«Семейная привычка ничего не выбрасывать». В фотостудии Сергея Баканова

В небольшую фотостудию Сергея Баканова умещается сразу несколько веков. Пространство здесь решительно захватили документы и предметы из XIX и XX веков.

Мы разглядывали студийные артефакты, знакомились с их помощью с историей семьи Сергея и разговаривали об идее, недавно реализованной фотографом в проекте «Памятные вещи».

Оглядываем с порога заполненное раритетами пространство фотостудии «Сход снега». Сергей признается:

— Ничего не выкидывать — это у нас, видимо, семейное. Такие привычки уже у нескольких поколений. Деду один раз такое бережливое отношение жизнь спасло. Он в 1938 году ехал в командировку, у него были с собой все возможные документы, в том числе военный билет времен Гражданской войны, где было зафиксировано, что он не служил и не участвовал в военных действиях. Деда арестовали на вокзале, после чего он провел двое суток в следственной тюрьме НКВД на Новособорной. На него был донос сослуживца по кафедре. Но удалось доказать, что обвинения ложные, поскольку военный билет был у деда в портфеле. Он его предъявил следователю.

Деда звали Григорий Евстигнеевич Баканов, это он стал главным героем проекта «Памятные вещи». Дед жил в Томске, был женат на Вере Ивановне, урождённой Пшеничниковой. Её предки, томские старожилы, владели домом на улице Дзержинского — тогда Преображенской. Многие вещи бабушки сохранились. У Веры и Григория Бакановых было трое детей, младший, Пётр (1940 г.р.), — отец Сергея.

По другой линии предки Сергея Баканова — из Йошкар-Олы. Его прадед П.И. Степанов, сельский школьный учитель, был расстрелян в 1937-м, но, как ни странно, после него осталось множество фотоснимков, большинство — дореволюционные. Он и многие его родственники и знакомые любили фотографироваться и дарить друг другу фотографии, посылать их по почте, снабжая подписями и разными комментариями. Его жена Елизавета (в девичестве Собакинских) была из семьи священнослужителя, предки жили в Казани.

Старший брат бабушки Сергея, Константин Степанов, воевал, раненный попал в плен в 1942 году, прошел через многие нацистские концлагеря (среди них Аушвиц, Флоссенбург, Дахау) и умер через пару месяцев после освобождения. Так от талантливого молодого педагога и философа, владевшего в совершенстве несколькими европейскими языками, осталось лишь несколько тетрадок с рукописями да довоенные фотографии.

С Томском семья оказалась связана благодаря маме нашего героя. Она была врачом-терапевтом, окончила Томский медицинский институт. Родные с маминой стороны тоже придерживались традиции всё хранить и передавать из поколения в поколение. В том числе и на уровне историй:

— В детстве мама и её мама рассказывали мне про былые времена, про жизнь в дальних марийских деревнях, про разбойников, которые лезли в окно, волков, которых отгоняли кнутом, — вспоминает Сергей. — Бывало, от дома до дома в деревне шли, и попадали на стаю волков. Не было громоотводов, и в деревнях жутко боялись грозы. Бабушку в её детстве сажали на сундук с вещами во дворе под навесом во время грозы, чтобы, если молния попадет в дом, ребенок не погиб и сохранились вещи. Историй много. Я запомнил только часть. Они были реальными, не сказочными, в них фигурировали и старые какие-то вещи, которые я тут же мог потрогать. Помню, спал в детстве на дореволюционной подушке из маминого наследства, она была вонючая, кургузая, на ней неудобно было спать — мало внутри было пера. А это оттого, что, по семейным преданиям, когда-то в нее прятали фамильное серебро от разбойников. В послевоенные уже годы подушку, вроде бы, распороли и правда нашли несколько старинных монет.

Где хранить все вещи с историей и как дать им вторую жизнь — этот вопрос решился, когда у Сергея в 2011 году появилась фотостудия «Сход снега». Сначала он выстраивал ретро-интерьеры и звал людей погружаться в прошлое. Несколько лет назад занимался такими фотопроектами активно, затем это превратилось в увлечение для себя.

