18+
18+
РЕКЛАМА
Выставка «Регион 70», Интервью, Регион 70.Всеволод Майоров: «Не считаю себя состоявшимся скульптором, нахожусь в состояни Регион 70.Всеволод Майоров: «Не считаю себя состоявшимся скульптором, нахожусь в состоянии бесконечного развития»

Регион 70.
Всеволод Майоров: «Не считаю себя состоявшимся скульптором, нахожусь в состоянии бесконечного развития»

Спешим вам сообщить, что до открытия ХХI Областной выставки-конкурса молодых художников «Регион 70» остается чуть меньше месяца.

А сегодня мы публикуем интервью с будущим участником выставки — скульптором Всеволодом Майоровым.

Скульпторы — такие же художники, как живописцы или графики. Картин, правда, они не пишут (и даже не всегда лепят, как мы привыкли о них думать), но зато умеют паять, резать и ковать.

В особенностях профессии и быта скульптора мы разбирались в мастерской Всеволода.

О жизни в мастерской

Мастерская скульптора — это, по сути, гараж со всеми имеющимися там «мужскими» инструментами: молотками, пилой-«болгаркой», тисками и всевозможными отвертками. В мастерской, как и в любом гараже, прохладно и пахнет машинным маслом.

Но не в каждом гараже можно увидеть скульптуру в самом центре (находится в процессе создания), на полу — грустно лежащий бюст Ленина (чинится), а рядом — плазморез. В мастерской скульптора всё это имеется.

Всеволод заваривает кофе и рассказывает:

— В другой мастерской я вообще живу. И там же занимаюсь лёгкой работой с «тихими», мягкими материалами — той же глиной, например. Вся «шумная» работа происходит здесь: та мастерская находится в жилом доме, шуметь там нельзя. Здесь же я делаю, что хочу: включаю сварочный аппарат, плазморез и начинаю резать железки, переваривать их. На самом деле, это всё очень громко, пыльно и страшно.

Всеволод — из числа скульпторов, которые по минимуму работают с глиной. Его основные материалы — камень, железо, гранит. Обязательные инструменты — сварочная маска, плазморез, сварочный станок. Материалом скульптора, оказывается, может быть не только глина или камень.

— Вообще, любой скульптор работает с глиной, или хотя бы начинает с неё. Глина — это мягкий материал, в котором происходит поиск и создание объекта. А потом уже это переносится в конечный материал. Можно сказать, в глине получаются эскизы к будущим работам. Но ей я пользуюсь только тогда, когда работаю с заказами. Почему? Да просто в случае с творчеством меня не интересует чужое мнение. А вот заказывают тебе портрет человека в мраморе, например. Лепишь ты этот портрет, показываешь его людям, которые этого человека знали или знают, чтобы похож был. И только потом переносишь портрет в мрамор.

Рабочий график у скульптора свободный, и каждый день Всеволод проводит в своих мастерских. А когда делает заказы, приходится работать и по ночам, потому что любой заказ нужно сделать быстро.

— Делал я как-то скульптуру, которая теперь стоит у Политеха. Так я там сейчас стараюсь вообще не ходить — ещё не отпустило от рабочего процесса. Просто там нужно было сделать всё в крайне сжатый срок, приходилось много работать ночами. А это — 20 тонн гранита за месяц, между прочим.

Когда заказов нет, скульптор работает не спеша, принимаясь разом за несколько работ — тех, к которым лежит душа. Посреди мастерской на каменном постаменте стоит начатая скульптура — над ней Всеволод работает уже больше года.

— И при этом я постоянно что-то в ней меняю, переделываю. У меня замысел скульптуры чаще всего появляется даже не в голове, а в процессе работы. Вот у этой рабочее название — «Воин». Надо же было как-то назвать. Наверное, специально для «Региона 70» и делаю так долго.

Когда тянет на зрелища

Как всё-таки становятся скульпторами? Далеко не каждая художественная школа предлагает своим ученикам это направление. Особенно в те времена, когда Всеволод учился в школе. Но ему не пришлось искать и делать сложный выбор из серии «куда пойти»:

— А у меня не было вариантов больше, — шутит он, — я с детства ничего другого не умел. У меня мама и папа — скульпторы. И выбор будущей профессии как-то сам собой оформился в тот момент, когда я ушёл после 9-го класса школы. Надо было куда-то поступать. И я поехал в Питер учиться.

Мне тогда было 14 лет. Поступил в Училище имени Рериха, отучился там пять лет — всё как полагается. Потом пару лет поработал и поступил в Муху, потому что просто так в Муху не поступить. (Муха — Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия, называемая так по имени скульптора Мухиной — прим.авт.). Отучился там. В Питере я, получается, треть жизни жил, фактически вырос там.

