Принцип чтения.
Мария Аникина: «Есть книги, которые не подходят под эпоху»
Вместе с Машей в 2013 году мы запускали проект «Принцип чтения».
Потом она нашла себе новые проекты в других городах, жила в Красноярске, теперь перебралась в Новосибирск. И во время одной из поездок в Томск рассказала о своих отношениях с литературой и книгами.
— В последнее время я покупаю красивые книги, которые приятно держать в руках и иметь в своей библиотеке. Из последних таких покупок — «История старой квартиры» Александры Литвиной, в ней множество иллюстраций, их автор — Аня Десницкая. Это книжка про историю одной квартиры и одной семьи за 100 лет, с 1902 года до наших дней. В аннотации написано «для младшего школьного возраста», и её действительно можно советовать тем, кто хочет рассказать детям историю нашей страны через историю выдуманной семьи. Возможно, именно с помощью этой книги получится рассказать и историю собственной семьи.
Петербургское издательство комиксов и графических романов «Бумкнига» каждый год выпускает около двадцати новых книг. Я стараюсь покупать что-нибудь из их новинок. Одна из них с моей полки — это графический роман американского журналиста и художника Джо Сакко «Палестина». Эта книжка про конфликт 1992–93 года, Джо Сакко поехал туда как журналист, чтобы брать интервью у израильтян и палестинцев. В книге поднимается много эмоционально сложных тем. Например, тема феминизма: рассказывается, что в Палестине разрешили не носить хиджаб, но женщин, которые одевались иначе, избивали. Потом вышло государственное постановление, что тех, кто будет избивать женщин, признают предателями родины. Но, как выяснил журналист, женщины продолжали ходить в хиджабах, говорили, что они так привыкли. Эта маленькая история про то, что у женщин Палестины больше прав, чем они думают.
Формат комикса прекрасен тем, что это всегда законченная и рассказанная история, которая может появляться из разных тем. К примеру, книга о судебном процессе над организаторами выставки «Запретное искусство-2006». Заседания тогда шли в закрытом режиме, фотографов не пускали, но в зале суда была художница Виктория Ломаско, и она всё документально зарисовывала. В итоге «Бумкнига» издала книжку, которая на самом деле является документальным проектом.
Часто покупаю книги издательства «Новое литературное обозрение» Ирины Прохоровой. Например, они издали потрясающую историю. Книга Фрины Сонкиной (она, кстати, бабушка актера Юрия Колокольникова, снимавшегося в «Игре престолов») «Юрий Лотман в моей жизни. Воспоминания. Дневники. Письма». Это ее переписка с Лотманом и история любви, которая трогает до слез. Он был женат, она замужем. Они вместе учились, потом он уехал в Тарту. Они переписывались, приезжали друг к другу в гости. Потом дочь забрала ее к себе в Канаду, они уже только писали друг другу письма. Она пережила его. И в этих трогательных письмах Лотман становится как будто и твоим другом, и возлюбленным, настолько вся книга пропитана нежностью.
Многое из нее хочется цитировать. К примеру, Сонкина пишет: «Юра, я не понимаю семиотику». А он отвечает: «Не надо ее понимать, ты меня, главное, люби». Или: «Он спросил, счастлива ли я, и если я несчастлива, то как я бы написала это слово, слитно или раздельно».
Однажды я была в Тарту, где Лотман преподавал много лет, мы с подругой хотели найти его бюст, который находится в филологическом корпусе университета, стали спрашивать, нам ответили, что он в аудитории номер такой-то. Мы уже потом поняли, что речь шла о сыне Лотмана, который работает сейчас в университете Тарту. В самом городе есть памятник Лотману из пяти 15-метровых трубок, который является, на мой взгляд, лучшим памятником семиотике.
Другая история про любовь к литературе и языку — это про книгу дедушки для всех детей, Корнея Ивановича Чуковского. «Живой как жизнь» — книжка изданная в 1965 году, про русский язык. В ней говорится, что он живет своей жизнью, как бы вы не пытались загнать его в нормы и рамки. Чуковский рассказывает про сумасшедшего адмирала Александра Шишкова, еще в начале XIX века пытавшегося придумать синонимы для иностранных слов, вроде «шаропих» вместо «кий». Он был против заимствований. Как мы видим, история повторяется. Чуковский уже тогда просит прекратить мучить русский язык.
