а последние 15 лет в Томской области начали открывать кружки селькупских ремесел, проводить уроки селькупского языка, создавать коллективы селькупского танца. За несколько лет у селькупов появился свой флаг, свой гимн, свои костюмы, песни и танцы. Мы поговорили с двумя библиотекарями, учителем, художником и хореографом, работа которых связана с селькупской культурой. Сами они селькупами не являются. Зачем им это нужно? Ищем ответ в пяти историях.

Татьяна выросла в Ласкине — сейчас заброшенной деревне, в которой половина жителей были селькупами, или остяками, как их привыкли называть. Сейчас Татьяна работает в Парабельской библиотеке и в 2015 году она принимала участие в создании книги «Обские напевы селькупов Нарымского края».

В библиотеке тихо, как и положено. Гудят лампочки, мужчина шуршит «Нарымским вестником». Специально для меня в библиотеке нашли все книги на селькупском языке: пару словарей, азбуку, сборник сказок, песни, переведенные на селькупский. Подхожу к столу Татьяны с книгой «Обские напевы».

— А эту книгу сколько раз брали? Навскидку.
— Человек 20.

— Книга тут с четырнадцатого года, правильно?
— Да.

— Как думаете, если бы книг на селькупском было больше, их бы брали, ими бы интересовались?
— Конечно, конечно, — кивает Татьяна и слегка улыбается.

— Проблема в том, что их немного?
— Проблема в том, что их некому писать. Вот сейчас Ирина Анатольевна (Ирина Анатольевна Коробейникова, активист общественного движения коренных малочисленных народов, специалист по селькупской культуре в Парабельском районе — прим. ред.) написала книгу, она будет издаваться в Японии, представляете? Да, селькупов не осталось. Раз, два и обчелся, простите за грубость.

В зале восемь компьютеров в ряд, большой телевизор, длинные столы, стеллаж, посвященный творчеству земляков, над ним большие буквы гласят «Не хлебом единым жив человек». За длинными столами периодически проходят конференции, посвященные селькупской культуре, проблемам малых народностей. Приезжают гости из Томска, из Колпашева.

Нас воспитали так. Не дай бог, чтобы в свидетельстве о рождении стояло «остяк» или «селькупка»

— Язык умирает, люди на нем не говорят. Культура-то должна быть не только русская. Вот сейчас фестиваль проходит («Этюды Севера» — прим. ред.): он не только наши регионы объединяет, он выходит на международный уровень. Приезжают из Хакасии, из этой…
— Из Кемеровской области, — к разговору подключается второй библиотекарь, Нина, — еще Алтайский край, Якутия…
— Очень много приезжают. В один год даже приезжали, ой, не англичане, а... французы!

— Почему французы приезжают, а селькупы даже сказки селькупские своим детям не рассказывают?
Пока Татьяна смеётся, Нина кричит: «Потому что они обрусевшие. Потому что они рассказывают русские сказки».

— Нет сейчас селькупских семей, которые бы поддерживали традиции. Они рассказывают «Курочку Рябу», «Колобка». Какие бы у нас ни были корни, мы — русские. Нас воспитали так. Не дай бог, чтобы в свидетельстве о рождении стояло «остяк» или «селькупка». В то время, в семидесятые, это было очень позорно.
— А сейчас?
— А сейчас престижно. Быть именно селькупом, не остяком. Вот недавно доказывал один, что селькуп, а в паспорте написано по-старому — остяк. Льготы ему не дают, потому что национальности «остяк» нет. Вот он через суд доказывает, что он селькуп. Раньше всех остяками называли. Это было обидное слово. У моей бабушки отец был селькуп — мои братья и сестры боялись: «Ой, не дай бог меня остяткой напишут». Паспорт получали и выдыхали: «Русские, слава богу».

— Есть ли что-нибудь такое, что вы переняли у селькупов, и сейчас даже об этом не задумываетесь?
— Так сейчас же все культуры смешались. Не только русская и селькупская культура, а все. Тот же борщ, он же украинский.
— Ну это Украина, а селькупы?
Татьяна и Нина хором отвечают: «Обласки!»
— А это что такое?
Татьяна объясняет: лодка, выдолбленная из одного дерева, борта которой потом наращиваются.