— И при всём этом у меня даже вопроса не вставало, где оставаться, а где нет. Вы же когда в Таиланд уезжаете, всё равно потом домой возвращаетесь. Мне здесь, в Томске, жить комфортнее. В Питере невыносимо. Слишком много людей там, а то, что говорят, что там возможностей больше — так это заблуждение! Люди, которые туда едут в сознательном возрасте что-то искать, заблуждаются и совершают ошибку.

Если понять это раньше, сразу после школы, как Всеволод — тогда есть смысл менять город на город. Бросать всё и ехать куда-то не за призрачными возможностями, а с конкретной целью — получить образование. Тем более что художнику, по мнению Всеволода, без диплома — никуда, каким бы талантливым он ни был.

— Смотрите: занимается человек авиаспортом, ну, прёт его от этого. И научился он летать на маленьком пластмассовом самолёте. Но летчиком-испытателем он не станет никогда, потому что для этого надо узнать вещи, о которых он узнать самостоятельно не сможет. Так и любой художник — каким бы даром он ни обладал, ему нужно получить художественное образование. Иначе — насколько широки будут его возможности без знаний и опыта?

Сейчас мне комфортно быть скульптором в Томске. Сижу в своем гараже, делаю, что хочу. Да, аудитория в Питере больше, но… Если мне захочется продавать свои работы в Питере, что мне мешает это сделать? Да, там было много заказов, это понятно — в Санкт-Петербурге люди сами тянутся к искусству. Питер — на то он и есть Питер, там человек вырастает в музее. А в жизни ты говоришь на языке той среды, в которой вырос, хочешь ты этого или нет. Поэтому в Питере так говорят и так живут, а в Томске — нет.

— Хотя в последнее время, надо сказать, и у нас ситуация меняется. Жизнь стала стабильной — вот, люди в музеи начали ходить. Мода! Народу ведь что надо? Хлеба и зрелищ. Стали мы жить лучше — и всех потянуло на зрелища.

Что общего между скульптором и хирургом

— А, вообще, я ещё хотел стать хирургом, — неожиданно прибавляет Всеволод. — Но не стал поступать. Если бы поступал, то так и стал бы хирургом. Мне это нравится — чинить механизмы, чтобы они работали. В скульптуре ты делаешь то же самое, что и в механике. И в хирургии так же. Только в одном случае железка, а в другом — люди. Но всё-таки я решил для себя, что скульптурой мне заниматься интереснее, чем механикой. Механика примитивна и всегда одинакова — впрочем, как и люди под ножом хирурга. Я выбрал скульптуру — и, к счастью, сейчас мне не надо по будням в 8 утра ходить кого-то резать, лечить, чинить.

На его сайте написано: «Знаменитый томский скульптор Всеволод Майоров». Всеволод усмехается: «Друг так написал», — но менять надпись пока не собирается.

— В Томске я, получается, известен автоматически — скульпторов здесь не так много, как в Питере и Москве. А, вообще, я не считаю, что известный скульптор, значит, состоявшийся скульптор. Скорее, наоборот.

Я вот не считаю себя состоявшимся скульптором — ведь, как и все, нахожусь в состоянии бесконечного развития. Поэтому сложно считать себя состоявшимся, несмотря на определенную известность.

— А в Санкт-Петербурге художникам ещё и нужно постоянно бороться за выживание. Поэтому, я считаю, это бред — переезжать в Питер в поисках новых возможностей для творчества. Это как если бы «Автоваз» свои тачки в Германию продавал. Там и так своих хватает! Причём лучших. Лучших в мире.

Мы ещё раз вспоминаем про Питер, годы учёбы там. Кстати, в Санкт-Петербурге Всеволоду приходилось обучаться не только в художественных вузах, но и прямо на практике, в «горячем» цехе — в кузнице.

— Я же по совместительству кузнец профессиональный, железками 8 лет в Питере занимался. Просто пока я учился на скульптора, мне надо было как-то зарабатывать деньги. Вот и пошёл в кузницу.

Другое дело, что в Томске это не надо никому. Здесь никто не отдаст две штуки баксов за квадратный метр забора. А там — делали и заборы, и камины, и лестницы.

— В Питере я даже дом Зингера чинил. Знаете такой? Крутой модерновый дом стоит на Невском. Мы сняли с него старую сгнившую ковку, смотрим — и понять ничего не можем: как люди могли сделать так круто в те времена, когда не было ни болгарки, ни современных инструментов… А с инструментами в кузнечном деле всё на самом деле просто, всё понятно. Так же, как в хирургии людей резать. И как в скульптуре.

Текст: Полина Щедрина

Фото: Мария Аникина