Люди труда.
Валентина Маркова: покинуть Москву за 24 часа
Как известно, большинство томских заводов были эвакуированы в годы войны из европейской части России. Эшелоны везли на восток оборудование, материалы и людей: заводское начальство, квалифицированных рабочих и членов их семей.
Так приехала в Томск и наша сегодняшняя героиня спецпроекта «Люди труда», Валентина Георгиевна Маркова. Дочь рабочего московского завода «Электропровод», а затем — «Сибкабель», она сама всю жизнь проработала на этом предприятии.
— Я родилась в самом центре Москвы, на Таганке. Как сейчас помню: Товарищеский переулок, дом 18. У нас была одна комната площадью 20 метров, большая кухня, огромный коридор. А за стенкой жили поп с попадьей. Они меня иногда с собой в церковь брали, мама разрешала.
Родители и брат работали на заводе «Электропровод». Он был совсем недалеко от нашего дома. Я сама бегала на завод в танцевальный кружок.
Когда началась война, папу вызвали в военкомат, чтобы отправить на фронт. Мы его проводили, поплакали. А через день он возвращается и говорит: «Фронт заменили работой в тылу, через 24 часа нужно покинуть Москву». Он был простым рабочим-вулканизаторщиком, но на хорошем счету.
Мама сначала ехать не хотела. А мы с братом за папой — хоть в Сибирь, хоть на каторгу. В конце концов, собрались все вместе. До вокзала доехали на метро, а там нас посадили в «свинячьи» вагоны. В нашем вагоне я была, пожалуй, самая младшая: мне было 11 лет. Меня называли «херувимчиком», я хорошенькая была.
Как мы ехали — это был ужас, кошмар! Эшелон бомбили, мы без конца останавливались и бегали прятаться. Обовшивели все… Добирались до Томска целый месяц. Приехали — а тут 42 градуса мороза! Страшно…
Сразу после приезда нас разместили в крупорушке, где крупу делали. Потом дали комнату с подселением — 6 квадратных метров на четверых. Потом еще какая-то комната освободилась, там уже 12 метров было.
Обеспечили производственными карточками на питание — работающим 400 граммов хлеба, а иждивенцам — 200 граммов. Мы, бывало, до дому этот хлеб не доносили — съедали по дороге. Чтобы прокормить семью, мама продавала вещи, которые мы привезли из Москвы. Однажды кто-то проследил, как она вещи перебирала, и в ее отсутствие залезли к нам домой и все украли. А как-то раз мы с подружкой, тоже из эвакуированных, пошли на рынок и украли две луковицы и кусочек жмыха — прессованных крупяных отходов. Это был праздник…
Папа сразу после приезда был назначен бригадиром по доставке тяжелого оборудования. Ведь станки нужно было с Томска-2 доставить на завод, а железной дороги еще не было. Вот как он сам писал об этом в заметке в «Томский кабельщик» уже на пенсии, в 60-е годы: «Руководителем у нас был Сурков Алексей Павлович (директор „Сибкабеля“ с 1955 по 1968 год. — прим. ред.), который делил с нами все трудности работы и суровую сибирскую зиму. Мороз был не меньше 42 градусов, и нам, москвичам, это было особенно чувствительно.
С питанием у нас было очень тяжело. Работали по 12 часов. Нужно было восстановить паросиловое хозяйство для пуска завода. Часть рабочих, в том числе и я, была выделена на доставку пассажирского паровоза со станции Томск-2. И за два месяца он был доставлен на завод. Временную линию укладывали сами и по десятку метров руками перегоняли паровоз. … После доставки паровоза, когда был дан пар, завод был пущен и начался первый выпуск кабеля… Сейчас завод, конечно, не поддается никакому сравнению с тем, что было в тяжелые годы. Я завидую молодежи, которая сейчас работает на таких прекрасных машинах и в чистых, благоустроенных цехах».
Это он в 60-е годы так говорил. А посмотрел бы он сейчас на тот же четвертый цех -красавец, идеально чистый. В те годы, я помню: рабочие ходили все черные, в саже, как помазки.
Папа проработал на заводе 24 года: 16 лет вулканизаторщиком, 6 лет сменным мастером и последние 2 года старшим мастером второго отделения универсального кабельного цеха.
