Эдуард Майданюк: «Я — хранитель». Интервью с томским писателем и краеведом

Эдуард Майданюк — один из самых известных людей в томском краеведении. Главный библиотекарь областной «Пушкинки», член легендарного клуба «Старый Томск», коллекционер, автор десятка посвященных городу книг и его подлинный патриот.

«Томский Обзор» поговорил с Эдуардом Кондратьевичем о том, как он влюбился в Томск, что рекомендует читать о прошлом города и как заинтересовать горожан краеведением.

— Сегодня общество переживает огромный интерес к восстановлению родословных, изучению локальной истории, тому, что принято называть краеведением. Эдуард Кондратьевич, вы этот зов старины расслышали гораздо раньше других. Благодаря чему?

— Честно говоря, у меня есть сомнения в том, что, я краевед в принятом у нас понимании этого слова. Ведь краевед — это специалист, который прекрасно знает географию, историю определенной местности, события, которые на ней происходили. А мне интересно время. Причем, конкретный период — ХХ век. Стараюсь вспомнить, найти, рассказать не о глобальных событиях «большой истории», а о вещах бытовых, локальных. О тех же фантиках, например, или открытках, фотографиях — о том, что обычно не сохраняется.

Вот фотографии. В ХХ веке не все их берегли. Иногда люди даже сознательно уничтожали семейные снимки, потому их опасно было держать дома. Зачастую даже простое присутствие на старой фотографии родственника в форме царской армии было поводом объявить его потомков врагами народа... Но в нашей семье, слава Богу, ни фотографий, ни дореволюционных книг, ни писем не уничтожали.

Раннее детство я провёл в Казахстане, в доме бабушки и дедушки по материнской линии. Время это пришлось на войну. Родителей рядом не было. Папа погиб. Мама после окончания фармацевтического техникума уехала учиться в Днепропетровский институт. В доме сохранялось много старинных вещей.

У дедушки моего — Василия Николаевича Маслова, была удивительная судьба. Начинал он в типографии наборщиком, очень хорошим наборщиком. Но заболел туберкулезом, пришлось уволиться. А так как производств в то время особо не было — устроился в торговле специалистом по тканям. Разобрался в тонкостях этого дела, и его как эксперта-товароведа пригласила известная томская фирма «Михайлов и Малышев» в свой магазин в Семипалатинске.

В 1916-м году, когда Первая мировая война вступила в затяжной период, и народ обеднел, озлился, магазин разгромили. Но у дедушки ещё долгое время хранился замечательный альбом с образцами ткани. Какие там названия поэтические были! Гризет, парча, канифас, муслин, газ-марабу, газ-иллюзион... Все эти диковинные слова врезались в детскую память.

Вообще, у моей бабушки Елены Андреевны и прабабушки Александры Григорьевны образование было невысоким. Но именно баба Шура сыграла колоссальную роль в развитии правнуков. Она родилась в 1864 году при Александре II, пережила несколько императоров. Очень любила и умела нам, малышне, рассказывать сказки. Позже я удивлялся, почему, когда в картинных галереях вижу библейские сюжеты, я их понимаю. Да потому что баба Шура нам эти библейские сюжеты как сказки рассказывала. Думаю, всё вместе это и зародило интерес к прошлому, к истории.

— Как вы попали в Томск?

— До Томска я много где побывал. В детстве, в Ивано-Франковске — тогда город этот назывался Станиславом, — «заразился» западной культурой (в 1945-м маму направили туда на работу). Там я окунулся в совершенно другую культуру. Европа, чистота, порядок. Архитектура красоты необыкновенной. Но в 1948 году из-за угроз бандеровцев мы были вынуждены уехать с Украины.

Потом я увидел много других городов. Учился в Новосибирске в институте инженеров водного транспорта. Был шалопаем, стипендию не получал, поэтому приходилось подрабатывать. Благодаря этому, побывал и на Енисее, и на Лене, и на Алдане. Жизнь словно готовила к встрече с главным для меня городом — Томском.

