Тайная жизнь города: золотая лихорадка в Томской губернии

Обозреватель

Александр Мазуров

В XIX веке в сибирской тайге началась золотая лихорадка: в поисках легких денег на прииски шли рабочие, крестьяне, священники, мелкие чиновники. Люди бросали все и уходили в леса: некоторые устраивались на прииски легально, часть объединялись в опальные артели, так называемые «летучки».

Золотая лихорадка повлияла на жизнь многих сибирских городов, в том числе и на Томск, который оказался в ее эпицентре. Многое в городе было построено на деньги золотопромышленников, но немалая часть золота оседала в томских кабаках.

Все началось с указа 1812 года, разрешающего разрабатывать золотые руды российским подданным с платежом в казну подати. В Сибири золотодобычу открыли виноторговцы Андрей и Федот Поповы — в 1827 году они получили разрешение на поиски золота в Сибири. Начали с Тобольской губернии, но успехом первые экспедиции не увенчались.

Золото Поповы нашли уже в Томской губернии. Предприниматели узнали про находки старообрядца-отшельника Егора Лесного. Почти сразу направили к нему людей, но Егора к тому времени уже не оказалось в живых. Старообрядец держал промысловое место в тайне. Позже от Веры, воспитанницы Егора Лесного, все-таки удалось узнать место — им оказалась река Сухой Берикуль, которая протекала по нынешней Кемеровской области.

Уже в 1829 году на прииске намыли 17 кг золота, спустя год — больше сотни. В 1830-е годы цифры увеличились до 300 кг золота в год. Узнав про такие цифры, другие предприниматели тоже отправились открывать прииски в Томской и Енисейской губерниях. За один только 1837 год золотодобытчики намыли почти две тонны драгметалла.

В годы лихорадки добывали золото, правда, в меньших количествах и непосредственно в окрестностях Томска — об этом писали газеты:

На золотодобычу были брошены большие деньги. Так, с учетом затрат на доставку, золотопромышленники Енисейской губернии отдавали ежегодно на закупку мяса и лошадей до 500 тысяч рублей. Золотодобыча способствовала развитию торговли в Сибири. Например, объем продаж фуража и хлеба с 1830 года по 1850 год вырос с 350 тысяч до 5 млн рублей.

Золотопромышленники обращали внимание только на самые богатые россыпи, а остальные участки с золотом просто заваливали выработанной породой. К ним, как правило, уже не возвращались. Добывали вручную, что приводило к потере большей части драгоценного металла. Только к 1860 годам в Сибири стали использовать паровые машины. К 1861 году в наличии они были только на трех приисках.

Ситуация не особо изменилась даже к 1888 году. В статье «Из области техники» журналист «Сибирской газеты» (№9, 1888 год) описал введение технологий в золотопромышленность как нечто зарождающееся в Сибири:

«Не говоря уже о способах обработки железа, стали и меди, где нововведениям нет конца, даже так называемый „презренный металл“, золото, обогащавший людей, промывавших золото в котелках и корытцах, где, казалось, знание и опыт не при чем, и тот в последнее время попал в область сложной техники».

Несмотря на устаревшие методы, добыча золота в XIX веке шла активно. В томских газетах того времени можно было встретить такие заметки:

Характерна для XIX века история про переселенца, опубликованная в 1903 году в газете «Сибирская жизнь». Семья Истратенко переехала в Томскую губернию в 1896 году: отец Дмитрий Истратенко, жена, сын, две дочери и внучка:

После жизни в бедности Истратенко наткнулись на золото вблизи Канска: «Было решено взять сколько возможно золотой руды, доставить ее на монетный двор, а на вырученные деньги снова устроиться на родине в Калужской губернии».

