Принцип чтения.
Василий Ханевич: «Для меня сегодня главный жанр — мемуары»

АВТОР

Мария Симонова

Можно было предположить, что Василий Ханевич, создатель и заведующий Томским мемориальным музеем истории политических репрессий, книги читает непростые, связанные с трагическим периодом нашей истории.

Так и оказалось: главный жанр для героя нашего сегодняшнего «Принципа чтения» — это мемуары тех, кто подвергался репрессиям, ссылкам и их близких.

Об этих важных текстах, документальных и художественных произведениях, книгах самого Ханевича и о том, что помогает ему психологически постоянно читать трагичные истории, мы и поговорили.

— Чтением я увлекся с детства, хотя наша семья была обыкновенная крестьянская, малочитающая. Но в школе я пристрастился к книгам, зрение во многом из-за них посадил. Родители переживали за мои глаза, запрещали мне читать, но я под одеялом, с фонариком взахлеб проглатывал романы Майна Рида, Александра Дюма… То, чем увлекались в 60-70-е годы дети. Так до сих пор и читаю, несмотря на свое зрение, хотя очки мне прописали еще в первом классе, и диоптрий с каждым годом становилось все больше. Мне даже не советовали поступать в вуз, но я не послушался, все равно поступил в университет и получил образование.

В селе Белосток Кривошеинского района Томской области, где я вырос, была своя сельская библиотека. Там я у заведующей библиотекой Зинаиды Трофимовны Поповой считался лучшим, можно сказать, образцовым читателем. Мы с ней и сейчас иногда созваниваемся по телефону. Когда я в драках с мальчишками разбивал очки, она иногда давала мне свои, у нас диоптрии были примерно одинаковые. Возможно, этим я еще больше усугубил свои проблемы со зрением. Но новых очков ждать в деревне в 60-70-е годы приходилось долго: пока закажешь новые в городе, пока их привезут…

В детстве книги я выбирал случайно — какие-то названия в разговорах со знакомыми звучали, иногда библиотекарь что-то рекомендовал. Давно это было, подробностей не помню.

Сейчас время так быстро летит, не успеваю читать беллетристику, художественные книги. Преимущественно читаю только то, что нужно по работе, для музея. Хочется еще многое сделать, завершить начатое, столько планов, а годы бегут.

В основном я читаю вещи мемуарного характера. Многие из них никогда книгами в полном смысле этого слова не станут, не будут изданы. У нас есть музейный проект «Последний свидетель», где мы собираем, обрабатываем, анонсируем и размещаем на сайте рукописи воспоминаний многих людей. У нас уже более 300 таких историй. Меня этот жанр привлекает. Из Москвы, когда бываю в командировках, привожу много книг. В основном тоже мемуары или труды по истории.

Мне сегодня важно читать мемуары и архивные документы для получения новых данных для задуманного нового издания: «Томская земля. 1917–1991. Из хроники политических репрессий». Что-то вроде «черной книги коммунизма» на томской земле. В ней не будет никакой беллетристики и обобщений: только в хронологическом порядке «убийственные» факты и краткие биографические справки на известных людей, кто подвергался политрепрессиям в её разных формах в разные годы советской власти. Из этих «голых» фактов и будет состоять издание. Собираю новые факты, новые документы, новые данные о судьбах людей. Мешает работе закрытость ведомственных архивов. Хотя значительный объем работы для издания уже выполнен, но над этой темой можно работать всю оставшуюся жизнь… Все равно это будет не вся «хроника», а только часть её… Получается весьма объемное издание, вот ищу для него издателей и спонсоров.