Помню, как в 1961 году наш пароход пришвартовался к пристани Томска и мне дали два часа посмотреть город. За это время много не увидишь, но даже то, что я успел посмотреть, — меня сразило. Я увидел зелёный город, прекрасные здания, построенные европейскими архитекторами, тогда я еще не знал их имён. И удивительные деревянные дома. Нигде больше я такой красоты не видел. Хотя позже побывал на Севере, там тоже деревянная архитектура, но она носит другой, суровый характер. Здесь же декор — просто чудо какое-то.

— Так вы сейчас в этом доме живёте?!

— Да, удивительные зигзаги судьбы. Видимо, у меня жизненный сценарий такой, что мне сюда, в Томск, именно в этот дом и в эту квартиру надо было попасть, чтобы прикипеть к ним душой. Обстановка в ту новогоднюю ночь была совершенно волшебная. Большая комната, рояль, ёлка до потолка, украшенная старинными ёлочными игрушками, большой стол с наливочками разными, грибочками. Публика очень интеллигентная собралась. Разговоры интересные, музицирование. В общем, я был очарован. А через десять лет, так сложились жизненные обстоятельства, я уже со своей семьёй в этой квартире поселился.

У дома на Кузнецова, 17 потрясающая судьба. В разные годы в нём жили удивительные люди, ярчайшие личности. Например, легендарный Леонид Кулик, энтузиаст науки о метеоритах, первый исследователь Тунгусского метеорита. У меня сохранился журнал «Вокруг света» 20-х годов ХХ века, где опубликован призыв помочь его экспедиции. Интерес всей страны поддерживался к этому исследованию.

В нашем доме жил и профессор-меломан Александр Григорьевич Бакиров. Часто бывал в этой квартире Леонид Петрович Кулёв, потому что здесь жила его «правая рука», доцент Руфина Николаевна Гирёва. Вы знаете, что сегодня имя Кулёва, основателя томской школы синтетических лекарственных препаратов, носит улица, являющаяся продолжением улицы Кузнецова.

— То есть судьба вам ещё шестьдесят лет назад показала то место, в котором вам быть и которому служить?

— Получается что так. До сих пор мои любимые места в Томске — это Елань, улица Кузнецова, Буфф-сад. С Буфф-садом я, кстати, в первую очередь познакомился, потому что напротив него жила моя невеста. Такая усадьба громадная была с цветущим садом. Эти места я до сих пор считаю заповедными, особыми.

Буфф-сад и сегодня остается местом отдыха, а вот расположенный неподалёку городской сад трансформировался в площадку для аттракционов и торговли. Очень многое городом утрачено. В той же Елани не сохранился, например, дом, где жил архитектор Федоровский, много сделавший для Томска.

На улице Кузнецова нет и так называемого «цыганского» дома, в котором некоторое время жил другой выдающийся архитектор — Константин Лыгин. Я прекрасно помню эти здания, украшавшие город. В гибельном состоянии находится сегодня дом архитектора Оржешко на Белинского, 23 (с круглым окошечком наверху).

Подробно о доме архитектора Федоровского - в нашей публикации. К сожалению, надежд на его восстановление по-прежнему нет. Здесь можно почитать о доме Оржешко, а также об особняках других томских архитекторов, которым повезло больше.

Наша история, наша культурная гордость словно сквозь пальцы протекает, уходит куда-то в песок. И, к сожалению, те меры, которые предпринимаются по спасению этого наследия, крайне недостаточны.

В своё время, когда у нашего дома ещё была ограда, флигелёк стоял, я предлагал сделать здесь дом для туристов. Реально было восстановить каретник, найти для него старый автомобиль в качестве экспоната. Экспозицию в доме можно было развернуть по истории Томска или, допустим, ограничиться историей Политехнического. Ведь усадьба в своё время принадлежала политехникам.