— Мы жили в Ласкине, там половина были остяки, — продолжает Татьяна. — Мы все дружили ребятами — и русские, и селькупы. В гостях нас угощали сушеной рыбой. Придешь к деду, очистишь рыбу от шелухи и грызёшь.
— Как печенье?
— Как печенье. В то время это было лучше конфетки! Такая вкуснятина.
Рыбу ловить учили и русских, и селькупских ребятишек. Я с папой часто ездила на рыбалку. Помню, поймали вот тако-о-ого налимчика! Это для меня был кит. «Папа, я возьму его и сохраню», — говорю я. Он, естественно, замерз, когда домой ехали, зима же.

Сейчас меня попросят какую-нибудь информацию по селькупам найти в библиотеке — я помогу, — говорит Татьяна. — Я много читаю. Те же сказочки прочитала в книге «Сказки селькупки Ирины», там они и на русском, и на селькупском. Я, хоть на селькупском и не умею читать, все равно интересно. Пою в селькупском коллективе, вот Нина тоже со мной ходит, хоть и не имеет к селькупам никакого отношения.

— Играет ли роль то, что у вас корни селькупские?
— Нет. Это точно нет. Я над этим не задумывалась, когда во все это втянулась. Зацепило, да и обращаются постоянно — отказать не откажешь, и интересно становится. Здесь, наверное, ответ в том, что я работаю в библиотеке: много книг, много информации. Да и вообще историю нужно знать, не только селькупскую.

Александра Малахова, руководитель хореографического ансамбля «Варг-Кара» (в переводе с селькупского — «две реки»), приехала в Парабель (село в Томской области с населением 6 тысяч человек, в котором проживает 91 селькуп) в октябре 2017 года. До переезда она ставила только русские народные танцы. Чтобы научиться ставить селькупские, пришлось идти в библиотеку, изучать источники и создавать селькупскую хореографию.

Участники ансамбля — русские ребята, ни одного селькупа. Медленно подтягиваются на репетицию: кто-то заболел, кто-то бабушке помогает, кто-то баню топит. Надевают джазовки и сапоги, сидят на лавочках, разговаривают. Александра показывает нам грамоты, вырезки из газет, которые хранятся в толстой папке достижений.

— Вот сейчас готовимся к «Радуге» — конкурсу национальной песни и танца, мы туда всегда привозим два селькупских номера, — говорит Александра.
— Особенности селькупского танца вы узнали, когда сюда уже приехали?
— Да, конечно. Танцев у них нет, можно сказать. Есть основы, символика: птицы, рыбы.
Сережа, самый высокий мальчик в коллективе, добавляет: «Манера поведения».
— Да, манера поведения животных. Это, конечно, стилизация. Все темы природные. У нас есть танец «Манжелкула». Еще есть «Изумба» — это свадьба, «Хорчегум» — удачная охота. У них все на охоте и рыбалке завязано.

 — Есть разница между тем, чтобы поставить русский и селькупский танец?
— Селькупский танец — более животный, что ли.
С этим же вопросом обращаюсь к танцорам. За них снова отвечает Сережа, парень с кудрявыми черными волосами и греческим профилем:
— Народный надо постараться, а селькупский та-а-ак. В селькупском можно поорать что-нибудь: «Ууу», «Ааа», животные звуки.
Анастасия продолжает:
— Мышцы другие работают. В селькупском танце надо найти в себе что-то природное. А в русском танце надо спину держать, руки напрячь, ноги тянуть. В селькупском больше прыжков. Ребятам лучше дается селькупский танец: они считают, что там меньше стараться надо. Потом в русском танце собрать их очень сложно.

В каждом танце должен быть смысл, сюжет — для чего все это нужно

— Вы общались с селькупами, когда работали над этой коллекцией?
— Они помогали мне с орнаментами, мотивами, стилистическими изображениями воды, чтобы меня направить как-то... Нет, я сам все это придумал. Я в музей ходил вдохновение искать. Не хочется обидеть никого, но само их искусство в зачатках. У них жизнь была трудная, нацеленная на выживание, не до творчества. Делали они эти калавазики, да (имеет в виду «кавалозы» — селькупские куклы-амулеты для охоты — прим. ред.). Вышивали одежду, были у них какие-то орнаменты. А то, что я делаю, — это мое видение их культуры как более современного человека.

— Всегда в такой работе что-то новое для себя узнаешь. Я знаю уже некоторые языковые особенности: что такое медведь, какое отношение к медведю было.
— А какое?
— Медведя называли младший брат, ка́рга. У них к природе почтительное отношение. Когда они охотились на медведя, то говорили ему: «Это не мы тебя убили, это русские убили».
— Почему так?
— А потому что они просили прощения, чтобы отвести от себя гнев, они говорили, что это русские.
— Сейчас они тоже так делают?
— Некоторые. Я с ними не общался, правда.