В итоге с тележкой, груженной тремя пудами золотой руды, Истратенко своими силами тащили тележку в Санкт-Петербург. Вышли 23 апреля, а до Петербурга дошли 5 ноября. Как оказалось, в руде, привезенной на монетной двор, оказалось не больше 20 рублей, но при этом был высокий процент содержания драгоценного металла. Узнав об этом, семья вернулась в Сибирь «для детального ознакомления с открытыми ими месторождениями золота». Продолжения истории в томских газетах не нашлось.

Григорий Потанин и Николай Ядринцев в незавершенном романе «Тайжане» описывали хаос золотой лихорадки:

«Когда Попов открыл золото, многие купчины старинного покроя пустились по его следам и из гостинодворцев, вдруг превратились в богатейших золотоискателей и заняли первенствующее место в городском обществе. В Томске закипела золотая горячка... Лакеи превращались тогда в богачей, а их господа улетали в трубу...»

В те годы одним из таких «перебежчиков» был томский «герцог» — Философ Горохов. С 1800 по 1838 год он был чиновником в Томской и Енисейской губерниях. После выгодной женитьбы на дочери крупного золотопромышленника Аполлона Филимонова вместе с тестем занялся золотодобычей. Уже в 1848 году числился купцом I гильдии. В 1840-е годы на приисках Горохова намывали больше полутора тонн золота ежегодно.

Почти все деньги золотопромышленник тратил на «роскошную жизнь». Ходила слава о садах Горохова, где золотопромышленник устраивал шикарные пиры. В апреле 1848 года в Томск вместе с женой приехал английский художник Томас Аткинсон. В своих записках супруга описала обед в доме одного из золотопромышленников:

«Собралось около 40 человек... Хозяин и хозяйка ходили вокруг, присматривая, все ли есть у гостей, особенно — шампанское, которого выпивалось в большом количестве. Обед продолжался довольно долго, было 14 перемен…».

У кого именно в гостях побывали художник с супругой, неизвестно, но про обеды Горохова в те годы знал весь город.

Горохов занимался не только золотом, принимал сбережения томичей под баснословные проценты — от 50 до 100 годовых. Счастье Философа продлилось недолго, уже в 1855 году его признали банкротом. Обещанные проценты многие вкладчики так и не получили.

Одним из партнеров Горохова был более успешный золотопромышленник Иван Дмитриевич Асташев. Бывший чиновник занялся поисками золота в 1833 году.

Асташев — один из главных примеров открытых для простых людей социальных лифтов в годы «лихорадки». Сын мелкого томского канцеляриста с помощью золотодобычи смог стать богатейшим человеком губернии. Начальный капитал в 40 тыс. рублей Асташеву подарил первый в Сибири золотопромышленник Федот Попов — до этого Иван Дмитриевич работал у него поверенным.

В отличие от Философа Горохова, Иван Асташев в историю Томска вошел как меценат: он внес 7 тыс. рублей на строительство ныне снесенного Троицкого кафедрального собора, был попечителем томской гимназии, выделял ежегодно средства на строительство и содержание Мариинского женского приюта.

Примеру Асташева следовали и другие томские золотопромышленники. Именно они стали самыми крупными меценатами Томского государственного университета: так, один только Александр Сибиряков пожертвовал на его строительство 200 тыс. рублей. По завещанию золотопромышленника Андрея Попова в Сибири появился первый частный банк — на это Попов пожертвовал около 100 тыс. рублей. На доходы банка содержалась Мариинская женская гимназия в Томске, а также женские учебные заведения в Омске и Иркутске.

Многие сомневались, оказали ли лихорадка положительной влияние на экономику Сибири. Жизнь низших слоев Томской губернии с добычей золота только ухудшилась. Так, «Томские губернские ведомости» в 1858 году отмечали значительное повышение цены на хлеб с появлением золотодобычи в регионе, а также констатировали повсеместную бедность.