И вообще, на Кузнецова раньше каждый вуз имел свою усадьбу. Жили колониями. Напротив нас, например, была «медицина», жил доктор Делекторский, дочь которого — Лидия стала последней музой великого француза Матисса. А во флигельке, по моему представлению, могла бы быть мини-гостиница. Для иностранцев побывать в настоящем деревянном доме очень интересно. А если еще и пожить в нём! Всё можно было осуществить. Моё предложение чуть ли не аплодисментами встречали, но ничего предпринято не было. Я уже это понял, успокоился. Больше об этом речи не завожу.

— Вы сохраняете память о Томске в своих книгах. Сколько их уже вышло, больше десяти?

— Да, где-то так. Я, конечно, не думал, что когда-нибудь займусь этим делом. Сама жизнь вела как по ступенькам. Сначала, видимо, надо было поработать инженером по оборудованию в научной библиотеке Томского госуниверситета. Для того, чтобы окунуться в уникальную культурную среду этого места, найти единомышленников — таких же любителей книги, как и я, войти в клуб библиофилов. Возглавлял этот клуб Василий Васильевич Лобанов. Это такой специалист по книге! Если сказать всесоюзного масштаба, это даже мало, его за рубежом хорошо знали. Но он ушёл со своего «поста». И я временно принял клуб. Это «временно» растянулось на 20 лет.

Потом меня пригласили на работу в отдел краеведения Пушкинской библиотеки. На базе Пушкинки действовал краеведческий клуб «Старый Томск». О нём стоит сказать отдельно. В 80-х годах, с началом перестройки и гласности в клуб этот со всего города собирались люди. Настолько это было интересно и нужно! Нас ведь со школьной скамьи приучили, что есть советская история. Вот, начиная с 1917-го года, вы её и изучайте, а на то, что было до этого, надо махнуть рукой, там всё было плохо и неправильно! А такие клубы, как наш «Старый Томск», позволяли многое узнать о прошлом, вернуть историческую правду.

В это же время я работал в составе общественного совета при Томском книжном издательстве, которое выпустило целую серию краеведческих книг. Сотрудничал с журналами «Томская старина» и «Сибирская старина». А в 1992 году подготовил к изданию альбом «Прогулка по старому Томску» по открыткам столетней давности. Этот альбом стал для меня первой «писательской» ласточкой.

Потом меня пригласили поработать с Панорамой города, созданной известным томским учёным, профессором ТГАСУ Юрием Павловичем Нагорновым. Он воссоздал Томск своего детства — то, каким он его видел в 20-е годы ХХ века. Это был колоссальный труд человека, влюбленного в свою профессию и в свой город. Панораму можно бесконечно рассматривать. А вот ещё бы и прочитать о том, что видишь! Такая идея родилась в издательстве «Курсив» и мы её реализовали — получилась уникальная книга «Город. Томская панорама начала ХХ века».

К 60-летию Великой Победы в «Курсиве» вышли «Провинциальные хроники. Томск 1941 — 1945». Чрезвычайное удовольствие было работать над этим изданием. Все томские газеты за годы войны были прочитаны, найдены удивительные факты о жизни Томска и томичей в то время, подобраны иллюстрации, где нужно было — даны короткие комментарии. Но особую ценность книге, я считаю, придают рассказы Марины Паутовой «Такая была война». Получилось, что я подготовил документальную часть этой книги, а она внесла эмоциональную ноту, очень живую и трогающую за душу.

— Но ваши книги мемуаров «Се ля ви», «Мы все учились понемногу…» «Весело, грустно и нежно» — тоже очень живые…

— Эти книжки изначально предназначались только для близких. Но так случилось, что они оказались интересны и другим людям. Наверное, потому что, несут определённый отпечаток времени. Того времени, по которому кто-то ностальгирует, а кто-то в силу молодости и не знал вовсе, но ему интересно. К сожалению, сегодня мало простых, но от души написанных книг «про жизнь». Краеведы стараются заимствовать у научных работников исследовательские подходы, даты перечисляют, излагают сухие факты. Мне же кажется это не самым важным. У меня другой подход.