Я стал историком, музейщиком, наверное, потому, что всерьез обратился к семейной истории. По образованию я был полит-эконом, работал на кафедре политэкономии в инженерно-строительным институте, однако этот предмет изначально был «не мой», поэтому и не защищался… Вступил в декабре 1988 в общество «Мемориал» и задался целью узнать более подробно о судье своих дедов и прадедов, репрессированных в 1938 году. История трагической судьбы моих односельчан стала определенным символом трагедии польских переселенцев, живущих в СССР, попавших под каток репрессий. За одну ночь с 11 на 12 февраля 1938 года в ходе так называемой «польской» операции НКВД в моей родной деревне арестовали 88 мужчин, по сути, всех взрослых мужиков, кто там жил. Больше их никто не видел, не знал, что с ними случилось. Я задался целью прояснить их судьбу, составить полный список репрессированных, рассказать о них. Собирал воспоминания родных, начал писать в КГБ, просить доступ к документам, в 1993 году он стал возможен. Изучал их. В 1993 году в издательстве газеты «Томский вестник» вышла моя первая книга «Белостокская трагедия», изданная томским «Мемориалом» тиражом в 500 экземпляров. Фактически это был самиздат. Сейчас эта книга уже давно попала в разряд редких и не раз слышал от своих родных и близких жалобы: «У меня ее украли, взяли почитать, и не возвращают!». Для владельца книги такие случаи нерадостны, а для автора это, наверное, показатель востребованности его произведения… Переиздавать её сейчас не вижу смысла, хотя в 2009 году она в расширенном варианте была переведена на польский язык и издана в Польше. Но и в Польше весь тираж издания был быстро раскуплен. Впрочем, для тех, кто хочет ознакомиться с этой историей, выход из положения есть. Все тексты моих книг выложены на сайте мемориального музея. С ними можно там познакомиться.

После истории жителей моего родного села были другие публикации, книги, в частности «Католический некрополь города Томска. 1841—1920 гг.» — до 1917 года весьма востребованный жанр исторической науки — некрополистики. И это издание, одно из первых в уже постсоветской России положило начало возрождению некрополистики в нашей стране.

Однако меня больше всего привлекает такой жанр, как биография. Последняя объемная книга «Поляки в Томске. XIX—XX вв. Биографии», была издана в 2012 году издательством ТГПУ и получила премию журнала «Восточное обозрение» Варшавского университета как лучшая книга о поляках, изданная за пределами Польши. В ней собрано 545 биографий томичей польского происхождения. Это люди, которые на протяжении двух веков жили в Томске. Издана она в формате биографического словаря, однако большинство этих биографий написаны не в формате кратких биографических справок, а в формате развернутых биографий — очерков. В 2015 году эта книга вышла вторым изданием.

В прошлом году также вышла моя очередная книга «Католики в Томске. 1604—1917 гг.». Это монография, посвященная истории Томского католического прихода в досоветский период. На польском языке она скоро тоже выйдет, дополненная архивными документами. В ближайших планах — подготовить к изданию историю католиков в нашем регионе после 1917 года до 1990 года — возвращение местным католикам их святыни — католического храма, который в Томске многие традиционно называют польским костелом.

Почему именно католики? Мои деды и прадеды были католиками. Свои польские корни я помню, знаю, горжусь ими и как историк стремлюсь внести свою лепту в большую тему, которой занимаются многие специалисты-историки в России и Польше.

Для польских историков Сибирь — символ трагедии, страдания, ссылки. Хотя в тоже время она и место приложение их творческих и научных сил…

Во время сбора информации для своих книг я использую разные источники. В том числе и архивы, горжусь тем, что многие документы впервые ввел в научный оборот. Работал в разных архивах, преимущественно томских. Конечно, многое из открытых изданий, справочников, изданий о Томске что-то беру, их тоже надо читать! К польским источникам обращаюсь. Благодаря сотрудничеству с моими польскими коллегами-историками многое удалось узнать о тех поляках — томичах, о ком есть информация в польских источниках. Так, например мало кто знает, что у нас в Томске в молодости среди ссыльных членов семей польских повстанцев, участников восстания 1863 года находился культовый польский художник, философ Станислав Виткевич. О нем много написано. Или Конрад Прушинский, публицист, создатель книжного издательства, хорошо известный у себя на родине — его молодые годы прошли здесь, в нашем городе.

