Сибирский гринфилд. Декан факультета исторических и политических наук ТГУ Евгений Луков о новом образовании и пространстве экспериментов
Продолжаем серию публикаций о «Сибирском гринфилде» — пространстве экспериментов, которое сейчас разворачивается в Томском государственном университете. Одна из важных его площадок — факультет исторических и политических наук (ФИПН).
О том, как классический факультет стал местом для инноваций и чем он привлекает студентов со всего мира, нам рассказал декан Евгений Луков.
Зеленое поле экспериментов
Одно из определений слова greenfield пришло из экономики — это строительство чего-то принципиально нового на новой почве, «зеленом поле». Противовес ему — brownfield, когда это же новое возникает на основе уже существующей структуры.
Проще сшить новое платье, чем перекраивать старое. Легче создать производство микрочипов с нуля, чем переделывать под него тяжелую инфраструктуру автопрома условного Детройта.
Но с университетами это не работает, они слишком давно существуют и выполняют слишком много функций — оговаривает Евгений Луков. — Вряд ли будет целесообразно закрыть Томский университет и построить за рекой абсолютно новый. Не получится ли так, что мы построим то же самое, только в другом здании? А если начать перестраивать весь университет сразу, он в какой-то момент может рухнуть. Где-то не додумали, что-то не учли…
Декан приводит пример университетов, которые решили перестроить по образцу корпораций. Всех профессоров на руководящих позициях заменили менеджерами из бизнеса, а те поставили сотрудникам жесткие KPI. Но в университеты приходят особые люди, исследователи, для которых показатели, карьера и даже деньги — это не всегда самое важное. Главное — интерес к познанию нового. И эти люди, которые составляют «душу» университета, просто уволились. Университет перестал быть университетом, но так и не стал корпорацией.
— При этом понятно, что меняться надо, на перемены есть запрос и от внешней среды, и от студентов, — продолжает Луков, — Но как это сделать, не сломав старое? Выделяется особая зона, метафорично — университет внутри университета, где сразу начинают заводить другие нормы. Например, лекции мы не читаем, только семинары. Или ставим методику практикоориентированного обучения, когда половину учебного времени студенты уделяют производственной практике. Это и называется гринфилд, территория экспериментов.
Что творится в «песочнице»?
«Зеленые» островки появляются в разных структурах университета. Это может быть образовательная программа, лаборатория или даже факультет. Например, Высшая школа ИТ, которую создал Олег Змеев; Высшая школа журналистики, появившаяся благодаря Илье Мясникову; то, что делает на ФИПН Евгений Луков и еще многие люди в ТГУ, которые в силу разных причин ищут новые форматы деятельности. А университет тем временем продолжает спокойно выполнять возложенные на него задачи.
— Гринфилд, скорее, виртуальная сущность, мы еще называем его «песочницей»: попробовать, поиграть, куличики полепить, — говорит Луков. — Если складывается целостное представление о том, как это должно быть устроено, мы этот механизм начинаем распространять на весь университет. Не сработало — пробуем еще раз. Но каждому такому эксперименту предшествует большая подготовительная работа — стратегические сессии, постоянно действующие проектные группы, обсуждения на советах факультета и так далее.
Один из экспериментов, который относится к гринфилду — это «Широкий бакалавриат», к которому ФИПН идет уже третий год, и надеется запустить его с сентября 2020 года. Его суть в том, что первокурсники всех семи направлений подготовки на факультете целый год учатся по одинаковой программе. То есть, у них не начинается с первого семестра специализация, их не нагружают зубодробительной теорией, как раньше, а там — кто выплывет, тот выплывет. В первый год студентам ставят основы различных типов мышления — системного, критического, исследовательского — через новые формы работы. В это же время они могут определиться с выбранным направлением и даже сменить его; понять свои цели и выбрать индивидуальную траекторию. В этом им помогают тьюторы, появление которых в университете — это еще один проект гринфилда.
Широкий бакалавриат — система более гуманная по отношению к студенту, она дает возможность раскрыться каждому, — поясняет Луков. — Это не советская «воронка», через которую пропускали первокурсников: не добежал — отчислен. Здесь студентам дается возможность выбрать другую траекторию. Понял, что не тянешь науку, иди в педагоги. Это не значит, что работать с детьми легче, но это другая работа.
