Принцип чтения.
Марина Аржаникова: «Не знаю, что для меня важнее – музыка или книги»
Марина Аржаникова, основатель фольклорно-этнографического ансамбля «Пересек», теперь в Томске гость редкий.
Приехала из Америки ненадолго, сейчас репетирует с родным ансамблем и с артистами ТЮЗа, общается с друзьями, но время поговорить о книгах нашла.
Наша героиня рассказала про свои книжные мечты, о влиянии учебы в 6-й школе на книжные предпочтения, особенностях американских магазинов и недавних литературных потрясениях.
— У меня семья не библиофилов, но в доме на полках стояли те книги, которые были в каждой советской семье. Никто мне не говорил: «Марина, читай, будь умной девочкой!». Я сама рано увлеклась чтением. Впрочем, я все сама делала в детстве: сначала была молчунья, играла с травинками, читала книжки, сочиняла рассказы, рисовала. Иногда опыты химические дома проводила. А еще ходила в музыкальную школу, потому, что папа был музыкант. В шестом классе увлеклась фотографированием, снимки потом проявляла, печатала… Весь этот процесс мне очень нравился.
Мы воспитывались на интернационализме. И это повлияло на литературу. В детстве мы непременно читали «Хижину дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу и «Дети горчичного рая» Н. Кальмы. Уверена, те, кто в детстве прошел через эти книжки, кто пролил во время их чтения ручьи слез, никогда не станут расистами.
Сказки я читала лет до 16! Разные, чаще народные. До сих пор считаю, что они закладывают основополагающие, извините за слово, нравственные нормы. И в русских, и в немецких, и в народных, и в литературных — одно и то же. Добро, зло. И добро побеждает…
Сейчас в моей жизни снова такой период, что хочется читать сказки. Не знаю, может, это потому, что у меня маленький внук. Недавно я даже написала в интернете, что меняю издания из детской серии «Библиотеки всемирной литературы» на старинные издания сказок.
Недавно у меня появился первый внук. Когда смотрю на него, то вспоминаю свое детство. Все вижу его глазами. Понимаю, что моя роль в его воспитании очень важна, мне надо многое дать этому ребенку, чтобы он прекрасно знал русский язык и русскую культуру. Он наполовину иностранец, моя дочь вышла замуж за американца. Я полтора года назад переехала к ним и помогаю, занимаюсь внуком.
Я училась в 6-й школе. Конечно, это на меня колоссально повлияло. Не постесняюсь сказать: 6-я школа — это особые люди! Это я не о себе, а обо всех ее выпускниках. Хотя там в мое время не было отбора учеников, принимали ребятишек из того района, кто жил в простых деревянных домах неподалеку от улицы Герцена. Но это была настоящая школа в том плане, что преподавалось системное знание.
Школа была с углубленным знанием немецкого, учителями были ссыльными немцами, люди, попавшие в Сибирь волей трагической судьбы. Я их очень уважаю: в их ситуации можно было всех ненавидеть, замкнуться в себе в ссылке. А они нас любили и передавали каждый день свою любовь к Германии, к ее культуре и языку. Я не помню ни одного недовольного взгляда. Неудивительно, что многие выпускники школы поступали на иняз, продолжали изучать немецкий, просто уже не могли с ним расстаться.
Математику, астрономию, историю, литературу Германии нам преподавали на немецком языке. Мы говорили на нем в совершенстве. Читали в оригинале и сказки, и стихи (я до сих пор могу прочитать, к примеру, «Лорелею» Гейне на немецком наизусть). «Безобразную герцогиню Маргариту Маульташ» Фейхтвангера, помню, читала параллельно на двух языках, у меня было две книги — на немецком и на русском. Огромное это было удовольствие. А по «Коварству и любви» Шиллера старшеклассники ставили при нас спектакль.
В школьные годы мы часто бегали в «Искру», где был отдел с немецкой литературой. К нам приезжали пионеры в синих галстуках из ГДР. В магазине мы покупали красивые книги. Советские издания в основном были скромные, а немецкие — с интересными иллюстрациями.
В юности у нас были популярные книги. «Над пропастью во ржи» — одна из них. Марк Твен — это книга из моего детства. «Принц и нищий» и «Приключения Тома Сойера», «Белый Клык». Не знаю, откуда она в нашем доме, но обожаю ее.
Я поняла: какие книги ты в детстве, в юности прочел, замирая, те ты уже всю жизнь не забудешь.
Когда мне было лет 18–20, то три произведения произвели на меня колоссальное впечатление. «Альтист Данилов» Владимира Орлова — его я недавно перечитывала, и это было также здорово. Другой важный роман — это «Черный принц» Айрис Мердок. Мы с друзьями вырывали друг у друга эту книгу!