Почти все работы Юрия Владимировича хранятся у него в гараже. Мы садимся в машину, на заднем сиденье лежит целлофановый пакет с мелкими фигурками и украшениями из рога и кости: бусы, фигурка селькупки в меховой одежде, несколько рыб.
— Вы там поройтесь, девчонки, может, что-нибудь интересное найдете.
Работы, которые лежат в машине, дочь Юрия Владимировича потом будет фотографировать для продажи в интернете. Работы расходятся. Иногда летом мимо Парабели проходит туристический теплоход — на нем путешествуют иностранные туристы, для которых в Парабели организуют концерт и выставку работ местных ремесленников. Так что работы Юрия есть теперь и в Европе.

В просторном гараже все полки уставлены работами Юрия: мелкие зайцы и медвежата, абстрактные композиции, портреты по дереву и кости — все то, что он создавал за последние 15 лет.

 — Вы чувствуете себя человеком, который продвигает селькупскую культуру?
— Когда мы в Москву ездили на ярмарку северных народов, я был в селькупском костюме, в рубашке. И на фоне всего этого и ты чувствуешь себя частью этой культуры, как будто я сам становлюсь селькупом в какой-то мере. Да, конечно, отпечаток накладывает эта работа.

— Как вы думаете, надо возрождать эту культуру?
— А это в первую очередь задача селькупов. Конечно, надо. Все-таки истоки должны быть. Но у меня есть такое ощущение, что русским это сохранение нужно больше: некоторые русские учат селькупский язык, приобщаются, участвуют в самодеятельности, танцы делают. Работал я с одним селькупом, у него в паспорте было написано «остяк». Я говорю: «Серега, ты хоть знаешь одно слово?», он говорит: «Нет, не знаю».

Татьяна преподает технологию, организует школьные концерты и тематические классные часы. Один из таких — классный час, посвященный селькупской культуре, — с костюмами, свечами, музыкой и еловыми ветками.

На ее деревянном доме висит аккуратная туфелька. Позже Светлана нам объяснит, что идею она подсмотрела в интернете: гость засматривается на туфлю и не успевает подумать ничего дурного про хозяев дома. Возле печи греется кот, на холодильнике висит магнитик с фотографией дочери в селькупском костюме.

— Ой, я так рада, что к нам кто-то приехал, хоть рассказать о нас есть кому, — Татьяна достает из холодильника домашний торт. — Дочка у меня, Света, ходила в селькупский кружок, им там и костюмы шили, и сети плести учили. У меня раньше брат, кстати, сети вязал иголочкой. Из соседей кто научил или сам — не знаю. Раньше же одна программа была по телевизору и мы развлекали себя, как могли. Ребятишки в кружок этот ходили, им интересно было, потому что пойти больше некуда. Три года у меня Света ездила на «Этюды Севера» выступать. Хорошо, что дети развиваются, ездят, учатся общаться — тяжело им в маленькой деревне сидеть. А потом «селькупочка» наша прикрылась.

— Почему?
— Да деньги все. Более талантливые отсюда уезжают. И селькупов мало осталось, через дорогу соседка живет, тетя Люда Ипокова — селькупка. Когда вы ко мне ехали, я ее все расспрашивала про селькупов, а она мне: «Я ничего не знаю, я же маленькая была». Они эту культуру уже потеряли.

— А почему культура теряется?
— Да это давно все началось. Я не знаю. Все стремятся куда-то. Она и деревня умирает, вы посмотрите, девчонки, деревня умирает! Кто спасает деревню? Никто. А кто хочет жить в деревне? Кто хочет снег кидать? Корову держать? Всем неохота.
Сын ходил навоз кидать, а я этот торт стряпала. Крем пришлось делать из магазинной сметаны, это же не сметана, это вода одна! Он приходит, а я ему говорю: «Ты пробовал магазинную сметану»? Он говорит: «Пробовал». Я говорю: «Тогда кидай навоз, будем ждать, когда корова отелится, и будет у нас нормальная здоровая сметана».

Сидели мы при свечах
и рассказывали истории.
Надо чем-то просто детей увлечь. 
Решили завлекать культурой.
Мы порой так и живем, не преследуя
никаких глубоких целей

В Нельмаче я живу 25 лет. В детстве про селькупов я знала: у меня тетка была замужем за селькупом. У нас здесь все «перекручено».