У меня дома тоже есть немалая библиотека. Русская классика — область профессионального интереса моей супруги, русиста и филолога по профессии. Вторая часть библиотеки преимущественно связана с темой моих научных изысканий, книги с дарственными автографами. Много трудов польских авторов, других российских историков. Этой темой я занимаюсь целенаправленно уже более 30 лет.

В нашем мемориальном музее тоже есть библиотека, она насчитывает несколько тысяч томов. Все они связаны с историями политических репрессий. Посетители приносят, присылают, привозят некоторые книги. Целевого поступления к нам нет. Многие книги у нас в единственном экземпляре в Томске. Например, вряд ли где-то еще есть это издание: «Офицеры, георгиевские кавалеры Первой мировой войны». В ней около 10 тысяч кратких биографических сведений. В том числе и о томичах есть. Это исследование историка, мемориальца из Тулы. Он мне и прислал её вместе со своим автографом. У нас есть книги, которые в других библиотеках города просто не найти.

Мечтаем сделать хорошую библиотеку, с каталогом. Книга для меня, нашего музея, очень важный источник информации. Люди приходят к нам искать информацию о своих предках, мы помогаем им, книги помогают нам.

Выдавать книги домой мы не можем, их читают у нас в музее. Проблема в том, что у нас нет помещения для библиотеки. Не можем все разместить. Надеюсь, со временем наши мечты материализуются: в музее должна быть библиотека.

Расскажу о книге, по моему мнению, одной из лучших среди мемуаров. Это книга Евфросинии Керсновской «Сколько стоит человек». Судьба этой женщины оказалась тесно связана с Томской областью. В 1941 году ее выслали из Молдавии в Молчановский район нынешней Томской области, в поселок Суйга, откуда в 1942 году эта смелая женщина совершила побег, но через полгода была поймана. Ее осудили, она сидела здесь, в этом подвале, где сейчас наш музей. В общей сложности 18 лет провела в лагере и в ссылке. В середине 60-х годов она написала рукопись своих воспоминаний, проиллюстрировала ее своими рисунками, их более 700. Долгое время она эту рукопись прятала, и только в 1990 году из публикаций в журнале «Огонек» мы впервые узнали об авторе уникальных воспоминаний и имели возможность познакомиться с её рисунками и некоторыми выдержками из воспоминаний. После этого был издан её труд в разных странах на разных языках. Самое полное издание, вместе с текстом и её рисунками вышло в 2006 году в издательстве «Российская политическая энциклопедия». В библиотеке нашего музея эта книга имеет дарственную надпись издательства. Вообще у нас сложились очень хорошие дружеские отношения с наследниками Ефросинии Керсновской, которые нас регулярно одаряют новинками все новых и новых изданий ее книги. В первую очередь читателей эта книга поражает своей искренностью, откровенностью, стилем изложения. Автор была образованным человеком, из профессорской семьи, знала шесть языков, обладала талантом рассказчика. Ее старший брат был художником, он критиковал ее рисунки, но они тоже шедевры, сделаны по воспоминаниям, дополняют историю.

Большая часть книги посвящена тому, как Евфросиния была выслана на территорию нашей области, как сбежала, как была арестована и сидела в тюрьме, где сейчас наш музей. Для нас этот текст важен с фактологической точки зрения. Значимо и название: «Сколько стоит человек». По ее мнению, столько, сколько его слово. Она не врала себе во спасение, правду в глаза рубила всем — охранникам, следователям, подругам (которых, возможно, поэтому у нее было немного).

Как я уже говорил, первая публикация, посвященная Евфросинии, вышла в журнале «Огонек» за 1990 год. Так я об этой феноменального характера женщине и узнал. Прочел про реку Обь, поселок Суйга, куда ее сослали, и заказал, тогда это еще было возможно, ее архивно-следственное дело в архиве областного управления КГБ. Очевидно, я был первым из исследователей, кто его прочитал. Убедился: все так и было, как она написала в своих мемуарах. Она откровенно говорила следователям все, что думала.