Автор «Сибирской газеты» Феликс Волховский в фельетоне «Сибирский музей» в 1885 году был еще более резким в оценках влияния золотодобычи на экономику региона:

«Золотоискательный ажиотаж в том виде, в каком он практикуется, ничего еще не принес Сибири, кроме горя-злосчастья, он обогащает единицы, разоряет и развращает десятки тысяч. 300 лет существует золотопромышленность, десятки тысяч пудов золота извлечено из недр земли и вывезено в Россию, а что получила взамен этого Сибирь?»

По мнению автора, Сибирь взамен не получает ничего: земледелие находится в первобытном состоянии; промышленности нет, за исключением водочных заводов; железных дорог нет; «водяные пути существуют в том виде, в каком застал их Ермак»; учебных заведений мало и «грамотность — достояние меньшинства».

Ухудшала ситуацию и коррупция. В 1901 году в «Сибирском наблюдателе» (№9, 1901 год) журналист описал так называемые «казенные остатки» времен начала золотой лихорадки. По законодательству того времени, заявителю золотосодержащей площади отводилось пять верст длины и 100 саж ширины. Остальное считалось «казенным остатками», которые раздавали высокопоставленным лицам. Часто такие «остатки» оказывались прибыльнее основной территории. Чтобы получить их в собственность, часто шли на подкуп.

Подкупом урядников приходилось заниматься и «летучкам» — нелегально добывавшим золото артелям. Одну из подобных историй в «Сибирском наблюдателе» описал автор «Томских трущоб» Валентин Курицын:

— Как золото-то идет у ваc? — спросил я.

— Да ничего, слава Богу… Не жалуемся покуда. Намываем в день по золотнику на брата, когда и поменьше. Всяко бывает. Вишь, золото-то здесь «гнездовое», не постоянная россыпь… — ответил старик, опрокидывая свою чашку и утирая мокрый лоб рукавом грубой холщовой рубахи.

— Начальство-то не беспокоит вас?

— Приезжал намедни урядник — пронюхал как-то… Приехал, покричал, тюрьмой постращал; до понесем мы ему золотника в четверть фунта от артели: «на, дескать, не гневайся только». Ничего… Взял, — уехал. Я чай, к осени-то опять будет… Тоже ведь ему антересно… пожива, значит.

— Д-да, ваше житье не легкое.

Тем не менее золотодобыча обеспечивала рабочими местами тысячи людей. На прииски Мариинской тайги в 1834 году нанялось 5927 человек, из них 4863 были ссыльнопоселенцами. По данным «Сибирской газеты» за 1882 год, 8 из 10 рабочих на приисках — ссыльно-переселенцы, треть из которых до этого трудилась на каторге. Такой «персонал» старались подбирать из-за сложности работы и «бедственного положения оных» («Сибирская газета № 31, 1882 год).

Журналисты «Сибирской газеты» контингент приисков описывали следующим образом: «Ссыльных гонит на прииски, в виду их исключительного положения, особенно на первых порах по прибытии в Сибирь, возможность хоть какого-нибудь заработка; крестьян — загоняют туда, в большинстве случаев, накопившиеся недоимки, другие долги и внешняя привлекательность кажущегося большого и легкого заработка; мещане смотрят на золотой промысел, как на средство к быстрой наживе, что не редко и бывает, так как, будучи чаще грамотными, они могут исполнять не только простые работы, но и другие по приисковому управлению обязанности» («Сибирская газета» № 26, 1882 год).

Получали старатели, как правило, намного больше, чем за любой физический труд в городе, поэтому шли на прииски с охотой.

Из трудового договора «Преображенской конторы золотых промыслов Соединенных Компаний купцов Рязановых и Коллежского Советника Асташева» за 1844 год видно, что работали на золотом промысле с пяти утра до восьми вечера, то есть по 15 часов в день с часовым обеденным перерывом. Чернорабочий на приисках Асташева получал 2 руб. 86 коп. серебром в месяц. Мастеровые — в районе четырех рублей, что по тем временам считалось большими деньгами. При этом в сутки рабочим отпускались четверть фунта крупы, три фунта ржаного хлеба, один фунт говядины и квас. Тем не менее, зачастую старатели на приисках жаловались, что получали лишь солонину сомнительного качества, а хлеб выдавали им только в праздничные дни.