Если бы я не знала, что Светлана Георгиевна (Чинина, учитель начальных классов, прим. ред.) селькупка, то я и не определила бы, что она той национальности. Но то, что мы с селькупами живем, — все знают. Это фишкой нашей стало, в газетах про нас постоянно пишут. Видать, поняли, что теряются корни. Стали музеи открывать, выставки делать, «Этюды Севера», фестиваль этот.
— А вы на нем были?
— Первый раз, когда я приехала, мне жутко понравилось: дух был такой здоровский. Приехали артисты: кто селькупы, кто хакасы, а кто — просто ряженые. Ну, здорово, костюмы такие шикарные. Когда второй раз поехала, там уже больше все было на деньги. Купля-продажа, торговые палатки. Еще вот эти летали, как их…
— Квадрокоптеры?
— Ну да. И везде милиция-полиция, а мне это подглядывание, подсматривание неуютно.

Татьяна достает стопку толстых семейных альбомов и показывает на черно-белую фотографию, на ней пожилая женщина и дети в костюмах.
— А вот это дети ходили поздравляли бабушку одну с Новым годом, она селькупка. Тогда все дети ходили наряженными по домам, всех поздравляли с Новым годом. Вот фотография — дочь моя и ее подружки... Эти кулончики, повязки на голову они сами себе делали в том кружке. Если в историю не вдаваться, то она может так и умереть, — добавляет Татьяна.
— А если культура останется в нашей памяти, но не будет продолжать жить — это нормально?
— Нет, это ненормально. Надо пытаться. Вот у нас пытаются.
— Это мы с другой учительницей, Маргаритой, тоже немножко селькупкой, — показывает Татьяна на одну из фотографий. То ли она предложила, то ли у нас все спонтанно получилось… В общем, мы провели классный час по селькупской тематике. Притащили веточки еловые, сели в круг, надели костюмы, Света моя нашла музыку: звуки бубна и пение горловое. У меня постоянно мероприятия, концерты, кто мать будет спасать? Естественно, дети родные. Зашли мы в класс, ребятишки сели, и Маргарита начала сказки рассказывать: она сама сочиняет и много историй от своей бабушки-селькупки помнит. Одна из таких историй — как медведь-шатун их семью в избушке держал. Сидели мы при свечах и рассказывали истории. Надо чем-то просто детей увлечь. Решили завлекать культурой. Мы порой так и живем, не преследуя никаких глубоких целей.

Небольшое деревянное здание одновременно делят библиотека, почта и больница. В библиотеке, которая состоит из одного зала, нас встречает Галина Александровна — заведующая в красном пиджаке и красными кудрями. Зал разделен на две части: в одной — прялка, льняные полотенца, лужайка с цыплятами; в другой — шкура медведя, рыболовные сети и чучело орла, правда, без головы.

— Видите, как у нас уголок называется? «Две культуры — одна судьба». Когда все начали задумываться, что внимание к селькупам нужно привлекать, я решила у нас в библиотеке что-нибудь устроить. Пришло мне название в голову, и я давай от него плясать: вот тут селькупский уголок будет, вот уголок русский. У нас здесь и забор даже селькупский построили, но пришлось убирать: полы там проваливались. И потихоньку-полегоньку все это начало собираться: шкура медведя, чучела.

Реквизит для уголка собирали всей деревней. Потом решили создать кружок. В мечтах организаторов дети занимались селькупским — но в Нельмаче селькупского уже никто не знал. Пригласили вести кружок Чинину Светлану Георгиевну, по происхождению селькупку. Дали кружку название — «Таккылымбэгу негэнд» — «Собраться вместе» по-селькупски. Раз в неделю, в воскресенье, она учила школьников делать украшения из бересты, долбить обласки, вышивать орнаменты. В прошлом году секция закрылась: Светлане Георгиевне перестали платить. Ребята по привычке иногда собираются, каждое лето готовятся к фестивалю.

— Мы экзотика, нас каждый год фотают! Мы уху там варим, всех угощаем, рассказываем об обычаях: как первую ложку в уху вставляли, как благодарили духа воды, духа огня. Книги про селькупов продаем, игры селькупские на меткость проводим. На нас уже прямо спрос — каждый год зовут, мы целую экспозицию привозим, нас даже по радио объявляют: «Будут гости из Парабельского района, северная область». А на самом деле приезжаем, нам все говорят: «Ой, а мы ни про вас, ни про селькупов ничего не слышали».

