Принцип чтения. Илья Ротенберг: «Детям нужно как можно больше читать вслух»
Главный режиссер Томского театра юного зрителя Илья Ротенберг признается, что больше увлечен музыкой, чем чтением. Но о книгах он рассказывает очень увлекательно.
О пользе чтения вслух для детей, об авторах, чьи романы не смог осилить, о книге, помогающей понять пьесы Чехова и том, что общего между Вильямом Шекспиром и Реем Куни рассказывает новый герой «Принципа чтения».
— В детстве мама очень часто читала мне на ночь сказки: русские, зарубежные… Сегодня я могу всем родителям посоветовать как можно больше читать детям вслух. Это важно, это своеобразный театр. Книга — отдельный вид искусства. У него есть свои сильные средства. Как бы изобретательно не был поставлен спектакль, но литература обладает большим объемом, большими возможностями. Вы не видите того, что описывает автор, вы это воображаете. У театр другое оружие — это постоянный живой диалог со зрителем. Чтение всем, а особенно детям, помогает развивать фантазию. Надо обязательно ребенку читать вслух и обсуждать потом с ним книги. У меня так и было, но моя мама — учительница русского языка и литературы, так что другого и не предполагалось. И я очень ей благодарен за те беседы.
Мне хорошо запомнился момент из детства, связанный с книгами. Мне было лет 8, когда я заболел гриппом, лежал дома с высокой температурой. Мама взяла больничный. Она читала мне «Повесть о настоящем человеке». Выбор был неслучаен: у меня от болезни пропал аппетит, мама сварила куриный бульон, а я отказывался от него. Тогда она сказала: «А великий летчик Маресьев бы не выжил, если бы не бульон!». Начала читать мне повесть о нем, я был под впечатлением и съел бульон!
Две ключевые книги в моей жизни очень разные. Между ними нет ничего общего. Это «Три мушкетера» Александра Дюма и «Generatoin «П» Виктора Пелевина. Общий знаменатель между ними — благодаря им у меня возник интерес к чтению. До них меня приходилось заставлять браться за книгу. Читал, только если задали в школе или если мама ругалась.
«Трех мушкетеров» я прочел впервые лет в 13. Сейчас мне 34 года, я перечитывал книгу уже раз 15. Если сегодня она попадется мне на глаза, то я открою ее и не оторвусь от романа, пока не дочитаю до конца. Пелевина прочел несколько позже, лет в 16–17. Он меня поразил своей парадоксальностью. Особенность всех его книг с точки зрения художественного чтения (я не буду говорить о философии, буддизме, оккультных науках, поскольку в этом не силен) — в его позиции. Мир, привычный нам, он далеко не один, внутри него и вокруг есть множество других, которые мы не замечаем, но можем увидеть при определенном угле зрения. Как эти миры у него сталкиваются, смешиваются, как увлекательно путешествие по ним, сколько смыслов открывается в содержании! И Пелевин — мастер по владению литературным языком. К примеру, я помню цитату: «Сама по себе любовь не имела никакого смысла, зато она наполняла смыслом все вокруг». Это типичная пелевинская фраза. Она врезается в память, так точно и красиво сказано.
С книгами у меня получилось как с музыкой. Лет в 14 я услышал американскую группу «The Pixies», и все, теперь всю жизнь слушаю только
Хотя до сих пор есть книжки, которые я читать не могу. Например, «Улисс» Джеймса Джойса. Я пытался осилить эту книгу. Завидую людям, сумевшим прочесть ее от корки до корки, увлечься и получить впечатления, которыми они еще и беспрестанно делятся. А я примерно с
Такие же взаимоотношения у меня долго были с Достоевским. Все говорили: «Это же Достоевский!». А я не мог его читать. Потом
С того момента, как я стал режиссером, читать и слушать музыку для души у меня практически нет возможности. В последний раз для собственного удовольствия прошлым летом перечитал сборник рассказов Сергея Довлатова. Я его обожаю, даже предлагал актерам ТЮЗа сделать по нему этюды. Пока этого не случилось, но, возможно, такой спектакль
Сегодня я в силу своей профессии еженедельно читаю пьесы, инсценировки, рассказы. У меня уже выработался свой метод: если дошел до 3 страницы и произведение меня не увлекло, то я его бросаю. Если захватывает с первой страницы, то дочитываю, размышляю о нем, может, даже ставлю по нему спектакль.
Много читаю современной драматургии, российской и зарубежной. Меня интересует все, что пишет Ярослава Пулинович. Это «мой» драматург, я понимаю, обожаю, чувствую ее пьесы. Всегда с нетерпением жду ее новых работ. Нравится мне, что делают братья Дурненковы. А некоторые пьесы Павла Пряжко довели меня до дрожи… Хороших современных пьес много! Хотя их часто критикуют. Но благодаря книге Дональда Рейфилда «Жизнь Антона Чехова» можно понять, сколько ругали «Вишневый сад» и как тяжело это переживал сам автор.
