Люди труда.
«Детей не принимаем», или история заводской красавицы

Во второй половине ХХ века в Томске работало несколько десятков заводов самой разной направленности — от легпрома до машиностроения, на которых были заняты десятки тысяч людей.

В новом спецпроекте «Люди труда» — истории тех, кто застал расцвет томской промышленности советского образца.

Наша первая героиня — Зоя Дмитриевна Сурнина, ветеран Томского завода резиновой обуви.

— Все началось в 1936 году, когда мать разошлась с отцом. Он был высокий, красивый; имел образование: окончил церковно-приходскую школу, и всегда очень много читал. На своей родине, в Кемеровской области, работал на шахте. А после революции сказал: «Не буду работать на эту власть!», — и пошел в дворники. Хотя в поселке Берикуль, откуда он родом и куда уехал после развода, даже памятник стоял его брату как видному коммунисту. Вот так бывало…

А мать была на 17 лет моложе отца, и характер у нее был непростой. Она же его и выгнала из дома, и тогда у нас такая жизнь началась… Страшная. Денег не было, мать не работала, била нас с сестрой-погодкой. Всего-то нас четверо, но старшие брат с сестрой были уже взрослые, жили отдельно.

Зоя Сурнина (справа) с сестрой

А мы жили на улице Карла Маркса, в полуподвале. Сейчас того дома уже нет. И когда неподалеку от нас разместили завод резиновой обуви, я сразу пришла в отдел кадров, проситься на работу. Мне говорят: «Детей не принимаем». Я еще раз пришла, потом еще. В конце концов, уговорила: взяли меня курьером к начальнику отдела строительства. Контора завода была на одной стороне квартала, на Кооперативном, а завод — на другой. Вот меня и отправляли вызвать то одного работника, то другого: телефонов-то не было. А потом мой начальник Захаров Александр Иванович увидел, что я в осенние заморозки босиком бегаю и говорит: «Зоя, чтобы больше я тебя с босыми ногами не видел!». А мне ходить-то и не в чем. Нашла какие-то тапочки на резиновом ходу, которые на ногах разваливались. Они только мешали. Я их заброшу, и опять босиком. Потом мне дали чуни и зимние сапоги, в которых я ходила много лет.

Завод работал круглосуточно, в три смены. И начальство задерживалось до поздней ночи. Бывало, отправят меня отнести письмо куда-нибудь на Алтайскую, где церковь. А темно, фонарей нет. Как узнать адрес? Залезу на столб, посмотрю табличку, а там посчитаю до нужного дома…

С заводом приехали москвичи, конструкторы. Они все меня знали, называли Зоечкой: я хохотушка была и хорошенькая. Взяли меня в конструкторский отдел, сначала копировщицей. Мое рабочее место было рядом со столом архитектора Надежды Васильевны Шабалиной. Это была красавица-женщина, старого, дворянского закала.

Фото из заводского альбома

Она взяла меня под свою опеку. Знаете, какие ее слова я запомнила на всю жизнь? «Никогда ничего ни у кого не проси и не пей лекарств». Я это выполняю беспрекословно.

И еще все время она мне говорила, что нужно учиться. Вот я и поступила сначала в седьмой класс вечерней школы, потом училась в школе рабочей молодежи, потом пошла получать высшее образование. Поступила на очное в мединститут, но меня не медицина привлекала, а литература. Полгода проучилась, первую сессию сдала на «тройку» и лишилась стипендии. А кто мне денег на жизнь даст? В общем, с медициной ничего не получилось, и я потом поступила заочно в пединститут на литературный.

Зоя Сурнина, фото 1949 года

Я читать любила, и до сих пор читаю! Люблю Бунина, Толстого несколько раз перечитывала. Мечтала работать в вузе, читать лекции. Ну, а закончила — куда пойдешь? Беднота была страшная. И я вернулась на завод. Меня взяли секретарем комитета комсомола. Это вся общественная работа, самодеятельность, пропаганда и много еще чего. Потом перешла мастером в цех формовых сапог, но там проработала недолго, пригласили председателем завкома профсоюзов. Еще пять лет работала заместителем начальника цеха № 36, который выпускал галоши. На пенсию наши работники выходили на пять лет раньше, так как производство вредное. Но я еще 10 лет проработала старшим диспетчером.

Когда случилась перестройка, я — атеист до мозга костей — перекрестилась, честное слово. Потому что хоть и работала полжизни на партийной работе, но видела, какой это самообман, и так мне все это надоело!

Но на заводе работать я любила. Шла на работу, как на праздник. Никогда в жизни не пойду непричесанная, плохо одетая. Денег не хватало, а, все-таки, что-нибудь да куплю на барахолке. И меня ценили, везде хвалили: то в газете, то на доске почета. Начальник 36-го цеха, когда новичок на работу поступал и начинал меня искать, так говорил: «Идите по цеху, увидите самую красивую женщину, это и есть Зоя Дмитриевна».

А почему я дожила до таких лет — это все гены. Мать до 89 дожила, сестра старшая — до 86, младшая умерла, когда ей 85 было. А мне вот 88 исполнилось. Еще хожу, все сама делаю, никого ни о чем не прошу.

Текст: Катерина Кайгородова

Фото: Владимир Дударев