— Я — смесь гуманитария и физика. Окончил ТГУ, радиофизический. Нам обещали, что скорее небо на землю рухнет, чем мы останемся без работы. В 90-е оно упало. Я ушел из аспирантуры и стал дизайнером-рекламщиком, в 2010 году получил второе высшее уже как дизайнер, — поясняет Сергей. — Но у меня всегда были и гуманитарные интересы, и естественнонаучные. Я, учась ещё на радиофизическом факультете, участвовал в культурологическом семинаре, была такая экспериментальная межфакультетская группа (на основе нее потом создали Институт искусств и культуры при ТГУ). Моим научным руководителем на РФФ ТГУ был прекрасный преподаватель и известный томский библиофил Борис Николаевич Пойзнер. И всю жизнь я, во многом благодаря ему, исповедую путь памяти... Хотелось бы и сыну передать эту свою «ориентацию»…

Рассматриваем удивительные предметы из семейной коллекции. Документы и фотографии Сергей принес на нашу встречу из дома. Можно увидеть фотографии томских гимназисток 1916-17 годов.

Бабушкин аттестат тех же лет. Открепление прапрадеда за 1869 год, что он может покидать Томск и ездить на заработки. Удостоверение уже знакомого нам деда Григория — в 1920 году он работал гидротехником на выезде. А в Томск приехал из Подмосковья, поступил в ТТИ. На первых же курсах чуть не погиб — была эпидемия тифа (1919 год). Пока лежал в тифозном бараке, соседи по общежитию растащили все его вещи, зиму ходил на занятия босиком и без верхней одежды. Тот самый спасший жизнь в 1938 году военный билет о том, что Григорий не подлежит срочной службе. На Гражданскую войну дед не попал — пошел по научному пути.

Есть у Баканова даже домовая книга предков за 1851 год. Ее полиция обязывала вести всех домовладельцев. Внутри штамп — «Томская городская полиция». А вот книжки с нереализованными продуктовыми карточками за 1947 год:

— Тех, кто не успел использовать карточки, называли тогда «декабристами». Карточки отменили в декабре 1947 года, — уточняет Сергей. — Видно по страницам, что не куплены какие-то товары. Для реализации карточки требовались деньги. Она не обменивалась на продукт, а давала право его купить.

Вот уже не документы, а просто домашние предметы. Сшитая из двух книжка стихов для детей без обложки, которую читали нескольким поколениям Бакановых.

— Она состоит из книжки начала 20-х годов и другой, дореволюционной, там еще «Бог» пишется с заглавной буквы, «яти»… Было в детстве непривычно, — признается Сергей. — Стихи известных поэтов — Пушкина, Кольцова — и других авторов. Книжка разрисована, в том числе мной. Отмечу просто ужасную по качеству полиграфию, при этом книжка очень душевно сделана, с картинками.

Фотография в рамке страшная — на ней прадед запечатлен в гробу. При жизни, видимо, не снимали, а потом сделали последнюю фотографию, с копиями для всех родственников. Тогда такие вещи не пугали, их хранили дома. Прадед был похоронен на Преображенском кладбище (на Вершинина, где теперь «Смайл-сити»).

Среди предметов домашние вилки. Железные, очень острые. Остались от набора.

Пара старых топоров тоже семейные, датируются примерно 1 половиной ХХ века. Пимы точно довоенные — серые (неокрашенные), шитые-перешитые, дырявые.

Чернила в пузырьке 50-х годов. Правительственная телеграмма 1946 года, поздравляющая Г.Е.Баканова с высокой наградой. Открытка «Не болтай!» — оригинал военных времён, не новодел.

Не все вещи в коллекции Баканова достались ему по наследству. Что-то куплено, что-то найдено в старых домах, что-то Сергею дарят.

— Мой бывший научный руководитель Б.Н.Пойзнер порой чем-то делится. На днях от него послевоенную трость со змеями притащил, — показывает очередной предмет Сергей. — Тогда разрешили инвалидам и прочим вернувшимся с фронта подрабатывать себе на жизнь, делая кустарно подобные вещи. Ручной работы детские игрушки у меня тоже из семьи Пойзнера — это, например, «Волчишка», с которым он играл в детстве. Проволочный каркас игрушки обтянут окрашенной веревкой. Гитара тоже из его дома — его отца, еще 10-20-х годов. У нас была, но ее, видимо, уничтожили или продали в войну. В 20–30-е годы у людей «срабатывало классовое чутье». Если человек играет на гитаре, а еще и стильно одет, вероятно, он «не совсем свой». Могли принять за бывшего белого офицера. В вышеупомянутом доносе 1938 года об этом как раз и писали. Да, хранить дома гитару было рискованно.