Эту книгу о Чехове мне подарила замечательный театральный критик из Барнаула Елена Кожевникова. Так случилось, что примерно в одно время мы с ней по не очень приятным причинам покидали Барнаул. Внезапно у нас возник задушевный разговор, а потом она мне вручила прекрасную книгу.
Дональда Рейфилда читать не скучно. Это не публицистика, а художественная литература, написанная ироничным интересным языком. В книге — вся жизнь Антона Павловича и его творческое становление, объяснения, что и как сказалось на той или иной пьесе или рассказе. Самые великие пьесы Чехова не только великие, но и очень загадочные. Там много тайн, непонятных обстоятельств. Например, что такое звук лопнувшей струны? В книге все объясняется. Чехов писал пьесы, опираясь на свой жизненный опыт. За всеми персонажами его пьес — за ними стоят реальные люди, с которыми он общался или за которыми наблюдал. Если я
«Зачем нужен художник» Олега Шейнциса я купил зимой в Москве. Первым делом там поспешил в специализированный театральный магазин СТД, где столько важных и нужных книг продается, что я не удержался, купил 10. Несколько часов провел в магазине, изучал, что там представлено. Продавцы, видимо, не часто видят таких покупателей, они решили меня за мою дотошность вознаградить. Сказали: у нас есть такое уникальное издание, мы его никому не продаем, тираж всего 1 тысяча экземпляров.
Книга красивая подарочная, с обилием иллюстраций. Олег Шейнцис — художник, известный во всем мире. Он работал с Марком Захаровым, в том числе над спектаклем «Юнона и Авось». В своих мемуарах он размышляет, делится опытом. Сценография — это не просто оформление спектакля, а значительная часть замысла. Как в шахматах доска — это не просто доска в клеточку, а условие, правило. Не будет ее — не будет игры. То же самое — сценография спектакля. Я давал книгу Шейнциса почитать нашему художнику Владимиру Кану. Он ее 1,5 месяца читал и перечитывал. Я рад, что для него она оказалась важной.
У каждого режиссера, даже у тех, кто занимается исключительно современной драматургией, есть свои внутренние взаимоотношения с Уильямом Шекспиром. Они могут быть конфликтными, или, наоборот, похожими на влюбленность Мне же кажется, этот драматург проще, чем мы привыкли о нем думать. Важно понимать, что во времена Шекспира такого понятия, жанра как драматургия просто не было. Никто не писал пьесы. Уже потом появилось
Что такое «Гамлет»? Шекспир сочинял для своего театра детектив с элементами мистики. Некий датский принц всех убивает, после того как к нему пришел призрак и сказал: «Твоего отца убили и заняли трон». Если мы уберем всю философию, все чувственные аспекты пьесы, а будем рассматривать только сюжет, то мы и поймем, что это мистические детектив.
Как был устроен театр, для которого писал Шекспир? Немногочисленные зрители из привилегированных сословий сидели прямо на сцене. Челядь, горожане стояли в зале. Они пили пиво, шумели, вели себя примерно так, как сегодня болельщики на футболе. Более того, среди толпы стояло несколько больших бочек, чтобы по ходу спектакля люди могли справлять в них нужду. По моей гипотезе, Шекспир и писал детектив, чтобы заинтересовать всех пришедших в театр.
Настоящая магия этого автора, парадокс его текста, которому нет рационального объяснения — проходит время, и каждая эпоха открывает новые смыслы в этой пьесе. Времена театра на Таганке. И тот самый Высоцкий, тогда запрещенный, которого слушали на кухнях и боялись сделать звук громче, играл в театре на Таганке Гамлета. Это был не просто хороший спектакль, а культурное событие, повлиявшее на страну. Вот таким свойством обладает эта пьеса. У каждого поколения должен быть свой Гамлет. Но Шекспир этого не предполагал. У него не было таких амбиций и задач. Философствовать, созерцать, размышлять он пытался в своих сонетах, а в пьесах просто писал интригующую историю. Он и не думал, что мы сегодня будем читать его книгу, что «Гамлет» будет переведен на все языки мира, а на русском даже появится 8 вариантов перевода.
Выискивая новые смыслы и образы,
Книга, читая которую я плакал — это Эдуард Кочергин, «Ангелова кукла». Кочергин — знаменитый театральный художник, главный художник БДТ, работавший с Георгием Товстоноговым, живая легенда театра. Еще он пишет. «Ангелова кукла» — сборник рассказов о послевоенном Ленинграде. Их герои — уголовники проститутки, инвалиды войны. Казалось бы, чернухой, но ни в коем случае их нельзя так называть. Это щемящие истории трагически складывающихся судеб людей. Невероятно трогательные. По эмоциональной силе я мало с чем могу их сравнить. Разве что также затронул меня Эмиль Ажар, его «Вся жизнь впереди». Там герои тоже маргиналы. Видимо,
Вообще, хороших книг много, как и хорошей музыки. В одном разговоре всего не упомянешь…
Текст: Мария Симонова
Фото: Мария Аникина