Даже углубленное изучение английского на неязыковых факультетах еще недавно было проектом гринфилда. Сейчас четыре пары английского в неделю — норма для факультета исторических и политических наук. Преподавание для иностранных студентов других предметов и сейчас практически полностью идет на русском языке. В некоторых случаях это совершенно оправдано: например, нельзя изучать регионоведение России без умения говорить по-русски. Но чтобы на передовые исследовательские программы физико-математического и естественного профилей привлекать студентов со всего мира, вуз сейчас должен вести обучение на английском. Даже если трудно понять, зачем начинать лекции на другом языке без иностранных студентов
— Иногда преподаватель спрашивает: «У меня русскоязычная аудитория сидит, зачем я с ними по-английски говорить буду?», — комментирует Луков. — Но, во-первых, мы русскоязычную аудиторию тоже три года учим английскому языку, а во-вторых, придет к вам завтра иностранный студент, вы тут же начнете мучительно ему что-то на плохом английском рассказывать? Так вы тренируйтесь на «белых мышках», на наших студентах, которые плохо понимают английский, читайте им лекции на плохом английском, и потихонечку все будете расти. Это бывает сложно объяснить, и это не произойдет, пока мы не поставим нормы: через несколько лет каждый преподаватель должен читать лекции на английском в какой-то части университета. Это и будет гринфилд.
Экспорт образования — это тоже проект гринфилда, так как работа с иностранными студентами строится на новых основаниях. А по количеству студентов из дальнего зарубежья факультет исторических и политических наук — лидер среди факультетов. Сегодня здесь учится 111 граждан из стран Юго-Восточной Азии и даже Евросоюза. Хотя, надо сказать, что в этом есть и большая работа Управления международных связей, которые продвигают программы факультета на различных площадках по всему миру. Это — общий имидж ТГУ.
Деньги и друзья
— Может быть, я вас немножко удивлю, но если мы будем ориентироваться на иностранных граждан, то качество наших студентов резко вырастет, — объясняет декан причину, по которой факультет набирает большое количество иностранцев. — Больше не существует национального рынка труда, в современном мире он глобальный. Поэтому если мы будем ориентироваться только на внутренний рынок, наши студенты, скорее всего, будут качественно хуже, чем кадры на условном мировом рынке. Стремление получить талантливых абитуриентов со всего мира заставляет нас изучать и использовать лучшие образовательные практики университетов других стран.
Для ТГУ (и российского высшего образования в целом) привлечение иностранных студентов важно еще по двум причинам. Первая — деньги. Все граждане других стран учатся в России на платной основе, даже если для самого студента образование бесплатное, по квоте от Министерства образования. Обучение в Томском госуниверситете стоит две — три тысячи долларов в год. Помимо прямых доходов университету, в экспорте образования есть фактор дохода региону.
Мне попадалась статистика, что в России один студент приносит городу приблизительно миллион в год, — говорит Луков. — Студенты платят за жилье, покупают еду и одежду, ездят на транспорте, ходят на дискотеки, потребляют алкоголь — все это подсчитано. Конечно, проживание в Томске дешевле, чем в столичных городах, но это все равно не обуза для города, а вполне нормальный бизнес. Губернатор недавно сказал, что Томская область заработала больше всех денег, но все налоги ушли в Москву, а эти налоги у нас останутся.
Вторая причина не так легко просчитывается, но в долгосрочной перспективе она еще более важна, чем первая. Обучая иностранных студентов, Россия получает друзей в самом широком смысле слова. Не зря Советский Союз не просто продавал вооружение и атомные станции, но и готовил кадры под эти технологии в университетах и военных училищах. До сих пор в определенных государствах тепло относятся к России именно по этой причине: когда-то здесь учились люди, ныне принимающие решения.
— Люди, как правило, достаточно неплохо относятся к стране, в которой получили образование, — считает Евгений Луков. — Когда-нибудь сегодняшние студенты станут бизнесменами и политиками, и взаимодействовать с ними российскому бизнесу и российской власти будет гораздо выгоднее. Не хочется говорить «агенты влияния», этот термин отдает немножко негативной коннотацией, но в целом это люди, с которыми комфортнее и выгоднее будет работать.
Новый истфак
На ФИПН учатся студенты преимущественно из стран Юго-Восточной Азии: Китая, Лаоса, Вьетнама. С Запада — из США и стран Евросоюза — студентов на порядок меньше, но они есть.
Спросом среди иностранцев пользуются три направления: «Международные отношения», «Зарубежное регионоведение» и «Регионоведение России», хотя появился интерес к направлению «Документоведение и архивоведение», а направление «История» привлекательно для иностранных аспирантов.