Свою книгу Евфросиния писала в 60-е, и могла из-за нее вновь попасть в заключение. Но ее это не останавливало.

Всем очень рекомендую познакомиться с этой историей. В Томске, вероятно, единственная книга у нас в библиотеке. Но полностью ее текст и рисунки есть на сайте, посвященном Ефросинии Керсновской, рекомендую почитать, посмотреть, познакомиться с судьбой этой удивительной женщины.

Думаю, сейчас бумажных книг читают меньше и меньше. В основном обращаются к интернету. Хотя книг издается много. Не знаю, покупают ли их, но вижу, моя дочь покупает. Есть приверженцы старого подхода. Конечно, хорошую книгу хочется подержать в руках, полистать, понюхать запах типографской краски… Мне как автору приятно, когда я держу в руках бумажный том своего труда. Зато когда я что-то читаю, то главное — сам текст. Такой эгоизм: свои люблю в бумажном формате, а чужих мне достаточно в электронном. Шучу, конечно. Но все равно в книге я ценю в первую очередь её содержание, а её формат, полиграфия, бумага… — дело важное, но не главное.

Почему люди хотят поставить памятники Сталину? В двух словах не ответишь. Сказать, что мы мало пока знаем о сталинском периоде, уже нельзя. Изданы сотни хороших исторических монографий, опубликовано тысячи ранее секретных документов, Конечно, хотя написано о репрессиях много, но этого все равно недостаточно. Просто многие из нас до сих пор не осознали, что в тот сталинский период народ был просто разменной монетой, простым винтиком государственной машины, человеческая жизнь ничего не стоила. И ради великих побед социализма, которые потом оказались мифом, миллионы людей были пущены в распыл, в лагерную пыль… Для дискуссий на эту сложную тему, с которой я связал свою жизнь, нужно иметь серьезную аргументацию, много читать, знать, на что ссылаться.

Я человек, родившийся в 1956-м, в год ХХ съезда КПСС, осудившего культ личности Сталина. То, что происходило в 30-е, 40-е годы — это не моя личная история, а моих дедов, прадедов. Я как транслятор. Изучив, узнав, расспросив, прочитав имею возможность донести до нынешнего поколения, до посетителей музея информацию о том периоде. Для молодых он вообще далек, они не пережили его сами, почти ничего не успели услышать от родных.

К художественным произведениям о том периоде, к книгам Домбровского, Шаламова, Солженицына, я отношусь замечательно. Александр Исаевич у нас был в 1994 году, нам удалось познакомиться. У нас есть его автограф, пожелания музею.

Варлам Шаламов — это крупнейший писатель, его художественные, не документальные произведения талантливо написаны. Позиция Шаламова как художника мне ближе, чем Солженицына. Между ними был спор, разногласие. Главная суть в том, что Шаламов, в отличие от Солженицына, был уверен: ГУЛАГ не может ничему хорошему научить, это чисто отрицательный опыт. Я с этим согласен. Но этот страшный опыт надо знать, чтобы он не повторялся в других эпохах, в другие времена.

Мне больше нравятся те книги, которые посвящены реальным историческим событиям, но при этом написаны живым языком. Не переполнены сухими историческими фактами, которые полезно, но трудно читать.

Правда, последнее, что художественное я перечитывал — это «Раковый корпус» Солженицына. Раньше его бегло читал. А иногда хочется вернуться к книге, и новые нюансы находишь. Художественное слово, обороты речи… Я советую любимые книги перечитывать. Думаю, многие так и делают.

Постоянно читать про репрессии, ссылки тяжело. Но у меня есть и другие интересы, не все же за книгами или за компьютером сидеть. Анекдоты люблю, хотя никогда их не запоминаю. Лучший отдых — это единение с природой, просто прогулка, люблю грибы собирать. Ружье и удочка — это не мое… Книга лучше.

Фото: Владимир Дударев