Найти среди выкинутых вещей тоже можно много интересного. У Сергея Баканова даже есть фотопроект про томские помойки, где видно, как наследники относятся к вещам умерших родных.

— Выбрасывают из квартир все вещи, включая письма и фотографии, иконы, партбилеты, — вспоминает Сергей. — А самая удивительная история случилась в 2011 году. Я нашел тогда накануне Дня Победы на помойке фотоархив военного летчика (он прошел войну, потом работал в Богашево в гражданской авиации). Когда он умер, дочь продала его квартиру. В мусор попали военные фотографии, списки ветеранов авиаполка и их контактные данные (кто где жил или был похоронен на просторах СССР), многочисленные письма и даже секретная боевая карта пролета над Москвой во время первого парада Победы 1945 года. Я передал её тогда в музей, она уехала в Москву — оказалось, это единственный сохранившийся в России экземпляр. И он оказался на помойке.

Для проекта «Памятные вещи» Сергей придумал историю: «Новогодний вечер в семье Бакановых в военные годы». В процессе работы говорил со своим отцом, пересматривал старые фотографии и документы, перечитал воспоминания дяди.

— Новый год дал возможность объединить и тыловое бытие, и конкретное время, начало войны, — объясняет Сергей. — Сложился проект «Томск. Война. Новый год». Представил, как его могла встречать семья деда Григория, преподаватели политехнического. На столе свечки (для того, чтобы они горели в кадре, пришлось при естественном освещении делать длинную выдержку, пока все настраивал, снял кадр «с привидением»). Свет очень тусклый — не представляю, как предки жили только с ними, при них работали, делали уроки. Это же депрессия гарантирована. Кстати, у нас в семье есть традиция со свечами — сколько человек садится за стол, столько и свечей ставим. Подсвечники в композиции — из семьи Пшеничниковых. Лампа-керосинка стандартная для тех времен. Примус настоящий (фирмы PRIMUS), подобный починял в «Мастере и Маргарите» Бегемот. Железная перьевая походная ручка разбирается, словно трансформер, - с такими ходили в школу. На открытке — поздравление с Новым 1944 году от студентов. А если ее перевернуть, то с другой стороны портрет Сталина. Наряженная елка на периферии кадра: она ненатуральная. Ёлочные игрушки я давно коллекционирую, для этой работы подобрал довоенные и военные. В 30–40-е годы их делали из проволоки, из отходов производства, из проклеенной ваты. Стеклянные тоже встречаются, но их мало сохранилось. Что-то семейное, что-то я покупал. Датировать игрушки сложно, у них нет клейма. Можно только предполагать, когда и как они сделаны.

Салфетки вышивала моя бабушка (В.И.Баканова), скатерть же вязала В.Ф.Галайдо, прабабушка моей знакомой талантливой томской поэтессы. Портфель с документами — деда Г.Е.Баканова, в нем он и носил все бумаги. Настенные часы фотографу отдала знакомая фотомодель, они 40-50 годов. А карта на стене немного не той эпохи, скорее, это 1970-е годы. Но в войну висела у нас на стене такая большая карта СССР, на которой отмечали флажками линию фронта.

Попал в кадр ключ от уже несуществующего сундука. Такой типичный кованый дореволюционный ключ — подобный сундук был в любом более-менее зажиточном доме.

— В проекте у него несколько смыслов, — говорит Сергей. — С одной стороны, он символ того, что все двери заперты на засов — в начале войны бандитизм процветал, никому лишний раз двери не открывали. С другой стороны, скорее всего есть иудейская традиция хранить ключ от дома, которого у тебя больше нет. В одном историческом фильме-детективе («День гнева», Day of Wrath, 2006) об этом рассказывалось...

При огромном количестве уникальных памятных вещей сложностью было выбрать те, которые действительно необходимы для повествования о том тяжелом времени. Но здесь на помощь Сергею приходило второе образование: он оценивал работу как дизайнер и старался обойтись без лишних деталей.

Текст: Мария Симонова
Фото: Серафима Кузина