Он был очень способным и грамотным, много читал. На работе его ценили, а женщины-то как его любили! До самого последнего. Мама его всегда ревновала, но и он ее ревновал. Мама заведовала яслями в Переславле-Залесском, где мы жили до Москвы, была членом партии. А папа не хотел, чтобы она на партийные собрания ходила, потому что там мужчин много, а она хорошенькая была. Просто не стал ей денег давать, и ее исключили из партии за неуплату членских взносов.
В Томске мама работала на заводе уборщицей, я нередко ей помогала. А когда мне исполнилось 15 лет, мама меня устроила работать в бухгалтерию учеником счетовода. Это было 5 декабря 1945 года, точно помню. Работала и одновременно училась: в школе, в вечернем техникуме.
В 1947 году половину бухгалтерии посадили в тюрьму. Было за что. Помню, была у нас старший кассир. Представляете, послевоенные годы, Сибирь, а она фрукты всякие ест, абрикосы, а мы облизываемся. Все время нам говорила: «Вы не умеете жить».
Начальник бухгалтерии напрямую приказы давал: «Инвентаризацию не отражайте». Чтобы излишки спрятать. Хорошо, я, хоть и молодая была, а соображала — попросила начальника оформить приказ письменно. И когда началось следствие, я этот документ предоставила. Начальника посадили на пять лет за халатность. А всей расчетной группе, которая с деньгами мудрила, дали большие сроки. Старшего кассира, которая «жить умела», на 25 лет осудили.
В 18 лет я вышла замуж. Муж Владимир Марков был меня намного старше. Семь лет жизни он отдал Родине: в армию ушел еще до войны, потом его отправили на фронт. Дошел до Берлина и не получил ни одной царапины — повезло. Он был начальником связи, с наградами, и человек хороший. Но те, кто вернулся с фронта — они ведь пили очень…
Мне, конечно, не стоило выходить замуж так рано, надо было жить, учиться. Но я была вынуждена уйти из дома. Мы жили с родителями в полуподвале, папа хорошо выпивал, братишка болел туберкулезом в открытой форме. И у меня был большой риск заразиться, температура уже поднималась. И когда меня позвали замуж — я согласилась, и ушла жить в квартиру мужа.
От мужа мне достался этот фотоальбом в кожаном переплете. Он был из зажиточной в прошлом семьи. У них был огромный дом на улице Шишкова, около крестьянской бани. А пока он был на фронте, все растащили, и остались только две квартиры на Яковлева. Вот на фотографии они с братом, а вот его девочкой наряжали — тогда так принято было. А кем были его родители — в то время ведь об этом старались не говорить…
Работал муж тоже на «Сибкабеле» инженером-диспетчером, был на хорошем счету у начальства. А в 43 года он умер. И я осталась вдовой. Больше официально замуж не выходила. Хотя, была молодая и красивая, поклонников хватало.
У меня была цель — выучить дочь, чтобы она обязательно получила высшее образование. И хоть она тоже рано вышла замуж, родила сына, но учиться не переставала. Все получилось так, как я мечтала: дочь окончила инженерно-строительный институт и уже 45 лет живет с одним мужем. Внук у меня один, зато правнуков — целых шесть!
До 60-х годов я продолжала работать в бухгалтерии старшим бухгалтером производственной группы. И снова у нас произошла такая же история! Тоже бухгалтера скрывали излишки, это выяснилось, было следствие… После этого решили расформировать бухгалтерию по цехам.
Я во всем этом не участвовала, работала честно. И мне предложили пойти экономистом в любой цех, какой захочу. Я выбрала первый цех, и работала там до пенсии. В цехе мне нравилось работать гораздо больше, чем в бухгалтерии. Я была и председателем цехкома, и редактором стенгазеты. Ездили от завода в санатории, различные поездки, вместе отмечали праздники. Интересно было!
…Долгое время, когда я подъезжала к Москве, у меня все внутри обрывалось — родина. Но так получилось, что мы остались здесь. И потом, сколько бы я ни ездила по стране, и за границей дважды была, меня уже тянуло в Томск. Потом была возможность вернуться в Москву, но я не поехала. Привыкла, родной стала Сибирь…
Фото: Вероника Белецкая