только-только исполнилось 23 года в апреле 1962 года, мне предложили работать заместителем декана электромеханического факультета. Я стал отказываться. Я и потом так всегда делал, когда мне предлагали должности. Но в тот раз Ревекка Михайловна сказала: «Юра, идите, вы не пожалеете об этом. В жизни пригодится». Заместитель декана — это большая дополнительная нагрузка ко всей той работе, которую я уже проводил. В это время мы занимались исследованием изоляции обмоток электрических машин, работающих в условиях морского и тропического климата, и это была серьёзная и ответственная работа. Работа замом декана включала и исполнение обязанности декана в летнее время. Это действительно оказалось хорошей школой. Впоследствии я понял, насколько права была доцент Кессених.

В 1963 году я стал просить у декана ЭМФ, тогда им был доцент кафедры электрических машин Евгений Васильевич Кононенко, отпустить меня в аспирантуру на своей кафедре. А он говорил: «Отпущу через год в Ленинград, в целевую аспирантуру». Я не очень обрадовался — экзамены сдавать, вдруг я не поступлю, да и у меня семья, где нам всем жить там. Летом я был и.о. декана, а он проводил отпуск на Оби, в Оськино. Мне надо было принять на работу нового секретаря. Декан предостерегал: «Смотри, чтобы она была порядочной, а то начнет со студентами дружить и им «разрешонки» выдавать….

«В аудиторию к студентам всякий раз следует входить с чем-то новым, а не рассказывать им одно и то же из года в год…», — считает Юрий Петрович.
Фото: Серафима Кузина

— Что такое «разрешонки», их брали для пересдач экзаменов?

— Не только, ещё и на посещение занятий после пропуска. Пришла девушка, а я же не знаю, какая она. Собрал ее документы, сел на велосипед и поехал в Оськино посоветоваться. Я ездил тогда на велосипеде. Добрался до Оськина — а там декан Евгений Васильевич с заведующим кафедрой электрических машин Геннадием Антоновичем Сипайловым (теперь на 8 корпусе установлена мемориальная доска, посвященная ему). Они отдыхают на берегу Оби, купаются, загорают, ну и я с ними. Формальные вопросы по секретарю согласовал, смотрю обстановка перестаёт быть формальной, и я попробовал вернуться к вопросу о моей судьбе. Прошу декана отпустить меня в аспирантуру. Он же в ответ: «Я сказал, в следующем году поедешь…». А Геннадий Антонович спрашивает, что я изучаю. Я пояснил — занимаюсь изоляцией обмоток электрических машин подводного базирования. Он предложил поступать в аспирантуру к нему и разрабатывать эту тему. Декан говорит, если к Сипайлову, то, конечно, я тебя сейчас отпущу.

Я не помню, как я доехал, вернее долетел до Томска. Таким образом, за день я проехал 120 километров и не устал! И дорога была не асфальтированная. Вот, что значит радость. Так, можно сказать, что моя научная карьера началась на берегу Оби, в Оськино. Чудеса!

— Вы ездили на такие длинные дистанции?

— Раньше ездил, да и сейчас ещё пытаюсь. Дача, волею судьбы, у нас в Оськино. И вот, когда мне исполнилось 80 лет, вспомнил я, как это всё начиналось, и решил повторить «подвиг». Тоже съездил до Оськино на велосипеде. Правда, ехал 4,5 часа — три раза останавливался, перекусывал, отдыхал, но доехал…хотя бы в одну сторону и по асфальту.

— Это вы придумали себе такой вызов или поспорили?

— Просто мне подарили велосипед, я решил поехать.

— С удачной поездки в Оськино к декану началась ваша аспирантура?