— Да, ваша книга «Из жизни фантиков» нашла поклонников во многих уголках и в России, и за рубежом. Как и другое издание, созданное с вашим участием, — сборник воспоминаний «Время от первого лица, или есть ли в Томске медведи». И хотя он посвящён истории конкретного коллектива — Театра миниатюры и песни Томского политехнического, в нём показана жизнь всего интеллектуального «оттепельного» Томска. Многие читатели книги с удовольствием погружаются в эту атмосферу предчувствия перемен. На каких томских авторов вы равняетесь, когда пишете?

— Из дореволюционных это, конечно, Константин Николаевич Евтропов и его «История Троицкого кафедрального собора в Томске». Гениальная книга, просто и честно написанная. Автор в ней пишет не о трагической истории собора, а о Томске того времени. Чего стоит только история миллионера Философа Горохова, который умудрился построить здесь, в Сибири, Палестины. Я с удовольствием представляю, как от Почтамтской улицы к реке спускался сад с мостиками, беседками китайскими, павлинами. Прямо, тысяча и одна ночь! Какая яркая страница в истории Томска. И какая бесславная — огромные деньги на этого золотопромышленника свалились, а умирал он в нищете, должный всему городу. Наглядный урок из прошлого! Это одна книга. Самая замечательная.

Очень ценным считаю и приложение к газете «Сибирская жизнь» «Томск 1912 года». В нём под одной обложкой дано полное представление о том, чем жил город в то время — сведения об учебных заведениях, магазинах, мастерских, сословиях, и прочее, прочее. Особо важно, что в состав издания вошёл очерк Адрианова. Александр Васильевич Адрианов в начале ХХ века был знаковой фигурой для Томска. Просветитель, этнограф, путешественник, археолог, ученик и последователь Потанина, он написал любопытную книжицу «Томская старина». И пусть там вкрались какие-то ошибочки, но это, я считаю, всегда надо прощать. Так как идеальных изданий не существует.

О том, как жил Александр Адрианов, можно узнать из дневника его дочери Нины, по материалам из которого в Томске поставили иммерсивный спектакль.

В советское время, когда от «старой» истории, казалось бы, полностью отказались, в начале 50-х годов выходят книги ученого, директора областной библиотеки имени Пушкина, а позже — руководителя библиотеки томского мединститута Ивана Ефремовича Лясоцкого. «Прошлое Томска в названиях его улиц, построек и окрестностей», «Записки старого томича», «Вячеслав Яковлевич Шишков в Томске». Эти сочинения долгое время оставались основным источником знаний о прошлом нашего города. Как камертон звучали книги Лясоцкого и для пишущих людей — что и как надо писать. Иван Ефремович в первую очередь делился собственными впечатлениями о том, что знал о Томске, что слышал, видел. Всё это образцы, на которые хочется равняться.

— Интерес к родному городу, к месту, в котором живёшь. Мне кажется, эти понятия обретают особый смысл и ценность с возрастом, когда человек по-новому расставляет для себя жизненные приоритеты, начинает глубже видеть и находить прелесть в частностях, «мелочах», из которых, по большому счету, и складывается наша жизнь. Эдуард Кондратьевич, а может ли локальная история заинтересовать горожан разного возраста? И как, на ваш взгляд, сегодня этому можно помочь?

— Мне вспоминается прекрасное издание, выпущенное к 400-летию Томска, «История города в иллюстрациях». Это блестящая работа художника-дизайнера, специалиста книжного дела Ольги Витальевны Патриной. Более того, она мечтала открыть в Томске издательство детской литературы. Уже была продумана тематика, и рисунки были. Но её инициативу в городе не поддержали. А жаль!
Молодёжи, детям, чтобы «заразиться» какой-то хорошей идеей, мыслью, делом, нужны вдохновляющие примеры. Так и с краеведением. Нам надо находить, выбирать из местного материала зажигательные истории, биографии удивительных людей и домов, рассказывать о них детям, студентам. Только рассказывать увлекательно, ярко.