А роман Жоржа Амаду «Дона Флор и два ее мужа» из двух частей. Там Дона Флора в юности и в зрелости. И ты идешь параллельно с ней. Когда юная, читаешь про нее молодую, а про ее зрелость кажется скучным. Сейчас, напротив, я читаю с интересом вторую часть, а на первую смотрю снисходительно.
Я бы могла получить другую профессию. Но кем бы я ни стала, уверена, что всегда бы читала.
В детстве я каждое лето уезжала к бабушке во Владикавказ. И первое, что там делала — шла и записывалась в библиотеку. Когда повзрослела, окончила школу, тоже ходила в библиотеки. Брала книги себе и дедушке. Однажды принесла домой «Люди, годы, жизнь», документальный цикл Ильи Эренбурга. А на следующее утро встаю в полшестого — на кухне горит свет. Дедушка сидит с книгой — всю ночь читал, не мог оторваться. Узнавал фамилии, героев, и был потрясен, что кто-то так пишет. Он, как и все участники войны, про нее промолчал, из него слова было не вытянуть, а кто-то написал откровенно.
По-моему, раньше читали, как пылесосы! Все в нашем поколении иногда непременно читали с фонариком под одеялом. Когда приходило время лечь спать, не хотелось мешать другим, а с книгой ты расстаться не мог. Я так всю «Войну и мир» Толстого прочитала, не пропуская даже батальные сцены.
Я могу понять, буду ли я читать книгу, по одному абзацу или даже предложению.
Мне стыдно, но я не домучила «Мастера и Маргариту» Булгакова. Несколько раз начинала, доходила до середины, некоторые куски мне в этой книге нравятся, но не все.
Если «Записки юного врача» Булгакова — это для меня совершенство слога, стиля, чистоты, то роман «Мастер и Маргарита» у меня не пошел.
Или то же самое с Достоевским — сколько раз я начинала «Бесов», мне было тяжело, хотя все их читали. Так и не прочла. Хотя в «школьном» «Преступлении и наказании» монологи и диалоги Порфирия Петровича могу читать бесконечно. Или «Кроткую». Обожаю Достоевского, мне нравится его стиль.
Когда началась перестройка, то мы даже не могли работать. Вырывали друг у друга книги, и спрашивали: «Ты читал?! Ты видел?! Ты уже купил этот журнал?! Ты знал, что такое было?! Как мы жили?!».
Часто перечитываю книги. Чехова могу читать просто бесконечно! Рассказы, пьесы реже. Хотя недавно посмотрела две постановки «Вишневого сада». Для американцев Чехов — это икона. Я думала, они никогда не поймут русскую душу, а на спектакле почувствовала, что они многое поняли, мне это было приятно.
К рассказам Чехова я пришла лет в 13. Мы, девчонки, пошли в кино. Фильм был по его рассказу «Цветы запоздалые». Фабула такая: у девушки умирают родные, она беднеет, заболевает чахоткой, влюбляется страстно в своего врач, а он думает только о деньгах. Везет ее на курорт в Баден-Баден, где она на балу умирает. После кино я поспешила найти этот рассказ. Открыла… А там всего несколько страничек, и еще с каким-то юморком написанных… Я заплакала! Речь о таких страданиях, а он над этим шутит. Я-то хотела читать длинный роман, переживать… А Чехов — он жесткий писатель, хотя у него и есть юмор. Или даже жестокий, так видит человека, что не по себе становится. Очень люблю Чехова.
Толстого люблю! Он глыбина, большая, шероховатая. Хотя, конечно, это дело вкуса, если кто-то не прочитал его романы, это ни о чем не говорит!
В юности я немного работала в томском ТЮЗе концертмейстером. Мне, как и всем девчонкам, нравилась богемная атмосфера. Тем более тогда в театре работали артисты из Ленинграда. Я сидела на репетициях, наблюдала.
Не могу сказать, что я театралка. Но мне нравится читать пьесы. Там только диалоги и монологи, а что между строк — это тебе надо проникнуть в текст, для этого нужна фантазия.
Пару лет назад у меня был период, когда я увлеклась пьесами — читала Островского, Горького, Толстого, в меньшей степени Чехова.
Впрочем, «Бесприданница» Островского мне запомнилась фильмом Рязанова «Жесткий романс». Там, по-моему, режиссер все усилил — Ларису всего лишь мужчины повезли на пикник, девушка этим себя скомпрометировала, а он устроил корабль, ночевку… Но сама по себе пьеса достаточно жесткая и, на мой взгляд, очень современная.
Стихами я увлекаюсь. Одно время любила читать известные стихотворения иностранных поэтов, например, Гейне, в разных переводах, сравнивать их. Переводчики — это счастливые люди! Они сами не пишут, но могут доносить чужие тексты. Иногда переводчик проделывает такую работу, что это уже его произведение.