В 1882 году в «Сибирской газете» (№20, 1882 год) был опубликован другой договор с прииска более мелкой компании: там заработная плата старателей варьировалась от 3 до 10 рублей. При этом работали на прииске без выходных, каждый день.

Всем рабочим приисков необходимо было иметь расчетные листы, согласно положению о частной золотопромышленности в Сибири:

К концу XIX века работали уже по урочным нормам, после выполнения нормы — часто рабочие заканчивали к трем часа дня — могли трудиться за двойную или тройную плату. «Сибирская газета» писала (№ 31, 1882 год), что за сверхурочные полагалась и другая компенсация: «но никакая, хотя бы десятерная плата, никакой страх наказания, никакое ласковое слово не заставили бы рабочего делать сверхурочную работу, если бы не полагалась за эту работу, — сверх платы, — водочная порция».

Все добытое во время старательной работы золото и редкости рабочие «без малейшей утайки» обязаны были передавать золотопромышленникам. В случае сокрытия рабочих ожидал «Военный суд». Трудовым договором также запрещалось пьянствовать и самовольно отлучаться с приисков. Тем не менее, пьянство и побеги были явлением повсеместным.

Чаще всего крупная, по тем временам, зарплата уходила в первые же дни. «Сибирская газета» в 1882 году рассказывала о подобных случаях: «… после целого года, а может быть и нескольких лет каторжного труда, приисковый рабочий отводит душу, отдыхает, пропивая и прогуливая последний грош, заработанный в кровавом поту; но пьет и гуляет он недолго, ибо при первом опьянении, все его деньги уже вытащены, ограблены, а в случае сопротивления, он и сам убит и тоже ограблен…» («Сибирская газета» №26, 1882 год).

Автор «Заметок золотопромышленника» (1862 год) Василий Скарятин писал следующее: «Рабочие пьянствовали невероятно, — требовали шампанского, — „вина, что господа пьют“, которого им, разумеется, не давали и нюхать, продавая по семи, восьми рублей бутылку какой-нибудь бурды, вместо клико. Они пропивали в месяц, в неделю не только все деньги, заработанные тяжким полугодовалым трудом, но и азям, и полушубок, и сапоги, и шапку, и рубашку, и все, все, что только не отвергается жрецом кабацкого прилавка».

Особенно золотопромышленник обратил внимание на один из случаев, произошедших в Енисейске, где рабочий «придя на станцию пешком, нанял девок, запряг их в сани и они тащили его, в половине сентября, по голой земле, на полозьях, до следующей деревни, пятнадцать верст!».

Спаивали рабочих, как правило, спиртоносы, нелегального продававшие на приисках разбавленную водку плохого качества. На третьем съезде золотопромышленников в 1899 году главным вопросом была именно борьба с пьянством, в том числе и со спиртоносами. В качестве основного решения предлагалась легализация — открытие водочных ларьков на территории приисков. Многие участники съезда раскритиковали идею, опасаясь, что доступ к водке с большей концентрацией спирта еще больше скажется на работе старателей («Сибирская жизнь» №285, 1899 год).

Пьянки на приисках часто приводили и к трагическим последствиям. В одном из номеров «Сибирской газеты» за 1888 год (№ 10, 1888 год) был описан случай, когда один из рабочих напился до состояния, что достал ружье и попытался застрелить другого старателя, а после этого случайно поджог постройку. В тот же день до полусмерти избили спиртоноса. Так на прииске отметили выходной в Ильин день. В праздник работать было не принято, считалось, что это может привезти к происшествиями. Отсутствие работы, тем не менее, тоже не обходилось без несчастных случаев.