Я уверен, что наш Томск — город особенный. Не только своим внешним обликом, но и своей энергетикой. Здесь рождаются или притягиваются в его орбиту замечательные, талантливые личности.

Четыре века Томску. Сначала 17-й — жестокий, дремучий век. Суровые стрельцы, жулики-воеводы, грубая атмосфера. Затем век 18-й — в этих краях появляются ссыльные. Со ссылкой связаны и 19-й, 20-й века. Но среди ссыльных всегда было очень много людей умных, образованных, свободно мыслящих. И они, конечно же, стремились свой интеллектуальный, духовный потенциал реализовать на новом месте.

Для меня, допустим, очень яркая личность — купец Пётр Васильевич Михайлов, усадьбу которого в центре Томска чуть не снесли. Он столько сделал благих дел для города! На свои средства восстанавливал после падения купола Троицкий кафедральный собор. Здание нынешней первой поликлиники подарено им городу под детскую больницу. Человек жил Томском, а мы так мало о нём знаем, и так мало им гордимся!

Или профессор ТГУ Иван Иванович Котюков. Он занимался сложнейшей наукой — физической химией, написал прекрасный, лучший учебник по своему предмету. И когда в 1937-м году его расстреляли по сфабрикованному обвинению, а учебник запретили, специалисты прятали эту книгу, но пользовались ею. Вообще, профессор Котюков был незаурядной личностью в самых разных областях. «Между делом» дирижировал оркестром, увлекался танцами, написал учебник по танцам. Интересный человек, интересная судьба? А ведь для какого-то молодого человека она могла бы стать путеводной. Надо только, чтобы он об этой личности узнал.

Вообще, целые направления науки и техники — авиация, космонавтика, начинались в Томске и двигались томичами. Даже Новосибирский институт инженеров водного транспорта, в котором я учился, изначально был факультетом Томского политехнического института. В связи же с авиацией мне вспомнился один любопытный факт. Прежде чем высадить экспедицию Папанина на дрейфующую льдину, туда слетал наш томич, подготовил место посадки. А уже потом с помпой высадились папанинцы. Просто эти сведения не распространяются широко. А надо бы! Ведь здесь и краеведение, и профессиональная ориентация молодёжи. А ещё воспитание гордости за свой город.

Приведу пример совсем из другой области. Вот замечательный художник Николай Гриценко. Это, вообще, герой прошлого времени. Родился в Кузнецке, родители его (отец был врачом) присутствовали на свадьбе Достоевского. А сам Николай Гриценко учился у нас в Томске в мужской губернской гимназии. А там была библиотека, где он запоем читал книги, и душа его загорелась познать мир, стать моряком. Гриценко и стал военным моряком. Одновременно он поступил в Академию художеств, потому что в ранней юности в том же Томске выпускник академии Павел Михайлович Кошаров был его преподавателем и заронил интерес к творчеству. Настолько яркая жизнь у этого человека получилась и так рано оборвалась! Но Гриценко до последнего работал. По свидетельствам, оставил после себя много работ. Куда исчезло это наследие? Музеи молчат. Возможно, работы разошлись по частным коллекциям? Молодцы соседи-кемеровчане — сейчас ищут, добавляют материал об этом человеке.

— Но изначально имя Николая Гриценко спасли от забвения всё-таки вы. Как и имя Петра Пенькова — гордости томской фотографии.

— Ну, что вы! Я не спасатель. Я — хранитель. Много, очень много интереснейших личностей жило в Томске. Но, к глубочайшему сожалению, они, в большинстве своём, в забвении. И то, что я пытаюсь не дать совсем стереть из памяти какие-то имена, — немного, но получается. Удовлетворение у меня есть — всё-таки я успел что-то сделать в своей жизни.

Текст: Елена Кович
Фото: Владимир Дударев, архив Э. Майданюка