— Да, я приехал, вскоре написал реферат. Начал сдавать вступительные экзамены в аспирантуру. Учился на кафедре электрических машин. Мы подали с Сипайловым заявку на изобретение, у нас были статьи. Еще я продолжал ту работу, которой занимался у Ревекки Михайловны — исследовал электрофизические свойства обмоток, искал лучшую изоляцию для того, чтобы они были более устойчивы к воздействию морского тропического климата. Мы спроектировали и изготовили камеры климата и проводили круглосуточные измерения, следили, что происходит с изоляцией обмоток. Так как измерения электрофизических характеристик нужно было делать каждые 4 часа, мы посменно дежурили в лаборатории. У меня раскладушка стояла на кафедре, три раза в неделю я там ночевал. Утром брился, уборщица меня за это гоняла. Такая была жизнь.

Потом Геннадий Антонович мне сказал, что есть у него паренёк, Эдуард Стрельбицкий, который работает над докторской диссертацией по надежности электрических двигателей, и у него проблема с изоляцией обмоток. Предложил ему помочь. Мы познакомились, он мне рассказал про математические модели, теорию вероятностей и о том, как всё это, по его мнению, можно использовать для оценки надёжности изоляции. Это было в декабре 1964 года. В июне 1966 года я защищал кандидатскую диссертацию, которая состояла из шести глав. Пять были те, над которыми мы со Стрельбицким работали, а одна, большая, — на основе того, что я делал с Ревеккой Михайловной. Я получил 21 отзыв на автореферат. Везде было написано, что шестая глава могла бы быть отдельной работой.

Юрий Похолков
Фото: Серафима Кузина

— Стрельбицкий и Кессених были важными для вашей научной работы людьми?

— Благодарен за те годы и Ревекке Михайловне, и Эдуарду Карловичу. Она была мне и другим молодым ребятам на кафедре как мать. Нас подкармливала, чем-то помогала, советы давала… Стрельбицкий же был мне и руководителем, и другом до самых последних дней его жизни. Он был совершенно необычным, неординарным человеком. Назвать его «отличнейшим математиком» — это ничего не сказать! Он обладал роскошным чувство юмора, энциклопедическими знаниями. Он был большим фантазером с феноменальной памятью. Мог по радио прослушать стихи и их повторить наизусть через час. Мы с ним однажды ходили на концерт Райкина в Москве, так он вечером полностью воспроизвел весь текст его выступления по памяти. Эдуард Карлович дал мне инструмент математического подхода, к оценке явлений и процессов не только в конкретной области диэлектриков или электрических машин. Когда я это понял, я почувствовал, что у меня, как будто выросли крылья. Он был невысокого роста, но я смотрел на него «снизу вверх». До конца его жизни мы дружили. Эдуард Карлович Стрельбицкий — выпускник Томского политехнического института — был талантливым учёным, выдающимся инженером и порядочнейшим человеком. Я благодарен судьбе, что она подарила мне возможность работать с ним и под его руководством и дружить.

— После защиты кандидатской взялись за докторскую?

— Через 12 лет защищал ее в Москве. Но это уже другая, отдельная история.

Текст: Мария Симонова

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор».

Томские новости

Томичей приглашают на лекцию математика Андрея Райгородского

25 марта 2024
Томские новости

Томские ученые на Большом адронном коллайдере до ноября

19 марта 2024
Интервью

Писатель Сергей Мальцев: «Во второй части „Погрома“ герои переживут свой ад, рай и возрождение»

12 марта 2024
Томские новости

Томичей приглашают на презентацию иммерсивной игры по сибирской истории

6 марта 2024
Люди

«Торо́ва, Топӄ!»: как лингвист Григорий Коротких помогает томичам изучать селькупский язык

5 марта 2024
Томские новости

Томские ученые представили «умные» медицинские технологии в павильоне Сбера на выставке «Россия»

18 марта 2024
Краеведение

Архив Дальнего Востока в Томске. Как хранилище документов почти полвека проработало в Воскресенской церкви

18 марта 2024
Креативные индустрии

Локальные истории. Кинопродюсер Павел Сарычев о том, почему столичные производители фильмов и сериалов все чаще обращают внимание на регионы

20 марта 2024
Креативные индустрии

Как делают хорошее кино. Кинопродюсер Наталия Клибанова о создании «Мастера и Маргариты», региональных поисках киноиндустрии и впечатляющих томичах

21 марта 2024