Бежали с приисков чаще всего из-за тяжелых условий работы и «самодурства» их управителей. В те годы проблему побега рабочих с приисков стояла остро, золотопромышленники проводил собрания, пытаясь вместе найти решение это проблемы:

«Ни для кого не тайна, что из всех печальных явлений таежной жизни самое заурядное — это полнейшее игнорирование интересов рабочих и крайне бесцеремонное с ними обращение. Но благодаря понятной солидарности, существующей между золотопромышленниками, с одной стороны, и горным начальством с другой, только одни выдающиеся злоупотребления всплывают наружу, и те кончаются, в большинстве случаев, ничем, к обоюдному удовольствию начальства и приисковых управлений» — писала «Сибирская газета» в 1885 году.

В качестве доказательства автор заметки привел случай, произошедший «на прииске К-ва в Е-ской тайге» при расчете рабочих:

— Паспорт твой у Василия Ивановича (имя помпадура), иди к нему и получишь.

— Нет уж, увольте Петр Степанович, я к их б-ию ни за что не пойду

— Это почему?

— Да неровен час, еще выпорет.

— Полно врать; за что он тебя будет пороть?

— Да так, за здорово живешь, возьмет и выпорет...

Как оказалось, «помпадур» неоднократно порол ни в чем не провинившихся рабочих. Так, однажды не дослушав, для чего был направлен к нему старатель, помпадур его выпорол, и лишь в середине порки узнал, что этот человек явился для «перекладки печи».

Другой «герой», описанный в «Сибирской газете»: «Становой Ф-в саморучно делает отеческие внушения рабочим, будучи не уверен в достаточной энергичности казаков. Этот же самый Герой нашей тайги самолично отправляется за поимкой бежавших рабочих и если удастся поймать, так расправляется с ними самым бесчеловечным манером».

Время от времени такие случаи приводили к расправе над золотопромышленниками:

Бум золотой лихорадки в Сибири пришлась на первую половину XIX века. Начиная с 1860-х, золотодобыча начинается централизоваться, теряет свою прежнюю привлекательность — старателям приходится переходить на более бедные россыпи, а правительство, внося постоянные изменения в налоговую систему, делала ее менее выгодной для предпринимателей.

В Енисейской тайге в 1880-е годы золотопромышленники жаловались на бедность содержания разрабатываемых золотоносных россыпей. «Оно и понятно, так как самые лучшие места известных россыпей уже выработаны прежними компаниями золотопромышленников, а отчасти и нынешними хищниками — арендаторами, которые, временно арендуя известный прииск, в два — три лета выхватывают все самые его лучшие места. Об открытии же новых золотоносных россыпей с богатым или даже хорошим содержанием совсем не слышно: крупные капиталисты не решаются рисковать своими капиталами, а мелкие золотопромышленники и не обладают достаточными средствами на снаряжение» («Сибирская газета» №35, 1882 год).

На заре золотодобычи, в 1828 году, впервые была установлена горная подать в размере 15% от валовой добычи золота. В 1840 году ставка горной подати была повышена до 24% для приисков Северо-Енисейского округа и до 20% — для всех остальных приисков Сибири.

Из-за необходимости контроля за рабочими в 1838 году для золотопромышленников ввели дополнительный налог на содержание при приисках полиции и казаков. Содержались они на «пофунтовый сбор» — 4 рубля с каждого добытого фунта. Уже в 1840 году для богатых предпринимателей сбор составлял 8 рублей.

В 1849 году горная подать в ряде регионов Сибири доходила уже до 35%. Такое решение привело к уменьшению объема золотодобычи. При этом с каждым годом золото в тайге становилось все тяжелее. Теряя доходы, правительство в 1858 году уменьшило максимальный размер налога до 15%, но вернуть золотодобычу на прежний уровень уже не вышло. В 1870, кроме «пофунтового» сбора, была введена плата за транспортировку, сплав и апробирование. Таким образом, общий налог вновь вырос до 25%.