Особенно я восхищаюсь переводом Александра Ромма «Госпожи Бовари» Флобера. Там каждый абзац прекрасен, если абстрагироваться от фабулы, от ужасной развязки. Какая стилистика!
Недавно у меня было книжное потрясение: я открыла для себя Горького! Начала с «Детства», потом прочла «Жизнь Матвея Кожемякина» и «Жизнь Клима Самгина». После «Жизни Матвея Кожемякина» впала на неделю в такой ступор, что даже на работу не могла ходить. Никто из писателей не говорит о России так точно, как Горький, который сам жил в провинциальных городочках, видел их изнутри. Только он так хорошо знает душу русского человека. Он гениален, и у него была бешенная популярность. Его пригласили в Америку, он был переведен на 22 языка… Такого успеха не знал даже Толстой.
Горький — это Россия, а я долгое время об этом даже не догадывалась. Как мы в школе его прошли и остановились на «Буревестнике», так я и думала: как можно это читать… А оказалось, у него же прекрасный, метафоричный, ни на кого не похожий язык. Для меня Горький просто гениален! Потом прочла переписку Горького с Чеховым. Поняла, что он очень образованный человек.
Я слушаю передачи Дмитрия Быкова. У меня есть специальная тетрадь, туда я записываю, на каких поэтов, писателей обратить внимание. Мое мнение может не совпадать с мнением Быкова. Но уже почти нет передач, где бы говорили о литературе. Когда-то Архангельский вел программу, Ерофеев, я за ними следила. Теперь один Быков остался. Слава богу, что он есть, и я его по два-три часа подряд слушаю.
Мне интересно следить за томскими авторами. Недавно открыла для себя томского писателя Вадима Месяца, сына известного академика. Мы встретились с ним в Америке в кафе «Дядя Ваня», где он выступал. Выяснили, что мы — выпускники 6-й школы, обнялись. У него и рассказ про нашу школу есть! Он читал свои великолепные стихи и рассказы, у него такой слог… И фантазия. Нет искусственности, это я очень ценю. Чувствую, когда надуманная конструкция или вымученная рифма. Не нужно этого…
Так получилось, что в большей степени я читаю русскую литературу. Хотя, вероятно, многое потеряла, не читая иностранную, чтобы понять другую культуру, конечно, надо читать ее книги. В Америке мне еще предстоит познавать культуру этой страны.
Наша семейная библиотека в Томске, хотя кое-какие книги я сразу же увезла к себе в Америку. Например, Лермонтова.
Люблю старинные книги. В Нью-Йорке много таких продается. Я однажды приобрела «Посмертное издание произведений Льва Толстого». Оно 1912 года, слова еще с «ятями»!
В Америке из русской литературы самые популярные авторы — Толстой, Достоевский, Чехов, Набоков. Это кумиры, их там любят, везде продают их книги. На моих глазах в Нью-Йорке молоденькая девчонка лет 18 покупала «Анну Каренину», нашла в магазине очень старое издание, и просто прыгала от счастья. Я даже сделала снимок, как она радуется. Я в той же лавочке купила не издававшийся у нас альбом «Россия в фотографиях». Тоже было очень счастливой.
Заметила, что в Америке много книжных. Они, как и у нас, закрываются, интеллигенция поднимает этот вопрос. Там же магазины потрясающие — люди приходят и проводят там полдня, сидят на полу, едят, им разрешается в книжках что-то подчеркивать. Можно включить музыку, поставить пластинки. Дети иногда спят на полу, пока мама ищет книгу. За людьми в книжных хочется наблюдать.
Мне всегда приятно держать книгу в руках. Хотя в цифровом формате я тоже читаю, никуда не денусь. Но книга бумажная мне нравится больше, а если она еще старая, то тогда просто живая!
У меня есть мечта о книжном магазине, где будут продаваться старые книги. Но не думаю, что когда-то найдется время воплотить ее в жизнь. Просто написала о ней недавно на фейсбуке.
Еще одна мечта — иметь меленькую комнатку, где стол с зеленым сукном, стремянка, лампа и вокруг полки с книгами, книгами, книгами… Такая крошечная библиотечка. Пока у меня дома такой нет, пока только памперсы и забота о внуке.
В Америке я начала сама писать маленькие рассказы, точнее, зарисовки. Они мне интересны. Если я где-то нахожусь, то вижу все. Смотрю, как сквозь фотоаппарат, на людей. Один мой рассказ опубликовали в «Сибирских огнях».
Про музыку я не читаю. А что про нее читать? Ее надо слушать и играть. Иногда думаю, если бы мне предложили: выбирай — книги, музыка или живопись, то было бы очень сложно. Не знаю, что из этого для меня важнее всего.
Фото: Саша Прохорова