Мне все время говорят: «А вы какое отношение к селькупам имеете?». Отношение имею!
У меня внук селькуп! Моя дочь вышла замуж за полуселькупа. Но не в этом дело, — смеется Галина Александровна. — Я так давно занимаюсь их культурой, что чувствую себя ее частью

Галина Александровна показывает нам фотографии учеников в костюмах: это коричневые платья и рубашки, украшенные орнаментом. С годами костюмы изменились и стали больше похожи на русские народные: белая рубашка, зеленая ткань в цветочек.

— А почему сделали такие костюмы? Они же больше русские.
— Вот знаешь, в них легко, не так жарко. Мы к ним сделали нарукавники со всякими узорами. Смотрятся хорошо. А такую ткань выбрали... Это же еще и...
— Деньги?
— Да, девчонки, большие деньги. Но смотрятся они хорошо! Пойдемте я вам комнату покажу, где мы с детишками занимались. И картины рисовали, и корзины плели. Из чего только не плели, когда на материал денег не хватало. Вот костюмы висят, мы даже показы устраивали. Видите, это орнамент у них — лапа медведя. Род наш называется «род медведя».
— Вы вот говорите «наш род» — хотя вы не селькупка.
— Мне все время говорят: «А вы какое отношение к селькупам имеете?». Отношение имею! У меня внук селькуп! Моя дочь вышла замуж за полуселькупа. Но не в этом дело, — смеется Галина Александровна. — Я так давно занимаюсь их культурой, что чувствую себя ее частью.

Они трепетно относятся к природе, берегут ее, не убьют зверя, если он не нужен. Матку (в значении «самка животного» — прим. ред.), как русские браконьеры, — никогда не убьют. К дикоросам как они относятся? У каждой ягодки свой срок, и они раньше срока не пойдут рвать. С остячкой одной познакомилась, она говорит: «Галя, брусника только тогда цену имеет, когда ее три раза инеем убьет». А наши, русские, в августе покатили, вырвали ее зеленую. Понимаете, это у остяков это в крови.
— Они знают природу?
— И русские знают! Знать — одно, другое дело — соблюдать и уважать. Они очень приспособлены к жизни в природе. Когда русские сюда приехали, селькупы их научили правильно рыбачить, сети плести. Они и обувь научили нас делать. Походи в распутицу тогда, калош-то не было, это потом резина пошла. А они делали кожаные обувки, чуни называли. Надеваешь — нога теплая, еще мох подкладывали, чтобы не холодно. Они — чистоплотный народ. Дома всегда чистенькие, полы помытые.
— Отличался их дом от русского дома?
— У них всегда повернуты три окошка на реку. Не знаю, почему так. У нас же окна на юг всегда, у русских. А в принципе избушки маленькие. Наши остяки — они рыболовы и охотники. Они привязаны были к речке и лесу. А были же те, кто кочевал. У них не было застройки такой, как наши строили — на века. У них небольшие жилища, но опрятные.

В них нет алчности. Если селькуп тебя примет, увидит в тебе родственную душу, он тебе душу отдаст. Они очень добрые, они видят людей. Люди, близкие к природе, гораздо более искренние, приветливые. Они мне намного более приятны, чем некоторые наши.

— Мама рассказывала: селькупы жили — не тужили. Рыбы, леса вокруг много, дичь, ягода. Приехали русские — леспромхоз, дороги. И селькупы не очень-то рады были. А потом русские научили их пить. А пить им совсем нельзя. У них алкоголь не расщепляется.

Размашистыми генеральскими шагами Галина Александровна ведет нас в импровизированный селькупский музей. Показывает на корзинки из бересты, которыми сама пользуется в хозяйстве: ягода в них не мнется.

— А я вам рассказывала, что к нам испанцы приезжали? Они хотели в Нарым (село в Парабельском районе Томской области, известно как место политической ссылки, в том числе Иосифа Сталина), а не попасть было в Нарым, пришлось к нам ехать.
А я же не могу сказать «нет»! Партия так учила, да и до сих пор учит. Сначала мы их накормили, потом звоню Чинину (мужу Светланы Чининой, руководительницы кружка, прим. авт.), говорю: «Коля, как хош, вези их на рыбалку». А они, представляешь, в кедиках — Европа! Нашли им всякие приспособления, сапоги, Коля посадил их в тарантайку и повез рыбачить. Потом мы девчонок наших позвали, они надели национальные костюмы, как сети плести, показали, танцы станцевали — у испанцев восторг!