Несмотря на проблемы с налогами, эхо прежней золотой лихорадки можно было увидеть и в конце XIX века. Так, новую Калифорнию «открыли» в Игнашино (Амурская область — прим ред.) в 1885 году. «Сибирская газета» писала об этом: «Золотой песок рассыпан там чуть-ли не в таком же количестве, как навоз и грязь в нашей Солдатской Слободке. Золотая лихорадка охватила обе Сибири, Восточную и Западную, и с неудержимою силою гонит людей, падких до легкой наживы, в заветный уголок: один торопится поскорее реализовать свое имущество в наличные деньги, закрепощает партии рабочих и пускается в далекий путь; другой, которому нечего реализовать, собрал последние крохи и потащился в ту же обетованную землю; третий нанялся в рабочие и т. д… Ринулся в и погоню за наживой и Д-р, известный всем моим согражданам!., «закрепостив» сорок человек рабочих». О, Д-р, устраивавший в Томске публичные сады, трактиры (под фирмой «семейных»!) и кабаки (тоже могут быть семейные!) найдет себе в Игнашино обильную жатву, если успеет туда проникнуть, а куда не проникнут люди, подобные Д-ру?! Можно себе представить, какие драмы будут разыгрываться в Новой Калифорнии, когда она наполнится массой этих искателей приключений…» (Сибирская газета №21, 1885 год).

Также фельетонист предостерегал от поисков золота «случайных» обывателей: «К сожалению, как нам передавали, в числе „искателей золота“, кроме авантюристов, ловких гешефтмахеров, одним словом, людей, готовых на самое отчаянное дело, ищущих только удобного случая, чтобы пустить в ход свои хищнические инстинкты, попадаются и такие добродушно-легковерные люди, которые принимают за чистую монету все фантастические сказки о золотом руне и идут за ним, не справляясь с обстоятельствами дела. Они не, знают, не допускают мысли, что вместо богатой наживы, им придется наверное проститься с последними животишками, сделаться жертвами надувательства, даже грабежа и насилия со стороны товарищей по исканию золотого руна. Таких должна вовремя предостеречь печать».

Фото: ru.wikipedia.org, tomskmuseum.ru, vk.com/vseotomske, cultura24.ru, goskatalog.ru

Список источников, использованных при подготовке материала:

1) Бойко В.П. Томское купечество в конце XVIII–XIX вв.: Из истории формирования сибирской буржуазии. — Томск.: Водолей, 1996.

2) Волчек В.А. Развитие частной золотопромышленности Сибири в государственной политике второй четверти XIX века // Ползуновский вестник. 2006.

3) Дмитриенко Н.М. Томские купцы: биографический словарь (вторая половина XVIII — начало XX в.) Томск: ТГУ, 2014.

4) Дмитриенко Н.М. Томск. История города. Томск, 1999.

5) Жеравина А.Н. Томск второй половины XIX — начала XX в.: (по материалам дореволюционной печати). [Томск]: Изд-во Томского университета, 2010.

6) Ламин В.А. Золотой след Сибири. — Екатеринбург, 1997.

7) Пайбердин Н.В. Золотая лихорадка в Сибири. Научный журнал. — Иваново, 2016. — № 7 (8).

8) Потанин Г.Н. Тайжане: Историко-литературные материалы / Сост. Н.В. Серебренников. Томск, 1997.

9) Румянцев П.П. Служебный персонал золотопромышленных предприятий Сибири в XIX — начале ХХ в. Томск, 2016.

10) Скарятин В.Д. «Заметки золотопромышленника». СПБ, 1862.

11) Тимофеева О.Ю. «Сибирский Сан-Франциско» — «без жестокостей здоровью вредных»… // tomskmuseum.ru

12) Хроленок С.Ф. Золотопромышленность Сибири (1832–1917): историко-экономический очерк. Иркутск, 1990.

Подписывайтесь на наш телеграм-канал «Томский Обзор»