Иногда для книги совпадает время и место чтения. К примеру, книги Майкла Шейбона «Невероятные приключения Кавалера и Клея» и «Лунный свет» я читала в Праге, по совету подруги, которая там живёт. Кавалер и Клей — это еврейские юноши, которые сначала живут в Праге, потом совершают побег из оккупированного города, а в итоге открывают издательство комиксов в США. Или роман «Петровы в гриппе и вокруг него» — хочется советовать читать его и по дороге в Екатеринбург, и в самом городе. Потому что в книге не только истории отношений людей, но и история отношений с городом.
Книга томича Андрея Филимонова «Головастик и святые» - тоже про отношение с местом, и даже больше про место силы. Прежде всего меня подкупило, что это книга про Сибирь, а я — известный в узких кругах популяризатор Сибири. Герой романа — поляк-писатель, который разъезжает по сибирским деревням, подобно Чичикову, но в тысячу раз ироничнее описывая действительность (может, дело в самой действительности). Вот мое любимое: «Но вот что интересно, „рай“ (тот, который парадиз) во всех славянских наречиях звучит одинаково: рай. Административное тело России — от Калининграда до Владивостока — состоит из райцентров. Потому что Россия — это рай, где центр везде».
К этой цитате можно «подшить» другую цитату, которую я часто повторяю: «На земле жизнь так организована, чтобы все люди непременно в ад попадали. Особенно в России». Это из «Текста» Дмитрия Глуховского — для меня это книга-2017. Я не читала его прежние романы, и мне не с чем сравнивать, но тут мы имеем дело с идеальным текстом. Есть истории, которые ты читаешь и думаешь: «Это про меня». «Текст» Глуховского, сама история — не тот случай. Он не про тебя и даже не про твоих знакомых. Но его язык — это про нас всех. И именно таким языком надо рассказывать про 2017 год.
Есть книги, которые не подходят под эпоху. Например, «Школа для дураков» Саши Соколова была абсолютным трендом, когда вышла. Потом оказалось непонятной для поколения 90-х, а вот сейчас над ней можно снова хохотать. И это касается исключительно внутренней энергии книги, а не градуса общества. То же самое проходят сейчас книги Пелевина. «Священная книга оборотня» — это одно из лучших высказываний о женщине, которое сейчас мало кто разделяет. Но, возможно, спустя лет двадцать, она снова станет настольной книгой про женщину. И цитата «Какой-нибудь из внутренних голосов всегда готов спросить — «А х… ты ждала от жизни, А Хули?» будет воспета.
Вообще в последние несколько лет сразу несколько писателей решили переосмыслить историю нашей страны. Улицкая, Кузнецов, Быков, Слаповский — почти одновременно рассказали в своих романах историю одной семьи на фоне ХХ века. Я далеко не фанат книг Дмитрия Быкова, но его роман «Июнь» стал хорошим впечатлением прошлого года. Для меня это его лучшая книга.
Книги Быкова и Улицкой вообще самые яркие для меня. Улицкая хороша тем, что это семейная, трогательная, по-женски написанная история. Роман Быкова, конечно, не так трогателен, зато более точен и остр в высказываниях. Я иногда представляю, как бы я жила в разных эпохах в России, кем бы я тогда была и чем бы занималась. «Июнь» — это книга, в которую ты себя легко вписываешь.
Большинство книг, если не сказать все, я читаю в электронном виде. Прошу друзей не дарить мне бумажные издания, хотя сама дарить книги я люблю. Особенно те, что прочитала сама, и хочу, чтобы кто-то прочитал их тоже. Рекомендациям Bookmate я редко следую, скорее, смотрю за избранными издательствам. Есть те, в ком я уверена — они плохого не издадут. Плюс в конце года там появляются финалисты «Большой книги», я выбираю там для себя интересные книги, и стараюсь быстро прочитывать, пока не объявили победителей.
Фото: Владимир Дударев