Международники специализируются в большей степени на Европейском союзе, и за Уралом конкурентов у ТГУ практически нет. Логично, что лучше всего изучать Евросоюз на месте, но это не для всех доступно. Возможность изучать ЕС по квотам (бесплатно для студента), за меньшие деньги и со слабым знанием английского есть в Сибири; и так как ТГУ — сильный вуз, он часто становится трамплином для дальнейшей специализации в университетах Европы на уровне магистратуры.
Зарубежное регионоведение, в основном, ориентируется на три страны: Китай, Японию и Корею. В ТГУ продвижением китайской культуры и языка занимается Институт Конфуция, и это тоже поднимает статус вуза в регионоведении Китая.
— Конечно, и Китай изучать лучше всего в Китае, — замечает Луков. — И мы выяснили, что наши бакалавры с «Зарубежного регионоведения» не идут к нам в магистратуру, а продолжают образование в китайских вузах, потому что у них очень хорошее знание языка. Но есть еще много мест по Сибири, где в бакалавриате не так хорошо преподают китайский, и у них нет таких связей с Китаем, которые есть у нас через Институт Конфуция. Это наше конкурентное преимущество: мы можем собирать бакалавров по всей Сибири и Европейской части России, один год «допиливать» им язык, а во второй год по программам стажировки или двойного диплома отправлять в Китай.
На «Регионоведении России» учатся иностранные студенты, которые хотели бы работать в России и с Россией. Преподавание ведется на русском языке. Будущие студенты немного изучают язык у себя на родине, потом год наращивают навыки в Томске, на подготовительном факультете, а уже затем получают основное образование по российскому регионоведению.
Отличие системы обучения иностранных студентов по академическому обмену, которые приезжают в Томск на семестр или год, в том, что они не ходят со всем потоком на лекции, а набирают отдельные модули в соответствии со своими целями. И это тоже эксперимент «на зеленом поле».
— Например, они могут выбрать историю России, курс по переговорам, и какую-нибудь особенность идентичности Европы, — комментирует декан. — Наши студенты, глядя на это, тоже спрашивают: «Почему им можно, а нам нет?». Но мы только пытаемся перестроить факультет, работаем с индивидуальной траекторией иностранцев и стремимся к тому, чтобы такая возможность была у всех.
Бесконечный фронтир
Гринфилд остается гринфилдом до тех пор, пока все не поймут, что та или иная практика оправдывает себя, что именно так и надо работать со студентами. И тогда гринфилд становится браунфилдом, зеленое поле превращается в возделанное. И начинается новый эксперимент, который инициирует сама жизнь.
— Это может быть так: вы ловите сигнал от партнеров с рынка, что есть предпосылки к перевороту в какой-то сфере, — поясняет Евгений Луков. — Допустим, ожидается серьезный сдвиг в сторону солнечной энергетики или 5G-связи. Как готовить специалистов под новые, часто еще не существующие рынки — непонятно. И это экспериментальная площадка. Как только поняли, — все, гринфилдом это перестало быть. То есть, гринфилд — он там, где появляется ситуация неопределенности и вызова.
Эксперименты необходимы во время переходных периодов, а они, по убеждению декана ФИПН, все чаще и чаще идут чередом. Возможно, результатом этого станет распространение зоны гринфилда на университет целиком.
Есть подозрение, что скоро университет перестанет быть таким, каким мы его представляем, — считает Евгений. — Он будет нести только некоторые из ныне существующих функций, но он может стать местом сборки ресурсов, талантов. Мы не можем поставить в университет кабину нового «Боинга». Мы не можем развернуть лабораторию по последнему слову техники под каждую возникающую задачу. Но где-то такие вещи есть. И тогда мы выстраиваем отношения с партнерами и говорим: «Мы вам готовим специалистов, а вы на своих условиях предоставьте нам кабину «Боинга». Причем, для университета не имеет значения, где находится эта кабина: в том же городе или за океаном.
По мнению Лукова, концепция университета как постоянно пересобираемой сущности, скорее всего, сохранится. Как наука стала бесконечным фронтиром, на котором не прекращаются открытия (согласно метафоре Вэнивара Буша, советника Рузвельта), так и гринфилд в образовании может стать постоянным местом экспериментов.
Текст: Катерина Кайгородова
Фото: Вероника Белецкая